Д. Нельсон - Турецкий горошек
В данный момент мой муж находится в командировке в Калифорнии, где пробудет до конца следующей недели. Мне нравятся его деловые поездки, поскольку тогда я могу проводить больше времени с Питером… хотя когда Дэвид дома, он так занят, что даже не замечает моих отлучек. А я от этого все еще испытываю странное возбуждение. Чувствую себя более виноватой.
Я приближаюсь к киоску Питера, и он, завидев меня, машет рукой. Сегодня он принарядился не в гороховый, а морковный костюм. Из-под зеленой ботвы выглядывает копна его темных волос. У него славянский тип лица с широкими скулами, в отличие от моей узкой, как бурундучья мордочка, физиономии. Окна закрыты, чтобы не растрачивать тепло. Вчерашнюю зазывную вывеску «Охлажденный лимонад» сменило предложение «Горячего шоколада».
Питер впускает меня через заднюю дверь. Внутри киоска довольно тесно, но вполне можно двигаться между грилем, холодильником и прилавком. Зеленая ботва его головного убора задевает потолок.
Перед моим мысленным взором вдруг мелькает образ моего отца, собирающего урожай моркови. Он очень гордился, что его овощи прижились на нашей каменистой почве. Наверняка он никак не ожидал, что я предпочту жить с человеком-овощем. Интересно, как бы он отнесся к этому. Наверное, поддержал бы меня, как поддерживал во всех моих начинаниях. Мы с ним обсуждали все «за» и «против», как два взрослых человека. Питер такой же.
– Я пролил шоколад на мой гороховый костюм, – говорит Питер. Его руки высовываются из прорезей костюма, и из-за темных рукавов рубашки они похожи на корни. Его объятие возвращает меня к реальности. Он похож на обнимающегося плюшевого рыжего медведя.
– Мы уйдем, как только придет Мухаммед. Мухаммед работает у Питера уже год, и его смена – с четырех вечера до шести утра – предоставляет нам возможность провести вместе вечер и ночь.
В окошко стучит покупатель, вероятно врач, судя по стетоскопу, болтающемуся у него на шее. Питер отодвигает оконное стекло, чтобы принять заказ на гороховое пюре и горячий сидр. Я выдаю заказ, когда приходит Мухаммед. Стайка листьев впархивает вместе с ним.
– Простите, я слегка припозднился. – Они с Питером ровесники, им по двадцать девять лет. Я не только влюбилась в овоща, мой возлюбленный на десять лет моложе меня. Мухаммед облачается в свой сельдерейный костюм, а Питер разоблачается, превращаясь обратно в человека.
Мой любовник живет недалеко от киоска. Он отказывается покупать машину, говоря, что не хочет добавлять грязи в городскую атмосферу. Мы срезаем путь к его дому, проходя через речку Мадди. Несколько уток, переваливаясь, ковыляют по берегу, чтобы подкрепиться принесенными Питером хлебными корками. Мы держимся за руки, забывая о том, что вокруг нас большой город.
Моему горошку принадлежит перестроенный каретный сарай. Ключ от двери такой огромный, что напоминает ключи от тюрьмы из ковбойского фильма. Чтобы открыть замок, ему приходится одновременно изрядно помучиться с дверной ручкой. Наконец ключ поворачивается, и входная дверь распахивается, пропуская нас в огромное помещение.
Стены покрыты книгами. Я не доверяю людям, которые не читают книг. Многие супружеские пары, знакомые нам с Дэвидом, используют книги для украшения интерьера.
Дэвид по крайней мере читает, хотя в основном книги, связанные с рабочей тематикой. Питер покупает мне антикварные книги, выловленные в «Букинисте». Мы оба любим эту книжную лавку, пропахшую старой бумагой и затхлой кожей. Моего мужа книги интересуют как вид вложения капитала.
А меня? Мне интересно, чьи глаза блуждали по строчкам старых книг, до того как они попали мне в руки. Кого любили их прежние читатели? Кого ненавидели? Когда я сказала об этом Дэвиду, он с недоумевающей скукой повел глазами. А Питер сказал, что ему близки мои чувства.
У входа в каретный сарай нас приветствует Босс, или Босси, золотистая охотничья собака Питера. По его словам, эта псина является единственным начальником, которого он признает. Она разрывается между желанием выразить свою привязанность и необходимостью выйти на улицу. Природа берет верх. Войдя в дом, Питер открывает холодильничек с эмблемой: «Меньше, да лучше».
Вытащив бутылку калифорнийского, он принимается за поиски штопора. Он никогда не может сразу найти его, так же как и ключ от входной двери, размер которого весьма впечатляющий. Но в его гостиной подобные вещи легко теряются из виду во всем этом нагромождении книг и журналов. Интерьер его дома выдержан в стиле «творческого беспорядка», заявляет он так, словно речь идет о колониальном[2] или французском сельском стиле.
В прошлом месяце я купила ему специальный брелок, который подает голос, если хлопнуть в ладоши, но он чирикает даже от лая Босси. Если бы я увидела в магазине чирикающий штопор, то купила бы и его тоже. Мы находим эту открывалку между «Сказками Матушки Гусыни» и журналом «Нация».
Заметив, что я дрожу, Питер растирает мне руки.
– Может, ты предпочла бы горячий чай? – спрашивает он.
Я киваю. Включая воду, он дотягивается другой рукой до чайника. Хотя у него уже щербатый носик, Питер не может расстаться с ним. Он говорит об этом чайнике, как о старом друге. Это подарок его бывшей домовладелицы в честь покупки этого каретного сарая. Она по-прежнему считает его бакалейщиком.
Найдя заварочный чайник, он смешивает два вида чая – «эрл-грей», черный с бергамотом, и катышки зеленого китайского чая.
– А что, если нам придумать кое-что получше, – говорит он. – Как ты относишься к горячему вину с корицей? – Дэвид никогда не отклонялся от намеченного плана. А с Питером идея пойти в ресторан в центре Бостона, могла обернуться прогулкой по пляжам в Нью-Гэмпшире.
Я все чаще сравниваю моего мужа и моего любовника. И до чего хорошего это меня доведет меня? Усугубит чувство неудовлетворенности моей семейной жизнью? И мое чувство неудовлетворенности будет смущать людей. Хотя внешне я выгляжу как женщина, у которой есть все, что только можно пожелать.
Мы с Дэвидом никогда не спорим. В случае каких-то расхождений во мнениях я могу пошутить о них, но не более того. Наверное, точно так же я веду себя с матерью – мирный путь, линия наименьшего сопротивления, накатанная дорога. Даже на работе я всячески избегаю конфликтных ситуаций. Однако чаще увлекаюсь профессиональными спорами, если их причины не затрагивают лично меня.
Глинтвейн и камин согревают нас.
– Мы успеем заняться любовью перед походом к Джуди и Марку, – говорит Питер, проявляя пылкость, которую я нахожу на редкость очаровательной.
Я бросаю все и взбегаю по лестнице. Балкон второго этажа выступает вперед, занимая половину гостиной. Когда-то там наверху находилось помещение для упряжи, а теперь раскинулось обширное спальное ложе. Сбросив одежду, я запрыгиваю под стеганое лоскутное одеяло на фланелевые простыни.
