Людмила Сурская - Курсантки
— Пап, я готова! — бодренько сообщила я, маявшемуся в ожидании отцу.
Трушу? А ещё как! Артистка! Доигралась, что заигралась. Сели, как положено на дорожку. Впереди ждала новая жизнь. Хотелось бы надеяться, что не худшая и интересная. Я блефовала. Отец, забрав сумку, пошёл на выход. Мама вытирала слёзы, а брат всё ещё не верил своим глазам.
— Нет, ну с ней всё понятно, она всегда была с разумом не в ладах, а вы куда смотрели? — вопрошал он родителей. — Ладно б, девка кровь с молоком была. Что на танк, что под него, а то ведь метр с кепкой. Ирка и армия — две вещи несовместимые. Всё кончится конфузом. Как вы могли влезть в это безнадёжное предприятие. Ведь она даже вразумительно не сможет объяснить, зачем она это сделала. Я не понаслышке, между прочим, говорю, если помните, пять лет назад его окончил.
Так и было. Сашка не врёт. Но служить ему не довелось. Учившийся с ними в группе сынок очень богатых родителей завёл своё дело. Открыл банк, организовал фирму, бизнес, развернулся так сказать во всю ширь и прыть. Вот этот кадр и пригласил Сашку работать с собой. Мой не глупый братик, подключив все рычаги, быстренько уволился, помахав армии рукой и заделался крутым. Чем он там занимался, я так и не поняла, поскольку вообще в делах бизнеса не копенгаген. Но общался он сейчас со мной чуть небрежно, чуть иронически. Совершенно не стараясь убедить меня в чём-то. И при всём при этом, разговаривая, смотрел куда-то в сторону. Тоже мне: «знаем, плавали». Меня бесило: наверняка злит же нарочно. Но надо терпеть. Говорят же: терпение и труд всё перетрут. Лишь бы не меня.
— Нахлебается, уйдёт. — Вздохнула матушка. — Упряма. Не уломать. Ты финансовый кончал, они переводчики. Может, не будут их так мордовать. Всё-таки цветы жизни.
— Счас. Затолкают в вазу, и будут нюхать.
— Чего, чего? — не выдерживаю я.
— Это мои мысли в слух, — небрежно роняет брат.
Полнейшая чушь. Опять ломается. Я обиженно отворачиваюсь. Как будто всё остальное, что он только что морозил было иным.
— Саша, не пугай нас, всё-таки девочки. И девочки все из приличных семей. Умненькие.
— Вот в этом я глубоко сомневаюсь. — Скорчил мину Сашка. — Умненькие к Яге на лопату не сядут. Иванушка дурачок и тот разбирался в её рекламе. А Ирка от сказок-то ещё не далеко оторвалась. Опять же, с наших бугров тоже всё хорошо просматривается. Как могли не рассмотреть вывеску для дураков: «Не влезай — убьёт!»
Отец вздохнув, изрекает:
— Поживём, увидим, — и подталкивает меня к двери. — Шагай солдатик.
У меня на это его «солдатик» отчего-то сжалось сердце.
— Ладно, будем надеяться, что она не откинет так сразу копыта, а немного помучится. — Догоняет меня на лестнице сарказм брата.
Кисло усмехаюсь. Вот же какой противный. Неймётся никак ему. Непременно надо потрепать нервы и лягнуть. Наконец он опускает на меня глаза и спрашивает:
— Проверь пока рядышком, ничего не забыла?
В довершении всему он внимательно меня оглядывает. Мы встаём. Я кручу информацию сборов в голове и хлопаю себя по карманам.
— Забыла!
— Что, — ухмыляется брат, кивком предлагая мне сесть на ступеньки. От всей этой суеты, я не соображаю, что брат измывается.
— Флакон духов, — моргаю растерянно глазами я.
Мой брат хлопает себя по бокам и ржёт. Я срываюсь возвращаться. Духи при таком вонючем камуфляже просто жизненно необходимая вещь.
— Стой на месте, — встрепенувшись, просит мать.
— Почему это?
— Плохая примета возвращаться.
— Напридумывали примет. Столько праздников и примет только у нас ненормальных. Ни в одной стране мира ни найдёшь ничего подобного. — Разворчался Сашка, ему не хочется идти назад, а что это должен будет сделать он и никто другой, понимает. Он поднимается по ступеням и всё ещё ворчит:- К тому же, ей уже хуже не будет. Где он у тебя, курица?
— Перед зеркалом, специально положила на вид…,- виновато бормочу я. — Только поторопись, а то опаздывать нехорошо, тем более первый раз.
— Опаздывать вообще нехорошо, — ухмыляется братец и рявкает на меня. — Всё, базар замяла, топай вниз и жди меня у машины.
О, как смело! Но быстро развернулась и понеслась догонять родителей. Ждём. Сашка суёт мне флакон моих любимых духов. Наконец-то всё на месте и наш путь продолжается.
2
Машина лихо катит к институту. Ништяк. Тачек завались. Одна круче другой. Парад достатка. Отец нашёл лазейку и припарковался. Отнёс сумку на плац, где шло построение. Я помахала рукой, чтоб не страдал и ехал домой. Разберусь сама, не маленькая. Тем более хороводом. Таких как я немало. Нас тут же, не давая осмотреться, поставили в строй. Чтоб не расслаблялись и приучались с налёту к жизни по команде. Не важно, что стоять придётся ого-го сколько, главное: все на виду. Все покорны, как овечки: всем понятно, отпрыгались и отлетались. Ну ладно. Потерпится. Не всегда же я буду строем ходить. Мы с девчонками, буркнув: Салют! Обменялись улыбками, как старые знакомые. Затем, поговорив с нами полчаса обо всём и ни о чём, говорил зам начальника института. Он объяснил, между прочим, в какой институт мы поступили и кем выпустимся, если до этого дойдёт. Нам зачитали наши права и подробно рассказали про обязанности. Обязанностей, как водится, оказалось больше чем прав. Представили начальника курса, командиров взводов, старшин. Кажется, молодые и симпатичные. На истуканов не похожи. Но это на первый взгляд, а там время покажет. Звучит команда:
— Курс, стройся. В ряд, по четыре, становись.
Мы, как стадо коров, наблюдая друг за другом и все вместе за ребятами, принялись тыкаться, ища своё место. На что это похоже? Да ни на что. Дурдом! Никто ж ни в чём не волокёт. Но взводный бормоча:- За какие грехи мне это дано, — быстро разбирается с этой канителью. Мы непроизвольно оказываемся в строю. Тут же на нас гаркают:
— Равняйсь! Разговорчики в строю.
Какие разговорчики, рта-то раскрыть не успели, все заняты правильным выставлением ног.
С боку слышится зычное:
— Равнение на середину! Смирна-а-а! Правое плечо вперёд, прямо шагом а-а-арш!
Удивляясь тому, как у него это ловко с нами получается, топаем. Асфальт тяжко вздрогнул под ударами сотен ног. Правое, левое плечо — это мы соображаем. Вспомнилась сцена из «Капитанской дочки». Та самая, где учили солдат маршировать «сено-солома». Тогда хохотали. Сейчас не хотелось, как бы самим не оказаться в той соломе. Нас повели в общежитие. Вещи пришлось тащить самой. Не легко. Я кусала свой хвост, что так рано отправила восвояси отца. В блефовую жизнь безжалостно вторгся реализм. Сумка сразу показалась тяжеловатой и я вспоминала чего такого лишнего туда засунула, которое не жалея можно было выбросить по дороге. Да пропади пропадом, чтоб я ещё хоть раз её так напхала…
