Изабелла Сантакроче - Револьвер
Я сидела в кресле, когда решила снять портьеры. Телевизор включен. Балерины в смятении. Телефильм с пластмассовыми актерами. Шлюхи с членами. Ужасы преступлений. Я щелкала по каналам левой рукой. Пульт нацелен как будто револьвер. Я искала что-нибудь порнографическое. Для порнодивы, которой была я. Звезда страдания номер один.
Мы, я и Джанмария, познакомились весной. Я отмечала еще один день рождения. Я прожила уже двадцать восемь лет опустошающей меня жизни. Уже давно я работала на серой фабрике. Больше года. Наклеивала глаза пластмассовым куклам. Я им дарила неподвижный взгляд. Была вся перемазана клеем. Это все. Я убежала той ночью. Я бросила то чудовище на кресле-развалюхе. На столе записка. «Я ушла. Не ищи меня. Я не вернусь». Мое тело томилось. В жизни было полно дряни. Я хотела попробовать уйти. Хотела попробовать существовать. Искала лучшее существование. Другое. Праздничное. В бантах и кружевах. А нашла все ту же хреновую борьбу. Для мощной атомной бомбы. Для лат на груди. Для воинственного лука и острых стрел. Для самоубийства.
Убежав, я ездила на грузовиках, приезжая то туда, то сюда. Так, пустяки. Несколько дней я это делала, не двигаясь. Чемодан между ногами. Взгляд устремлен вперед. Сигарета за сигаретой. Этот гигант меня подобрал. В темноте я подняла руку. Одна. На обочине. Дрожа от страха. Он остановился, чтобы взять меня. Он был высоким. С горбом. Ему не удавалось выпрямиться. Он сутулился, чтобы не задевать головой крышу. Он никогда не закрывал рта. Вел машину, говоря о Боге и апостолах. Он говорил, что Бог живет на наших пальцах. Что мы его рисуем, ритмично ими двигая. Набрасывал его в воздухе. На груди светящееся распятие. Рыгал. Около ветрового стекла банки с пивом. Этой дорогой он никогда не ездил. На асфальте белая линия. Я, обкусывая ногти, не сводила с нее глаз. Я представляла, что вдруг откроется преисподняя. Чтобы наказать меня. Засосать меня. Вернуть меня в ту камеру. К тете в кресле на колесиках. Меня охватывало желание выпрыгнуть из машины. Открыть дверцу. Мертвым грузом. Прямо в яму. Возродиться змеей. Разноцветной птичкой. Окном. Ложкой, запертой в ящике.
Мы проехали невероятное количество километров. Спали прямо в грузовике. На стоянках. Я проститутка. Шлюха на прицепе. Я мыла общественные туалеты. Перекусывала оладушками с абрикосами. Выслушивала шутки. Решала кроссворды. Он время от времени тискал мою грудь. Я больше уже не могла. Хотела сойти. На третий день я решила остановиться. Далеко. Подходящее место. Этот гигант не хотел меня отпускать. Останься здесь до воскресенья. Я куплю тебе платье. Пойдем поужинаем. Семга и раки. Хорошенько отпразднуем. Я помахала ему рукой с тротуара. Убирайся, говнюк.
Площадь. Серое небо. Мало прохожих. Нелепое место. Где-то на Сатурне. Лавочки заполнены стариками. Посреди площади церковь. Полное смятение. Новое пространство. Что делать теперь. Было холодно. Была зима. Было тоскливо. Я была одна. Я нуждалась в какой-нибудь точке отсчета. Я подошла к парню с тележкой с бутылками воды. Я его спросила, куда он идет. Я проводила его в манеж. Его звали Лавинио. Он убирал в конюшне. Он мне улыбался, кривя губы, опуская брови. Он казался бумажным. Нарисованным маркировочным карандашом. Я бы могла поджечь его тело. Продырявить его своей сигаретой. Он разговаривал, смотря в землю. Показывал животных. Если хочешь, можешь покататься, ничего не потратив. Кажешься симпатичной. Ты слишком печальна. Было огороженное поле. Внутри лошади. Я пошла к ним. Обняла ту, белую. Я легко на нее села. Поскакали, он рядом со мной. Целых сто кругов. Ветер. Трава. Пустота. Я смотрела на чемодан на траве. Я устала. Я боялась. Это было новым. То же самое не имело смысла. Начал падать снег. Лавинио мне сказал, сойди с коня. Он замерз. Я отведу его в конюшню. Сверху обрушилась снежная буря. Она била меня в лицо. По волосам. По морде коня. По его гриве. Хлестала по глазам. Я била его руками. Он несся как безумный. Я очутилась «в сумрачном лесу» моего чувства вины. Я ехала в совсем темном лифте. В небоскребе покойников. Возвращалась от родственницы на колесиках. Пока я ехала на лошади, я знала, где была. Очень далеко от нее. Лицом к лицу. Я поднималась в лифте этаж за этажом. Подходила к ее двери. Она мне открывала, ее лицо в крови. Она выкрикивала ругательства. Я слышала ее крики, как лай. В животе у меня была собака. Она пожирала мои кишки. Как в тот раз, когда я застряла в лифте без света. С толстым синьором. С его далматинцем. Он на меня лаял. Схватил меня за живот. Хозяин не понимал его злости. Он не знал, что я была там. Забившаяся в угол девочка.
Я сидела в седле, как настоящая амазонка. Лавинио закричал, несчастная, давай сходи. Я упала прямо в грязь головой. Я убежала, вся перемазанная землей. Я с силой ударяла своими руками. Мне хотелось иметь мощные крылья. Я хотела подняться туда, где было голубое небо. Где была другая земля. Чтобы найти там радость. Внеземную радость.
Когда мы познакомились, была зима и от меня воняло пластмассой. Мне снились эти глаза. Они напоминали меня. Как и я, они ничего не видели. Я нашла эту мерзкую работу. В этом городе. Проведя две ночи под небом. Спазмы в желудке. Со мною случилось несчастье. Каждый день я повторяла это движение. Наклеивала синтетические зрачки. Я старалась не сдаваться. Мне слышался голос тетушки-склеротички. Она все время разговаривала со мной. Говорила, возвращайся. Говорила, ты маленькая безумица. Я пыталась представить ее уже мертвой. В своей могиле она усохла. На надгробном камне букет цветов. Выцветшая фотография оправлена, как поддельный бриллиант. Влажная земля, и никто, стоя на коленях, не молится за нее. Страдания раздирали мое лицо из-за того, что я осмелилась сделать это. Уступить. Меня отыскал социальный работник. Это произошло утром. Шел дождь. Я стояла в пустоте. Флажок трепал ветер. Он мне рассказал о ней, совсем одной в своем страшном кресле. Я превратилась в палача. У меня прорезались гнилые зубы. У меня была виселица. Детишки в мешках. Я хотела разрезать их на куски. Съесть их. Я была злой ведьмой с носом больше чем трансгенная картофелина. Я была убийцей, которой грозила каторга. Он очень вежливо посоветовал мне навестить ее. Пожить с нею еще годик. Дать ей возможность сдохнуть окруженной подобием любви. Я у ее изголовья. Разумный уход. Подаю ей утку. Судно прямо в кровать. Припарки с микрогранулами. Иметь терпение. Анджелика, все мы будем старыми. Я ответила ему мгновенно, не раздумывая. Отвяжитесь от меня. Я уже наизусть знаю этот ад.
Я жила в небольшом пансионе для горемычных одиночек. Если я ударяла руками, обои раскручивались. В двери гармошкой полно дыр. Я затыкала их бумагой. Ванная была общей. Находилась в конце коридора. Вся в какашках. В комнатке был крошечный умывальник, в который по ночам я мочилась, чтобы не выходить на холод. В шкафу водились тараканы. Ночами я смотрела, как луна набрасывается на стекла в окне. А на меня набрасывалась жизнь других. Меня трахали все. Мое тело могло приютить любого. Оно всегда занималась этим. Я позволяла мужчинам захватывать себя. Отдавала им всю себя. Женщины на работе сплетничали обо мне. Называли меня шлюшкой. А для мужчин все было по-другому. Для них я была принцессой. Я разрешала им царапать живот. Брала в рот их крайнюю плоть. У одного за другим. Как карамельки. Я была убеждена, что только так смогу выжить. Для своего тела я искала чрезмерного возбуждения. Чтобы в конце наполнить себя оргазмом. У меня все собралось там, внутри. Мое женское естество было моим сердцем и мозгом. Легкими. Душой с бумажной подкладкой. Я была рождена только для этого. И я такая. Женщина на потребу. Я не женщина. Я яичко в миске. Дай мне свой член и преобрази меня. Прекрасный жидкий гоголь-моголь. Излей на меня свою сперму.
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)
