Риза Грин - Девять месяцев из жизни
– Встречу я вас, встречу. Собственно, я уже еду. Одно время я ходила с ними на аджилити каждую неделю, но потом его перенесли на субботу утром, а в субботу утром я бегаю в парке со своей подругой Стэйси, и в итоге бег победил. Но сегодня у них показательные выступления, и я хочу поболеть за Зою. Думаю, для поддержания уверенности в себе собакам тоже периодически нужны радостные вопли болельщиков.
– Прекрасно, – говорит он. – Сейчас я тут закончу, и скоро увидимся. Целую.
– Целую, – говорю я. – Пока.
Я заканчиваю разговор и собираю разметавшиеся по лицу волосы, пытаясь увязать их в хвостик, при этом рулю локтем и набираю номер своей подруги Джули.
– Але!
– Привет, Джул, это я. Ну так как, мы сегодня обедаем?
Джули – одна из моих ближайших подруг, каковой факт продолжает удивлять меня все семь лет нашего знакомства. Людей, настолько не похожих друг на друга, надо еще поискать. Если я всегда была мизантропом и циником, Джули – самый благостный, доброжелательный и позитивно настроенный человек на планете. Все эти дурацкие тесты про наполовину пустую и наполовину полную бутылку коньяка написаны про нас с Джули. И жизнь у нее всегда была позитивная и благостная, и ничего плохого с ней никогда не случалось. Вообще-то я терпеть не могу таких людей и никогда не отказывала себе в удовольствии похихикать у них за спиной, так что у меня нет никакого достойного объяснения, почему я могу спокойно переносить ее благообразность и позитивность. Единственное, что приходит в голову, – это инстинкт, который лучше меня понимает, чего мне не хватает, и он тянет меня к Джули, как малокровного к парному мясу.
Последние три недели мы с Джули, как всегда по пятницам, собирались пойти куда-нибудь пообедать (вместе с мужьями, но это не считается, потому что они усаживаются друг против друга и разговаривают про бизнес), но Джули каждый раз отменяла мероприятие. В первую пятницу она плохо себя чувствовала, в следующую она ужасно устала, потом она обедала с родителями. Я бы подумала, что это вранье, если бы не была полностью уверена, что она просто психологически не способна врать.
– Ой, Лара, привет! Извини, что так вышло на той неделе. Сегодня обязательно встретимся.
– Да ну, что же случилось? Ничего получше на сегодняшний вечер не подвернулось?
– Перестань, ты же так не думаешь... Когда ты хочешь пойти?
– Не знаю. В пять мы идем с Зоей на аджилити, потом надо будет закинуть ее домой и покормить. Честное слово, иногда с этой собакой чувствую себя то ли мамашей, то ли тренером сборной. Давай в семь, пойдет?
– Отлично. До встречи.
Я заезжаю в парк и пробираюсь к самому дальнему концу парковки, откуда хорошо видно, что собачники все еще устанавливают полосу препятствий. Терпеть не могу устанавливать полосу препятствий. Первые несколько занятий я им помогала, но только потому, что мне неловко было сидеть, когда они таскали всякие тоннели и барьеры. А потом я поняла, что если приходить минут на десять попозже, то заниматься этим не придется. Пока они заканчивают, я достаю зеркальце и в течение нескольких минут пытаюсь пальцами распутать колтуны, образовавшиеся на моей голове. Когда я вижу, что устанавливается последний барьер, я беру из багажника одеяло и неспешно иду через поле.
Эндрю с Зоей нигде не видно, так что я расстилаю одеяло подальше от всех и с удовольствием плюхаюсь на него. У меня нет никакого желания общаться с маньяками аджилити. Насколько я знаю, Эндрю – единственный представитель от мужчин в этом виде спорта. Все остальные – толстые лесбиянки средних лет, одержимые своими собаками и беззастенчиво использующие их как замену детям, которых у них никогда не было. Бамперы их машин украшают наклейки типа «Со мной едет моя шелти» или «Моя собака – почетный студент собачьей школы Западного Лос-Анджелеса», и одежду они покупают по одному каталогу, специализирующемуся на шмотках с картинками и надписями про все существующие породы собак. Одна дамочка как-то заявилась на занятия, чуть ли не рыдая по поводу потерянной сережки в виде немецкой овчарки. Как хотите, но для меня это слишком. Я, конечно, нежно люблю свою Зою, и все такое прочее, но делать ее лейтмотивом своего гардероба – увольте.
Не успев обдумать, как бы мне поаккуратнее избежать зрительного контакта с кем бы то ни было, я слышу голос Эндрю:
– Лара! Лара!
Я поднимаю глаза и вижу Зою, несущуюся ко мне на всех парах. Она лает как бешеная, а за ней несется Эндрю, ухватившись за поводок в тщетной попытке не дать собаке вырвать его руку из плеча.
– Зоя, тихо, тихо, к ноге! Зоя, к ноге!
Я так до сих пор и не знаю, зачем он с таким упорством притворяется уверенным, что собака понимает команду к ноге или что она будет выполнять ее, если вдруг все-таки чудом понимает. Боже мой, это же терьер. Терьеры не подчиняются командам. Когда Эндрю добегает до меня, он уже еле дышит.
– Клянусь, я когда-нибудь надену этой собаке заглушку.
Я оглядываюсь по сторонам:
– Ты хотел сказать – намордник?
Он смотрит на меня и пару секунд раздумывает. Я его явно смутила.
– То есть это так называется? – спрашивает он, и я киваю головой. – Серьезно?
Я закатываю глаза. Эндрю за всю жизнь прочел не больше двух книг, и в результате с трудом говорит по-английски. Он на самом деле умный мужик, но об этом никто не догадается, услышав его речь, потому что он постоянно путает и слова, и целые фразы. Я встаю и забираю у него поводок:
– Эндрю, оставь в покое бедную собачку. Она просто хочет поздороваться со своей мамочкой.
Услышав это, Зоя подпрыгивает и повисает на мне, получая в ответ тысячу поцелуев. В соответствии с нашим ритуалом приветствия она яростно вылизывает мне все лицо и рот.
– Здравствуй, пуся, здравствуй, мой хороший, скучала по своей мамочке? Мамочка скучала по своей девочке, вот какая у нас девочка красивая...
Праздник любви продолжается минут десять, на протяжении которых Зоя машет хвостом с такой скоростью, что начинаешь думать, не взлетит ли она. Если бы мне удалось освоить этот источник энергии, я бы смогла обеспечить электричеством небольшой город.
В это время раздается голос нашего дрессировщика – гигантской женщины по имени Джин, которая натаскивала свою собаку голосовыми командами, потому что с таким весом с собакой не побегаешь:
– Прошу внимания! Посмотрели еще разок на полосу препятствий и построились. Сегодня мы занимаемся в основном прыжками, так что удостоверьтесь, что у вас достаточно питьевой воды для собак.
Эта речь приводит Эндрю в такое возбуждение, что я боюсь, что он сейчас сорвется с места и поскачет через барьеры.
– Йессс! – свой восторг он сопровождает героическим киношным жестом. – У Зои прыжки лучше всего получаются, – шепчет он мне. – Это прекрасно!
