Люси Дейн - Твои глаза — моя погибель
Допустим, девчонка пропустила лекции мимо ушей и на занятиях только присутствовала, но ничему не училась, однако манна небесная уж точно на нее не просыпалась. Хотя бы потому, что тут, в Лос-Анджелесе, Мейда должна была добывать себе средства к существованию. Правда, здесь тоже возникали вопросы. Насколько Пэм знала, Мейда приехала в город по приглашению родственников и у них же работала сиделкой. Учитывая степень ее образованности и уровень развития, место как раз по ней. В то же время ни одна сиделка, даже самая опытная и исполнительная, не смогла бы тратить на шикарные тряпки столько денег, сколько уходило у Мейды. Скромного жалованья сиделки на это просто не хватило бы.
Но раз уж одежка обходилась недешево, то, следуя логике Мейды, в ней грех было не покрасоваться — пусть даже речь идет о лифчике. Аргументы Пэм относительно нарушения правил хорошего тона ею не воспринимались.
— Знаю, знаю, куда ты гнешь, — усмехалась Мейда. — Вся эта... — следовало соленое словцо, — называется условностями. А я их терпеть не могу!
— Мало ли что, — не сдавалась Пэм. — Не станешь же ты утверждать, что у вас в деревне... прости, забыла название...
Мейда была родом из штата Кентукки, ее отец-фермер выращивал кукурузу, а как называется деревня, Пэм запамятовала.
— Донкиз-Брей, — подсказала Мейда.
И Пэм поневоле удивилась, как умудрилась это забыть. Донкиз-Брей (Ослиный крик) — надо же было выдумать! С другой стороны, только деревня с подобным названием и могла, наверное, взрастить такое непосредственное и раскрепощенное дитя природы, как Мейда Фетчер.
— Так вот, — продолжила Пэм, — я никогда не поверю, что у вас в деревне дамы ходят, выставив лифчик на всеобщее обозрение.
— Дамы? — задумчиво произнесла Мейда. — У нас в деревне? Что-то я не замечала там никаких дам...
В золотисто-карих глазах Пэм промелькнуло удивление, но затем она сообразила, что Мейда попросту не понимает ее.
— Хорошо, пусть не дамы. Но женщины-то в вашей деревне есть?
Мейда рассмеялась.
— Хоть пруд пруди!
— Замечательно, — пробормотала Пэм. — Назови хотя бы одну.
— Ну, к примеру, есть у нас соседка Лу Джефферсон. Это справа, а чуть ниже по улице есть Марта Хэтфйлд, потом Сюзи Смит, Эмми Литлби... А зачем они тебе?
— Сейчас поймешь. Теперь скажи, видела ты когда-нибудь вашу Лу или, скажем, Марту идущими по улице в блузке нараспашку и с лифчиком на виду?
— Лу? — хихикнула Мейда. — Марту? — Она залилась смехом. — Ну ты скажешь! Да они же старые грымзы, им лет по тридцать пять, не меньше. И потом, Марте просто нечего показывать, она плоская как гладильная доска! А Лу...
— Но в расстегнутых блузках ты их не видела, верно?
Мейда состроила гримасу.
— Пример не годится. Лу и Марта — деревенские тетки, в моде ничего не смыслят, одеваются как... как... деревенские тетки!
Пэм вздохнула.
— Ладно, вот тебе другой пример. Можешь ты представить, чтобы свой лифчик выставила на всеобщее обозрение, скажем, Мишель Обама?
Вопрос явно застал Мейду врасплох. Наблюдая за ней, Пэм подумала: сейчас спросит, кто такая Мишель Обама.
— А кто это? — сморщила Мейда лоб.
Пэм тонко улыбнулась.
— Ты нашего президента видела когда-нибудь?
Мейда задумалась.
— Такой высокий, худощавый, зовут Обама, его еще по ящику каждый день показывают?
— Правильно, — кивнула Пэм. — А с ним часто бывает женщина, тоже высокая и стройная. Вот ее-то и зовут Мишель.
Брови Мейды удивленно взлетели.
— Так ведь это жена Обамы!
— Совершенно верно. Вот и постарайся вспомнить, было ли хоть раз такое, чтобы по телевидению показывали Мишель Обаму в лифчике?
— По телевидению? — протянула Мейда.
— По ящику. — Это было против правил, Пэм избегала повторения словечек Мейды, но сейчас снизошла до сленга — так сказать, ради чистоты эксперимента.
На смазливом личике Мейды появилось выражение, будто она хлебнула уксуса.
— Ох, ну что ты скукотищу разводишь? Лучше раскрой глаза пошире и посмотри вокруг — у всех видны или бретельки, или середка лифчика, или края чашечек, особенно если кружева красивые. Мода сейчас такая! А ты про какую-то жену президента толкуешь...
Боже, кому я пытаюсь что-то доказать, привычно вздохнула Пэм. И главное, зачем?
— Ваще, что ты взъелась, не пойму? — продолжала Мейда.
— Вообще, — механически поправляла Пэм.
— Да... Лифчики даже в витринах бутиков выставляют. Нахлобучат на манекен — и за стекло, всем напоказ. А ты — нельзя, нельзя...
Действительно, что это я? — всплывало в мозгу Пэм. Перед кем мечу бисер?
И правда, перед кем? Перед девицей, которая мечтает стать киноактрисой, но не прилагает для этого почти никаких усилий. А зачем прилагать? Достаточно и того, что в отличие от своих деревенских подружек Мейда все-таки кое-какими познаниями обладает. Хвастает, например, что слышала о Гитлере. Правда, уверена, что того зовут Хайль.
Ну и ладно.
2
Примерно об этом думала Пэм солнечным июльским утром, направляясь на очередную встречу с Мейдой. Сегодня им предстоял поход по магазинам одежды — странно, если бы по каким-то другим, — который, как обычно, будет сопровождаться ненавязчивым обучением правильному произношению.
Будь воля Пэм, она отправилась бы с книжкой на пляж — милое дело во время отпуска, — но возможность дополнительного заработка упускать не хотелось.
Вообще-то Пэм — симпатичная, стройная, двадцати пяти лет от роду, выпускница филологического факультета — преподавала на актерских курсах. Или, если угодно, в студии актерского мастерства — таково официальное название этого учебного заведения. Отбоя от желающих поступить туда в Лос-Анджелесе не было, и каждый из них уже сейчас видел себя голливудской звездой.
Пэм преподавала на курсах артикуляцию и произношение. Иными словами, шлифовала выговор будущих киноактеров, воспроизведение звуков речи и даже манеру разговора.
В этом смысле Мейда представляла собой самый запущенный случай. Неотесанная деревенщина — иначе о такой девице не скажешь, даже несмотря на всю ее внешнюю привлекательность.
Разумеется, сама Мейда так не думала, потому что сравнивала себя с некоторыми своими школьными подружками, проживавшими все в той же деревне Донкиз-Брей.
С тех пор как на курсах начались каникулы, Пэм узнала о Мейде больше. Та наняла ее в качестве персонального репетитора. Оплату предложила высокую, так что Пэм недолго думала, прежде чем дать согласие. Тут сработал принцип, привитый отцом-экономистом: финансовые вопросы как основа благополучия всегда должны играть главную роль, остальное приложится.
