Татьяна Тронина - Дворец для сероглазого принца
Она считала себя хорошей матерью. Правда, женская часть ее родни в лице мамы, тети Даши и тети Нины не раз твердила, что Катя «бесчувственная, словно бревно, – ребенка лишний раз приласкать не может!» Но она считала, что сюсюкать с мальчиком – только портить его. «Не желаю из него маменькиного сынка делать! – возражала она. – Все, хватит! Уже был в моей жизни один маменькин сынок!»
Через пять минут Мика покончил с ужином и снова убежал, выпросив у Кати энную сумму на игровые автоматы.
Алексей проводил его одобрительным взглядом.
– Я на одиннадцать забронировал сауну, – сказал он. – Пойдем?
– Ночью – в сауну? – удивилась Катя.
– Да, а что? Уложим этого арийца и пустимся во все тяжкие...
В половине одиннадцатого они с неимоверным трудом загнали Мику в номер, а сами отправились в сауну. Никого, кроме них, там не было. Жар раскаленного воздуха и молочная голубизна небольшого бассейна с подсветкой... Завораживающий плеск воды о мраморный бортик и полная, глухая тишина. Сауна располагалась в подвальном помещении, и ни один звук извне не проникал сюда. Они болтали, смеялись, пили пиво. Целовались без конца.
– Лешка...
– Что?
– Мне так хорошо... Знаешь, мне сто лет так хорошо не было! – призналась Катя, положив голову на его влажное теплое плечо.
– Значит, я молодец? – улыбнулся он, перекатывая в ладонях бутылку с пивом. – Ведь это я придумал отвезти вас сюда...
– Ты молодец, Лешенька... – протянула она и пощекотала его за ухом. – Ты у меня золото...
На следующий день они осваивали снегокат, гуляли по лесу, водили хороводы вокруг голубой ели, росшей во дворе дома отдыха и уже украшенной по случаю грядущего праздника, стреляли в тире...
После ужина Алексей посадил всех в машину, и они по обледеневшей, неровной дороге медленно отправились в Москву. Мика сразу заснул на заднем сиденье.
– Нет, что ни говори, три дня вне дома – в самый раз! – заметил Алексей, уверенно держа руль. – Если меньше – не отдохнуть толком. А больше – взвоешь от этой природы.
– Скажешь тоже! – фыркнула Катя. – Природа не может надоесть!
В городе были пробки. Сквозь них с трудом доехали до дома, в котором жила Катина родня.
– Мика, мальчик, просыпайся, – она осторожно затормошила сына.
– Что, уже? – разлепил тот сонные глаза. – Ма, я не хочу! Поехали домой...
– Мика, нет. Я же работаю...
Катя вытащила сына из машины.
– Леша, я быстро...
Они с Микой побежали к подъезду.
– Я не могу оставлять тебя на целый день одного дома, – терпеливо объясняла она. – Каникулы же почти до середины января!
– Ма, я уже взрослый...
– Мика, нет.
Дверь открыла Катина мама – Алевтина Викторовна. Женщина, презиравшая диеты и воздержание...
– Мишенька! – ахнула она и притиснула внука к своей пухлой груди. – Ангел мой золотой! Как же я по тебе соскучилась...
Из-за спины Алевтины Викторовны показались ее сестры, Катины тетки. Они тоже завопили нечто восторженное, невразумительное и принялись по очереди тормошить Мику. Жили тетки в разных концах Москвы, но к Новому году непременно собирались у своей матери, главы рода Телегиных – бабы Лизы. Бабе Лизе, приходившейся Катиному сыну прабабкой, было восемьдесят семь, но, несмотря на годы, она отличалась ясным критичным умом и язвительным характером.
Баба Лиза была тут как тут – растолкав трех дочерей, она увидела стоящих в прихожей Мику и Катю.
– Прибыли, значит, – констатировала она, поправив на голове шерстяной платок, который не снимала с головы круглые сутки, поскольку постоянно мерзла. Лицо ее, темное и морщинистое, передернула гримаса раздражения. – Шуму-то, шуму...
– Привет, баб Лиз, – деловито заметил Мика, снимая с себя верхнюю одежду. – Как дела?
– Дела на букву... – заскрипела баба Лиза, но дочери не дали договорить, на какую именно букву были дела.
– Мама, не выражайтесь при ребенке! – спохватившись, завопили они.
Баба Лиза покосилась на них темными, блестящими глазками и с вызовом произнесла:
– Чего вы мне рот затыкаете, а?.. Матери родной...
– Мама, но вы иногда позволяете себе произносить такие слова... – залепетали тетя Нина с тетей Дашей – старшие сестры-двойняшки, одинаково круглые, с одинаково стриженными вьющимися волосами, крашенными в иссиня-черный цвет, отчего казалось, будто они нацепили на себя шапочки из каракуля.
– Нешто ребенок этих слов не знает... – буркнула баба Лиза и, протянув вперед руку, затопала в сторону кухни. – И вообще, допекли вы меня все! Я к Митечке уйду, он давно меня зовет... Совсем заездили старуху!
Митечка, или Дмитрий Родионович Быков, пятидесяти трех лет, был младшим ребенком бабы Лизы, и потому – самым любимым. Он приходился сводным братом Катиной матери и ее теткам, поскольку баба Лиза в молодые годы постоянством не отличалась. Замужем она была несколько раз.
– На Новый год к нам придешь? – испытующе глянув на дочь, спросила Алевтина Викторовна.
– Приду, – обещала Катя.
– Как-никак семейный праздник... – вздохнули тетя Нина и тетя Даша. – Митька со своей Ставридой тоже придет.
Ставридой они звали жену брата, Леониду Станиславовну.
– Баба Лиза и в самом деле к ним хочет переехать? – на всякий случай поинтересовалась Катя.
– Она-то хочет, да кто ее туда возьмет... – туманно заметила Алевтина Викторовна. – Ты же знаешь, ее обожаемый Митечка палец о палец ради матери не ударит. И его Ставриде тоже лишняя обуза не нужна.
– Ну да... – вздохнула Катя. – Ладно, я пойду.
Она на прощание поцеловала сына и убежала.
Алексей ждал ее в машине, нетерпеливо покусывая губы.
– Как ты долго!
– Да ты понимаешь – тетушки, бабушки... – раздраженно заметила Катя. – Такой курятник! Если бы не работа, ни за что бы Мику им не отдала...
Дальше они ехали молча.
Перед высотным новым домом Алексей затормозил.
– Зайдешь? – с надеждой спросила Катя.
– Нет времени... – он крепко прижал ее к себе. – Все, пока! Завтра позвоню...
– Леша... – она потерлась виском о его щеку. – Я буду скучать.
– Я тоже. Я всегда по тебе скучаю.
Она, словно в последний раз, вгляделась в его лицо. Алексей чем-то напоминал одного известного актера времен соцреализма – темно-русые густые волосы, широкий подбородок с ямочкой, лепные крупные губы, четкий контур бровей, большие глаза – серьезные и веселые одновременно. Карие, с золотистыми искорками...
– Я люблю тебя.
– И я тебя люблю...
Она поцеловала его и хлопнула дверцей машины.
Алексей подождал, пока она войдет в подъезд, а затем уехал.
Дома тихо и пусто без Мики, без Алексея. Завтра Кате на работу с утра пораньше, а завтра – тридцать первое декабря. «И кто придумал в такой день работать...» – лениво подумала она, скидывая с себя одежду.
