Мерилин Лавлейс - Ее незабываемый любовник
– Натали, – процедила она, морщась, поскольку вопли за ее спиной сменились оглушительным визгом. – Натали Кларк. Заходите, заходите.
Дом уже семь лет работал агентом Интерпола. За это время он помог посадить немало наркоторговцев, дельцов черного рынка и мерзавцев, продававших девочек и мальчиков тому, кто больше даст. Только в прошлом году он распутал и опроверг обвинение в убийстве и киднеппинге, здесь, в Нью-Йорке, выдвинутое против мужа Джины. Но сцена, представшая взгляду, когда он остановился в дверях элегантно обставленной гостиной герцогини, почти заставила его поджать хвост и сбежать.
Взъерошенная Джина пыталась удержать краснолицего, бешено извивавшегося младенца в платьице с оборками и кружевном чепчике с большим розовым бантом. Зия прижимала к груди второго, точно так же одетого и разъяренного ребенка. Герцогиня сидела, гордо выпрямившись, и хмурилась в поистине королевском неодобрении, в то время как пышнотелая гондураска, служившая экономкой и компаньонкой, стояла у входа в кухню с гримасой на темном лице, пока близнецы воем предъявляли претензии.
К счастью, предел терпения герцогини истощился прежде, чем Дом поспешно отступил. Сверкая глазами, она стиснула рукоять трости из слоновой кости белой рукой с голубыми венами.
– Шарлотта!
Трость ударилась о пол. Раз. Другой.
– Амалия! Будьте добры немедленно прекратить этот шум!
Дом не знал, что подействовало, громкий стук или команда, но вопли немедленно иссякли, как вода в перекрытом кране, и в залитых слезами глазках блеснуло изумление. Воцарилось благословенное молчание. Если не считать судорожной икоты девочек.
– Спасибо, – холодно обронила герцогиня. – Джина, почему бы тебе и Зии не отнести их в детскую? Мария принесет им бутылочки, как только из «Остермана» доставят молоко.
– Они вот-вот приедут, герцогиня.
Экономка, покачивая широкими бедрами, вошла на кухню.
– Я приготовлю бутылочки.
Джина направлялась в коридор, ведущий в спальни, когда увидела четверо– или пятиюродного кузена.
– Дом! – воскликнула она, послав ему поцелуй. – Я поговорю с тобой, когда успокою девочек.
– Я тоже, – поддакнула сестра с улыбкой в темных глазах.
Дом поставил сумку, пересек гостиную и расцеловал герцогиню в обе щеки. Ее тонкая, как бумага, кожа издавала слабый аромат гардений. Глаза, хотя и затуманенные временем, почти ничего не упускали. Включая гримаску, которую он не мог скрыть, когда выпрямился.
– Зия говорила, тебя ударили ножом. Опять.
– Нож задел ребро.
– Да, нам нужно поговорить об этих ребрах и пулевых ранениях, ты их подцепляешь с устрашающей частотой. Но прежде всего налей нам…
Она осеклась, когда в дверь позвонили.
– Это, должно быть, доставка. Натали, дорогая, распишитесь, пожалуйста, и отнесите молоко Марии.
– Конечно.
Дом проводил взглядом незнакомку и повернулся к герцогине:
– Кто она?
– Помощник-референт. Сара ее наняла помочь с книгой. Ее зовут Натали Кларк, и, кстати, я хотела поговорить и о ней.
Доминик знал Сару, старшую внучку герцогини, бросившую работу редактора в модном глянцевом журнале после свадьбы с миллиардером Девоном Хантером, выбившимся из низов. Знал он также, что Сара имела диплом Сорбонны по истории искусства и не отказывалась от посещения музеев по всему миру. Это и тот факт, что тысячелетние шедевры были сняты со стен и постаментов, когда Советский Союз захватил герцогство Карленбергское несколько десятилетий назад, побудило Сару записывать все, что она знала и слышала об утерянных сокровищах. Таким образом на нее вышел нью-йоркский издатель, предложив шестизначную сумму в качестве аванса, если она превратит свои заметки в книгу.
Дом не знал только, какое отношение эта книга имеет к нему, не говоря уже о помощнике-референте. Девушке не более двадцати пяти лет, но одевается она как отрекшаяся от обетов монахиня. Плохо постриженные мышино-каштановые волосы. Никакого макияжа. Квадратные очки с толстыми линзами. Простенькие балетки и бесформенное полотняное платье.
Когда за ней закрылась дверь, Дом, не выдержав, спросил:
– Не понимаю, что общего между мной и Натали Кларк? Почему вы хотите поговорить именно о ней?
Герцогиня небрежно взмахнула рукой:
– Налей нам палинки, и я все расскажу.
– Может, лучше бренди? В последнем имейле Зия сказала, что…
– Ба! Твоя сестра носится со мной больше, чем Сара и Джина, вместе взятые.
– И не без причины, верно? Она доктор. И лучше понимает проблемы с вашим здоровьем.
– Доминик!
Герцогиня пронзила его стальным взглядом:
– Я говорила твоей сестре и своим внучкам. Скажу и тебе. Тот день, когда я не смогу выпить аперитив перед ужином, станет днем, когда вы сможете отправить меня в дом престарелых.
– То есть вы не сможете перепить нас всех?
Дом, ухмыляясь, подошел к буфету и налил два хрустальных бокала.
«Ах, до чего он красив», – со вздохом подумала Шарлотта. Эти темные опасные глаза. Брови вразлет и блестящие черные волосы. Стройное крепкое тело, унаследованное от выносливых всадников, которые мчались по степям на крепких лошадках и опустошали Европу. В его жилах, как и в ее собственных, текла мадьярская кровь, смешанная, но не стертая веками браков с членами королевских семей когда-то великой Австро-Венгерской империи. Герцогство Карленбергское было частью этой империи. Крохотной частью, разумеется. Зато с семисотлетней историей. Теперь оно существовало только в пыльных исторических книгах, одной из них предстояло изменить жизнь Доминика. Возможно, это и к лучшему, хотя Шарлотта сомневалась, что он так посчитает. Не сначала. Но со временем…
Она подняла глаза, когда причина этих перемен вернулась в гостиную.
– А, вот и вы, Натали. Мы как раз собирались выпить аперитив. Присоединитесь к нам?
– Нет, спасибо.
Рука Дома замерла на пробке графина богемского хрусталя, который он и Зия подарили герцогине при первой встрече. Решив смягчить неуступчивого референта, он медленно улыбнулся:
– Уверены? Абрикосовый бренди – это национальный напиток моей страны.
– Уверена.
Он моргнул. Черт возьми! Кажется, ее нос снова дернулся, словно она унюхала дурной запах. Какие, черт побери, небылицы плели о нем Зия и/или Джина? Пожав плечами, он налил палинку в два бокала, один отнес герцогине и сел рядом с ней. Уж кому-кому палинка и не повредит, так точно референту. Чрезвычайно крепкий бренди двойной перегонки заставит задрожать не только ноздри.
– Сколько ты пробудешь в Нью-Йорке? – осведомилась герцогиня, сделав первый глоток.
– Всего один вечер. Завтра у меня встреча в Вашингтоне.