Юджиния Райли - Ангельское пламя
Этьен Бруссар снова спросил Жан-Пьера, будет ли он продолжать игру. С тяжелым вздохом Жан-Пьер отбросил свои карты.
— Джентльмены, я выхожу из игры. — Он прервался, чтобы взглянуть на карманные часы. — Извините меня. Думаю, настало время прекратить мои проигрыши сегодня. А дома меня ждет гость.
Левен вопросительно приподнял бровь, и Жан-Пьер объяснил:
— Мой кузен Ролан сейчас в Новом Орлеане — встречается со своим агентом, Морисом Миро.
— Как жаль, что вы не уговорили Ролана прийти сегодня сюда, — сказал Жиль Фремон, делая свою ставку. Жан-Пьер горько улыбнулся:
— Мой кузен из Сен-Шарля сообщил мне, что считает карточные игры негодным делом.
Они закончили делать ставки, пожимая плечами и усмехаясь в ответ на слова Жан-Пьера.
Жан-Пьер не спешил уходить — сидел, потягивая виски. Он хотел убедиться, был ли прав в своих догадках о нечестной игре Бруссара. И через несколько секунд победный возглас выигравшего Этьена укрепил его подозрения. Наблюдая, как этот креол забирает свой выигрыш, Жан-Пьер с плохо скрытым раздражением сказал:
— Джентльмены, мне и в самом деле надо идти…
— Ерунда! — сказал Жиль молодому человеку. — Не стоит грустить, из-за того что вам сегодня не везло, Делакруа. Вы хотя бы выпейте с нами. Где эта проклятая девчонка? Анжелика! — закричал он.
Жан-Пьер приподнялся было, чтобы покинуть комнату, но в этот момент вошла Анжелика Фремон. При виде девушки он невольно опустился на стул.
В задней части большого дома Анжелика Фремон и Коко, служанка ее дяди, готовили закуски для гостей.
Услышав гневный голос дяди, Анжелика нахмурилась. Они с Коко целый день трудились в душной кухне. Вот и теперь готовили гостям необычные закуски. Делать их было довольно сложно. Нетерпение дяди не понравилось племяннице.
— Ну и как все это выглядит, Коко? — спросила она, повернувшись к юной мулатке, которая крутилась поблизости.
Четырнадцатилетняя Коко была хорошенькой, стройной и игривой, словно кошка.
— Это прекрасно, мадемуазель Анжелика! — воскликнула Коко, облизывая свою пухлую нижнюю губку при виде закусок, которые они с таким усердием приготовили. Здесь были шарики из лангуста, крошечные пирожки с устрицами и фаршированные креветки.
— Один только запах заставляет петь все мое нутро, мадемуазель. Господин Жиль будет доволен.
Анжелика в ответ улыбнулась:
— А теперь мне надо завернуть еще сахарный рулет, вот тогда можно будет все нести гостям. — Ее тонкие ноздри дрогнули от отвращения. Она добавила: — Дядя говорил, что нужно принести еще бутылку виски. Сходи в подвал, пожалуйста, Коко.
— Да, мадемуазель, — ответила Коко, выходя из кухни.
Анжелика напевала про себя, свертывая рулет и обваливая его в сахарной пудре. Она поняла, что поет «Аве Марию» — молитву, которую так любили ее родители. Анжелика как могла старалась сохранить приветливый вид, когда стала жить у дяди Жиля в Новом Орлеане. Ей это было очень нелегко, она вспоминала жизнь в Сент-Джеймсе, отца и мать, которых очень любила.
Всего три недели назад она жила в полном блаженстве со своими родителями на небольшой ферме. Потом разразилась трагедия: напала желтая лихорадка, или Бронзовый Джон, как называли эту болезнь напуганные местные жители. Анжелика беспомощно смотрела, как болезнь мучила ее родителей — они кашляли, их била лихорадочная дрожь, и, наконец, открылась черная рвота, чем и кончался этот недуг. Поспешная похоронная служба прямо после их смерти была настоящим кошмаром для Анжелики. И потом ей пришлось смотреть, как шериф сжигает все имущество ее родителей. Даже теперь, вспоминая, как он бросил прялку матери в бушующее пламя, Анжелика не могла удержаться от слез и молча перекрестилась.
Но она верила, что смерть — это только ликующий выход души в вечность. Поэтому понимала, что нет причин оплакивать уход родителей: они теперь вместе у самого Бога.
Это Анжелика принимала всей душой, хотя и не могла в своих чувствах примириться с тем, что их больше нет. Анжелика была вырвана из атмосферы любви и заботы. Она оказалась в чужом городе, в чужом доме, под опекой чужого человека. Она даже никогда не видела раньше дядю Жиля. Теперь она обнаружила, что он весьма вздорный человек. Дядя Жиль хотя и не обижал ее, но часто говорил с ней грубо, много пил и постоянно играл в азартные игры. Привыкшая к добродетельной жизни, Анжелика чувствовала себя совсем чужой с этим необузданным дядей и в этом нечестивом городе. Она не могла понять, почему так запущен дом дяди Жиля, почему потрепаны ковры и поломана мебель, почему так трачены молью портьеры и покрывала. Там, в Сент-Джеймсе, к каждой скромной вещи относились бережно.
Анжелика старалась в меру своих сил навести порядок в запущенном доме дяди. Она хорошо понимала, что Коко, единственная его служанка, не горит желанием сделать это. Когда они работали вместе с этой мулаткой, Анжелика часто напевала, чтобы хоть как-то подбодрить себя. При этом она вспоминала о дорогих родителях и о своей учительнице пения в Сент-Джеймсе, мадам Сантони. Мадам предлагала Анжелике жить у нее, но дядя грубо отказал ей.
— Анжелика!
Когда дядя снова выкрикнул ее имя, Анжелика остро ощутила неприязнь. Она распрямилась, отряхнула руки и взяла поднос. Она старалась не подавать вида, что ее очень раздражало пустое и греховное времяпрепровождение дяди и его гостей. А она еще должна была ублажать этих людей…
Перед дверью Анжелика чуть задержалась, чтобы успокоиться. Войдя в комнату, она зажмурилась из-за едкого сигарного дыма. Ее дядя сидел спиной к ней, а остальных трех мужчин она прежде никогда не видела. Двое из них были уже в возрасте, один тучный, а другой худой. Но внимание Анжелики привлек третий гость — молодой джентльмен. Он сидел лицом к ней. Ему было всего за двадцать, на красивом лице выделялись аккуратные усики. Но он, склонившись над стаканом виски, выглядел очень расстроенным.
Когда девушка вошла в комнату, молодой человек как раз вставал со своего стула, но, как только увидел ее, словно подкошенный, снова опустился на свое место.
* * *Жан-Пьер просто не мог поверить своим глазам. Очарование девушки было так сильно, что он потерял дар речи.
Она была необыкновенно красива. Темные глаза, блестящие волосы и такие изумительные черты лица, каких он никогда не видел в жизни! Она была среднего роста, с тонкой девичьей фигуркой, в которой были заметны первые признаки расцвета женственности. Шелковистая кожа красиво очерченного лица блистала юной свежестью. Точеный нос, благородно вылепленные губы и твердый подбородок — во всем проявлялась ее красота. Волосы цвета черного дерева обрамляли прелестное лицо и стройную шейку. На ней было скромное платье из темного сукна, она держала поднос так, как делают это большинство слуг, но ей больше бы подошло платье из бархата, и она казалась достойной того, чтобы подносить дары коронованным особам Европы.
