Будет жестко (СИ) - Шварц Анна

— Допустим. — произносит он, и я тихо выдыхаю. Затем берет стакан с подозрительным раствором и подходит ко мне. — Сама сядешь, чтобы выпить или напоить тебя?

— Что это? — спрашиваю растерянно я, глядя на стакан. — Яд?

— Конечно. Пей, Цветкова. Все-таки этот пистолет не на левого человека зарегистрирован, так что убивать из него я не хочу. Лучше тебя отравить.

Я в шоке смотрю на него, а он подносит стакан к губам и отпивает из него. Затем протягивает мне.

— Пей. Тормозишь, Цветкова, так тебе полегче станет.

3

Ага, торможу. Кто же в этом виноват? Меня до сих пор тошнит от того мерзкого платка.

Я с усилием дергаюсь, как гусеница, и, закинув ногу на спинку дивана, помогаю себе сесть. Затем поворачиваюсь к профессору, стараясь не сделать случайно такое лицо, с которого он точно поймет, насколько я его сейчас ненавижу.

— Развяжи мне руки. — говорю я. — Мне так неудобно пить.

«И свали навсегда с глаз моих долой» — добавляю я про себя. Ужас проходит, и появляются другие чувства. Никогда до этого мне не хотелось так сильно его ударить, но он же мне руку откусит за это. У меня внутри смесь разных чувств, от стыда за себя, что так глупо попала, обиды за то, что мне плохо, и бессильной злости. И я не могу их выплеснуть. Это самое плохое.

Профессор ставит стакан на столик, затем подходит ко мне, и, наклонившись, начинает развязывать плетение у меня на руках. Я мрачно смотрю на его лицо. Хочется хоть какой-то изъян в нем найти, чтобы разочароваться окончательно, но без толку. Да за какие заслуги кто-то дал ему такое? Чтобы больше людей попались в ловушку его обаяния? Дьявол и монстр в шкуре красивого человека.

Веревки на моих руках слабеют, а затем соскальзывают вниз. Удивительно, но у меня даже не затекли мышцы. Какой талантливый мудак.

Он неожиданно поднимает ресницы, пересекаясь со мной взглядом. Затем, будто что-то заметив, приподнимает и подбородок, чтобы наши лица оказались на одном уровне, и смотрит чуть свысока.

— Цветкова. — произносит он. — Что за взгляд?

Почему-то этот вопрос становится последней каплей. Я, вытащив руку из остатков веревок, размахиваюсь и залепляю ему пощечину. Мне кажется, звук этого шлепка еще долго звучит в моих ушах, а после него воцаряется абсолютно неживая, звенящая тишина.

Блин, я, все-таки, его ударила. Я растерянно смотрю на свою руку, словно это она виновата. Прекрасно. Что мне теперь делать?

Затем смотрю на профессора.

Даже эта пощечина не разбила холодную маску на его лице. Он смотрит в сторону, затем на его губах появляется усмешка. Когда он переводит на меня взгляд, я думаю, что судя по нему, он сейчас мне нож под ребра воткнет. Такой прямой, с неприкрытой агрессией. В мыслях он точно это уже сделал.

— И как у тебя смелости хватило? — интересуется он. В голосе я не слышу ни одной эмоции. Он кристально ровный.

— Просто бесишь меня. — отвечаю я резко. — Это моя месть.

Хотя для мести после такого это как-то мелко.

Он встает с корточек, выпрямившись, затем берет стакан, и пихает его мне. Я едва успеваю схватить его, но все равно часть выплескивается на меня, намочив одежду. Вот скотина.

— Держи крепче, Цветкова.

Я сжимаю стакан, смирившись и напряженно ожидая, что он сейчас выкинет. Странно, что он сразу мне руку не оторвал. Но профессор проходит мимо меня, заставив воздух между нами всколыхнуться и обдать меня холодом, и подходит к панорамному окну, встав ко мне спиной и сложив руки на груди.

Ну…

Я жду еще несколько секунд, а затем осторожно выпиваю непонятный раствор, не зная, что мне делать. Язык немного вяжет. Это похоже на какой-то сорбент, который я пила при отравлениях.

Придурок, блин. Какая забота для девушки, которую он сам же усыпил какой-то гадостью.

Я медленно допиваю содержимое стакана в напряженной тишине, думая о том, что пока не очень-то и жалею об этой пощечине. Мне даже стало легче. Если он решит на меня сейчас снова направить пистолет, я помру почти отомщенной.

Вода кончается, время тикает и даже стук стакана, поставленного мною на стол, никак не трогает профессора, торчащего у окна. После воды мне становится чуточку полегче, и я некоторое время жду, когда уже хоть что-нибудь случится, но не дождавшись, со вздохом встаю и подхожу, встав почти рядом с этим ненормальным.

Затем тоже смотрю в окно. Может, он там что-то интересное увидел? Например, колонну полицейских машин, несущихся сюда. Поэтому он меня и не прибил.

Но за окном — пустырь, протянувшийся на пару километров точно. Только вдалеке я вижу полосу леса. Боже. Где мы?

Я осторожно кошусь на лицо профессора. Мда. Еще бесится. Словно все мрачные тени этого мира легли сейчас на эту рожу.

— И что там интересного? — спрашиваю я у него. Не знаю даже, с чего еще начать диалог. Может, он успокоится, если с ним ласково говорить?

— Прикидываю место, где тебя закопаю, Цветкова. — отвечает он, даже не посмотрев в мою сторону. — Так, чтобы отсюда было хорошо видно.

Я поджимаю губы. Охренеть, какие у тебя шутки, профессор. Тебе подходят. Хотя я уже не уверена, что это шутки.

Пока я думаю, что ему ответить еще, он поворачивается ко мне, темной неотвратимой тенью, заставляя мое сердце замереть, и его рука проскальзывает мне за спину. А затем он хватает мой хвост в кулак, и, сильно дернув, запрокидывая мою голову, притягивает меня к себе. Я успею ладонями упереться в тело этого монстра, чтобы хоть немного оставить между нами расстояние.

Опять мой хвост!

— Еще раз так сделаешь — я тебе сделаю больно. — произносит он. Теперь в его тоне проскальзывает раздражение.

— Ты мне и так больно делаешь. — вырывается у меня, а он смотрит на меня, как на идиотку.

— Намного больнее. Есть будешь, Цветкова?

Этот резкий переход от «сделаю тебе больно» до заботливого «будешь есть?» вгоняет меня в лютый ступор.

— Не хочу. — растерянно произношу я. — Меня еще немного тошнит. И голова кружится.

Он убирает с лица все раздражение и больше не смотрит на меня.

— Иди в душ. — произносит он спокойнее, чем до этого. — Потом еще воду выпей.

Он отпускает мой несчастный хвост, уже в который раз пострадавший от него. Затем снова складывает руки на груди, а я, вспомнив о кое-чем, хлопаю себя по карманам.

— А где мой телефон? — спрашиваю я. Затем поднимаю голову, глядя на профессора, который медитативно пялится в окошко. Он чуть размыкает губы, но потом снова закрывает рот. У меня возникает чувство, словно он сейчас что-то не то скажет. Например, в рифму ответит. Слишком большая пауза между моим вопросом и его ответом, и видно, как он над чем-то думает.

— Отвали от меня на полчаса, Цветкова. — внезапно отвечает он не в рифму, и я в шоке моргаю. — Иди в душ.

Боже.

Я разворачиваюсь и только тогда позволяю себе закатить глаза.

Как же с ним тяжело.

4

И где в этом доме душ? Гостеприимство, конечно, на высшем уровне.

Я вообще не очень хочу мыться — мое настроение к этому не располагает. Покинув комнату, я задумчиво осматриваю дом, в котором оказалась. Это не огромная вилла сверхбогатого человека, а уютный и тихий дом затворника. В нем можно снимать фильм про писателя, мающегося от творческого кризиса в жизни. Мне нравится такой, а вот этому сумасшедшему…по-моему, он слишком самовлюблен, чтобы жить в таком.

Остановившись у лестницы, ведущей на второй этаж, я, нахмурившись, смотрю на еще один спуск вниз с дверью в конце. Че это, подвал? Боже. Лучше б этот дом был без подвала, и так неуютно.

Облокотившись на перила, я прислушиваюсь — не доносятся ли оттуда подозрительные звуки. Вроде нет.

— Спустись, Цветкова. Там интересно. — слышу я за спиной голос и вздрагиваю всем телом.

— Блин. — вылетает у меня. Затем я оглядываюсь. Профессор просто проходит мимо меня, бросив эту фразочку, на кухню, которая видна отсюда, и, открыв холодильник, берет там минералку.