Елена Лагутина - Песочные часы
Горы — манящие, таинственные, загадочные — здесь воспринимались как обычный, житейский фон, и даже самая далекая и высокая, круглый год покрытая сверкающим снегом гора была всего лишь горой, каких вокруг десятки, а то и сотни. Некоторые постройки ютились прямо на скалах, отчаянно и беззащитно торчали над обрывами. С трудом верилось, что в этих домах жили люди.
Но люди здесь жили и на свою жизнь не жаловались. Жили так же, как их деды и прадеды, — спокойно, размеренно, без суеты. Строгий и вместе с тем простой уклад жизни, тяжелые условия этой жизни — все это не оставляло времени и сил на то, чтобы задумываться о ее смысле, о своем предназначении… Люди просто жили, воспитывали детей, женили, отдавали замуж и находили радость и покой только в своем доме, в кругу своей семьи. Так было всегда. Еще в те времена, когда здесь жили черкесы, — почти два века минуло с тех пор. Теперь это было русское селение, однако традиции и обряды были совершенно уникальными и не похожими на традиции простой русской деревни средней полосы России. Да это и не удивительно — любое живое существо волей-неволей склонно приспосабливаться к условиям, в которых живет; человек, как губка, впитывает воздух, которым дышит. Местный быт и местные традиции — все это и было той атмосферой, в которой воспитывались люди, поколение за поколением. А суровые условия существования диктовали суровые законы.
Женщины здесь всегда поднимались рано — в четыре, а то и в половине четвертого утра, на первую дойку. Как и в любой деревне, здесь держали коров. После того как коров отгоняли на пастбище, начинали тихонько скрипеть деревянные калитки — женщины шли за водой. Там, у родника, находящегося неподалеку от улицы, они немного задерживались — улыбаясь друг другу, начинали неторопливый разговор о житье-бытье, спрашивали о новостях, делились своими новостями. А потом, слегка склонившись под тяжестью перекинутого через плечо железного кувшина, медленно шли обратно. Снова скрипели калитки, начинали кричать петухи — тишина раннего утра постепенно вытеснялась звуками жизни.
Утром вся семья собиралась за столом. Так было заведено, это правило было святым, исключения не делались ни для кого. Алена, младшая в семье, очень любила поспать по утрам, но уже, наверное, с трех лет совершенно четко знала, что опаздывать к столу нельзя. Старший брат, Иван, загулявшись допоздна накануне, однажды проснулся не вовремя и вышел к столу, когда все уже потихоньку расходились. В момент его появления черные и густые отцовские брови сдвинулись на переносице, а глаза, сверкнув огнем, вдруг застыли без движения в одной точке. Всего лишь несколько секунд продолжалась эта сцена — мама, нервно поправляющая платок на голове, с опущенными вниз глазами, и отец, который не произнес ни слова. Извинившись, Иван сел на свое место и положил в тарелку теплую масляную лепешку с сочной начинкой из пряных трав, белую с черными крапинками, плеснул в стакан молока из кувшина. Алена смотрела на отца, который продолжал сидеть молча и неподвижно. Гладко выбритое лицо с уже заметными бороздками морщин — особенно вокруг рта и на лбу, красные, блестящие от жира губы. Тогда она в первый раз в жизни испугалась отца. И в тот же день ей почему-то стало жалко маму — но, конечно, она не могла понять, даже представить себе не могла почему. Ведь мама счастлива — у нее есть муж и дети.
Потом пошел дождь — утренняя мгла за окном потемнела, надвигающийся шум становился все сильнее. Дождь в горах — это совсем не то, что дождь на равнине. Струи, льющиеся с неба, достигнув наконец своей цели — земли, переплетаются с тонкими струйками горных речушек, образуя потоки невиданной силы, которые мчатся вниз, сметая все на своем пути. Голоса горных рек во время дождя невозможно ни с чем сравнить. Человек, впервые в жизни услышавший эти звуки, наверное, ощущает совершенно непонятное чувство, в котором смешиваются страх и растущее в душе ощущение причастности к чему-то великому и непостижимому. Эти звуки завораживают настолько сильно, что, услышав их, долго не можешь прийти в себя. И даже время, целительный источник забвения, бессильно стереть из памяти эти ощущения, которые рождаются в душе каждого человека, впервые услышавшего шум горных потоков.
— Снова дождь, — тихо сказала мама и принялась торопливо убирать со стола тарелки, складывая их одну на другую и тут же, все таким же быстрым движением сильных огрубевших рук, протирая стол. На кухне, расположенной не внутри дома, а во дворе, в пристройке, старшая сестра Лиза уже мыла посуду. Алена услышала, как скрипнула калитка, и обернулась, подумав, что пришли гости. Но увидела лишь промелькнувший силуэт матери с кувшином на плече. Здесь женщины носили воду не в ведрах, как в обычной российской глубинке, а в вытянутом железном кувшине с большой ручкой, которая накидывалась на плечо.
С шумом отодвинувшись от стола, отец поднялся и вышел из комнаты, не сказав ни слова. Алена осталась сидеть за опустевшим столом вдвоем со старшим братом. Он поспешно доедал свой завтрак. Сложив руки на столе и положив на них голову, Алена смотрела на него снизу вверх, приподняв тонкие брови. Наблюдала, как он пережевывает пищу, как двигаются его челюсти. Он откусил лепешку — и вдруг зеленый сок сильной струей брызнул в сторону.
— Ой! — вскочила Алена. — Ты чего брызгаешься?
Подняв глаза на брата, она увидела его лицо, покрытое маленькими зелеными точками. И рассмеялась:
— У тебя зеленые веснушки…
Он улыбнулся в ответ, немного неловко вытер ладонью с лица зеленый сок и, протянув руку, притянул ее к себе. Прижав, легонько поцеловал в макушку, а затем, отстранившись, посмотрел в глаза так серьезно, как будто бы она была совсем взрослой.
— Алена, — тихо, почти шепотом, произнес он, — обещай мне… Обещай, что всегда и во всем будешь слушаться отца. Обещай, слышишь?
Уткнувшись носом ему в шею, она вдыхала запах травы и свежего пота, такой родной и знакомый, — запах брата. Он почему-то всегда пах травой, а может быть, ей это просто казалось.
Услышав вопрос и уловив в голосе брата тревожные нотки, она обняла его покрепче и прошептала на ухо:
— Обещаю.
Тогда она просто представить себе не могла, что может быть иначе. Две недели назад ей исполнилось шесть лет.
Той же осенью она пошла в школу. Можно было отдать ее и с семи, но родители посчитали, что незачем терять целый год. Детский сад, в который ходила Алена, уже давно ей наскучил. Ей было неинтересно играть в одни и те же игрушки и вечно сидеть во дворе, ожидая, когда же придет ее очередь кататься на качелях. Качели были единственной достопримечательностью детского сада, и дети понятия не имели о том, что в детских садах бывают еще и горки, и лесенки…
