Сандра Браун - Трудный выбор
Безвозвратно ушла в прошлое длинная челка из школьных лет. Теперь ее волосы были откинуты назад, оставляя открытым лоб, а также тонкие, красиво изогнутые брови. Естественная брюнетка, она получила в подарок от природы великолепные тяжелые густые волосы, которые рассыпались по ее плечам тем – ной волной, сверкающей в солнечных лучах, словно дорогое вино.
Канула в прошлое не только сама круглолицая девочка в школьной форме. Исчезли ее невинность и мечтательность, и она больше не верила в идеалы. Та женщина, что пришла ей на смену, слишком хорошо сознавала, что собой представлял этот жестокий мир с его эгоизмом и несправедливостью. И Грант Чепмен, без сомнения, также кое-что узнал об этом. Они оба уже не были теми людьми, какими были десять лет назад, и Шелли с некоторым недоумением спрашивала себя, зачем же она все-таки записалась в его группу.
– В то время была принята во внимание позиция президента Джонсона, – говорил он.
Шелли взглянула на свои часы. Оставалось всего пятнадцать минут до конца лекций, а она умудрилась написать в тетради всего несколько строк.
Если она и дальше будет так небрежно относиться к занятиям, ей вряд ли удастся добиться успехов в этом курсе политических наук, как когда-то в юные годы, когда Грант Чепмен читал у них курс гражданского права в Вэлли-Хай-Скул.
В следующий раз она постарается слушать более прилежно, пообещала себе Шелли и тут же унеслась воспоминаниями в далекий ветреный день, после первой в том сезоне бури с дождем и снегом.
– Не согласились бы вы помочь мне? – спросил он ее тогда. – Мне нужно разобрать кое-какие бумаги и документы. Быть может, вы смогли бы заниматься этим после занятий, скажем, пару раз в неделю?
На Шелли была длинная спортивная куртка, и она, сжав от волнения руки в кулаки, глубоко засунула их в карманы. Мистер Чепмен остановил ее во дворе между зданиями учебного корпуса и гимнастического зала. Порывы сильного ветра трепали его пышные волосы, чересчур длинные по нелепым правилам этого учебного заведения. Одетый в легкий, спортивного покроя плащ, он поднял воротник, ссутулился, стараясь повернуться спиной к северному ледяному ветру.
– Конечно, если вы не согласны, вам стоит только сказать…
– Нет, нет, – поспешила она его заверить, облизывая губы и надеясь, что не очень заметно, как они потрескались и пересохли от ветра. – Я с удовольствием вам помогу. Если вы думаете, что я справлюсь, конечно…
– Вы моя лучшая ученица. Последний раз вы подготовили великолепный доклад о судейской системе.
– Спасибо. – Она очень волновалась и про себя недоумевала, отчего так колотится ее сердце. Ведь это просто учитель, говорила она себе, что ты дрожишь так, дурочка. Но, конечно, если быть совсем честной, это был для нее не просто учитель.
– Если бы вы смогли разобрать контрольные работы по темам, то я бы занялся проверкой ваших докладов. Это позволило бы мне освободить несколько часов каждый вечер.
Ей бы очень хотелось знать, что он делает вечерами. Встречается с женщиной? Это была тема, по поводу которой строились самые разные догадки, но никто ничего не знал. В городе, где бы он ни появлялся, он всегда был один.
Однажды вечером, когда они всей семьей отправились пообедать в кафе, они встретили его там. Одного. Когда он заговорил с ней, она чуть не умерла от волнения. Отчаянно смущаясь и краснея, она, запинаясь, представила его родителям, и он поднялся из-за стола, чтобы пожать руку ее отцу. Как только они сели, ее маленький брат пролил молоко, и Шелли от стыда готова была прибить его собственными руками. Когда она вновь решилась взглянуть в ту сторону, где сидел мистер Чепмен, его уже там не было – он ушел.
– Хорошо, я согласна. Когда мне прийти?
Он прищурил глаза от яркого солнца, внезапно показавшегося из-за тяжелых серых облаков. Шелли никогда не удавалось как следует рассмотреть, какого цвета его глаза, серые или зеленые, или, может быть, что-то среднее, но ей очень нравилось, когда он так щурился и его темные ресницы слегка загибались кверху.
– Это вы должны сказать мне, когда вы сможете, – засмеялся он.
– Ну, в четверг у нас собирается группа поддержки, потому что на пятницу запланировано собрание. – Идиотка! Зачем она это говорит, будто он сам не знает, что будет в пятницу! – А во вторник у меня занятия по музыке. – Какое ему до этого дело, Шелли, опомнись! – Значит, лучше всего понедельник и среда.
– Вот и замечательно, – ответил он, продолжая улыбаться. – Брр, ну и холод! Может быть, лучше войдем внутрь?
Она едва справлялась со своими дрожащими, непослушными ногами, когда он неожиданно взял ее под руку и проводил до двери учебного корпуса. В ту минуту, когда тяжелая дверь закрылась за ними, Шелли подумала, что она едва не упала в обморок только оттого, что он дотронулся до нее. Она никогда и ни за что не расскажет о том, что произошло, никому из своих подруг! Это была слишком драгоценная для нее тайна, чтобы кому-нибудь ее доверить.
Тихие и спокойные часы, проведенные в его классной комнате, незаметно стали для нее тем стержнем, вокруг которого вращалась теперь вся ее жизнь, превратившаяся в сплошное и мучительное ожидание. Она страдала и тосковала в те дни, когда не надо было идти к нему, а в те дни, когда она должна была помогать ему в работе, она с отчаянным нетерпением ждала последнего звонка, возвещавшего о конце занятий. Но как только бралась за ручку его двери, стремительность и решимость тут же покидали ее, и она едва могла вздохнуть от волнения и робко стучала в дверь. Иногда его не было, и тогда она находила на столе кипу бумаг с подробными инструкциями. Она занималась сортировкой работ своих одноклассников с таким старанием и прилежностью, с какой ничего и никогда еще не делала в своей жизни. И все это время она ждала, когда он придет. Если он позже присоединялся к ней, то всегда приносил бутылочку газированной воды. Ради этого момента, когда он появится и одарит ее теплотой своей улыбки, она готова была ждать его целую жизнь.
Как-то они сидели в комнате, каждый за своим столом, и она отмечала разобранные бумаги красным карандашом, который он ей вручил. Через какое-то время он поднялся из-за своего стола, где читал неразборчивые сочинения ее сверстников, и стянул через голову свой пушистый свитер.
– Мне кажется, здесь слишком жарко. Школа совсем не принимает участия в кампании по сохранению энергии.
В то время она даже не удивилась этой его патриотической сознательности, до такой степени она была им ослеплена. Он сцепил пальцы в замок и, вывернув руки, поднял их высоко над готовой, потянулся всем телом, выгибая спину. Шелли как завороженная наблюдала за игрой его великолепных мускулов, рельефно проступивших под мягкой тканью тонкой рубашки. Затем он глубоко вдохнул и легко, свободно выдохнул, опуская руки. Он расправил плечи, сбрасывая с них напряжение, и широко улыбнулся, как улыбаются люди, умеющие радоваться жизни.
