Игра в любовь с форвардом (ЛП) - Лоусон Энджел

И дело даже не в его внешности, которая совсем не помогает моей ситуации, а в том, с какой легкостью он общается со всеми. В нем ощущается столько уверенности в себе, что это помогает выстраивать команду и располагать к себе всех вокруг. Такие люди сразу заставляют меня нервничать. Почему у них это получается так легко, а я сколько ни пытайся, и двух слов связать не могу.

— Твай для нас как младший брат, о котором мы и мечтать не могли. Правда, Солнышко?

Солнышко. Так же, как кто-то назвал бы здоровяка Малышом, Риз начал называть меня Солнышком. Ведь обычно у меня не самое солнечное настроение.

— Ага, — сдавленно хихикаю. — Тут не о чем беспокоиться. Никто из вас мне не нравится. — Машу рукой в сторону парней, которые не успели надеть футболки. — Абсолютно никто.

Парни в этой в раздевалке явно отбирались по наличию активной сексуальной жизни и шести кубиков пресса. И сейчас они стоят и смотрят на меня так, словно у меня выросла вторая голова, а они заметили это секунду назад.

— Отлично, — говорит тренер Грин, поглаживая бороду. — Рад, что мы все прояснили.

Для меня же это «прояснили» заключалось в том, что за последние десять минут меня успели дернуть за волосы, отбить мне кулачок, а капитан хоккейной команды заявил, что со мной не просто невозможно встречаться. Я как младший брат.

Хуже всего то, что я не спорила. Вот же блин.

Мало того, что за последние два года парни в кампусе ясно выражали отсутствие интереса к моей персоне, так теперь и тренер Грин стал читать нотации каждый раз, когда кто-то из парней осмеливается заметить, что я вообще-то девушка.

Но заявление Риза вбило последний гвоздь в мой гроб.

— А теперь, — говорит тренер Грин, проходя мимо меня и идя в тренажерный зал. — Есть ещё кто-нибудь, кроме Рида и его синюшных яиц, кому нужен осмотр?

Я захожу домой, бросаю рюкзак возле двери и иду прямо на кухню, где нахожу остатки буррито с написанным на нем моим именем. После длинного дня занятий и практики на тренировках, я чувствую, что вот-вот умру от голода.

Кухня маленькая, да и в целом в доме все довольно минималистично. Мы живем в районе под названием Шотган, названном в честь крошечных узких домов, которые сначала были частью поселка, построенного для местной мельницы. В семидесятых годах она закрылась, но по мере расширения Уиттмора дома ее работников стали заселять студенты, для которых они стали лакомым кусочком. Здесь есть кухня, гостиная, две спальни и общая ванная. Это все, что нужно мне и Наде.

И кажется, она дома. Слышу, как из-за двери ее спальни доносится музыка. В раковине на кухне стоит грязная посуда, кофе рассыпан по столешнице рядом, а на плите — грязная сковорода. Я хватаю тарелку, закидываю буррито в микроволновку и пытаюсь прибрать все это. Мы с Надей — полные противоположности. Это можно считать доказательством несовершенства университетской системы подбора соседей по комнате.

Надя учится на экономическом, а я изучаю кинезиологию. Она социальная бабочка, а я не могу тусоваться в компании из двух человек и больше. Поначалу ее самоуверенность вызывала во мне все большую неловкость. Она просто интуитивно понимает все эти правила общения, а я нет. Например, в соцсетях или в общении с парнями. Ей настолько легко это дается, что я все сильнее ощущаю, насколько это сложно для меня.

Сначала я хотела найти новую соседку по комнате на следующий год, но потом случился Итан. И тогда она не осудила меня, а встала на мою сторону. С тех пор я стараюсь поступать с ней так же.

Ее дверь открывается, и музыка становится громче. В ее руках телефон, и она останавливается буквально на секунду для того, чтобы сделать селфи и запечатлеть верхнюю часть ее декольте, едва скрытого спортивным бюстгальтером. Я лишь опускаю взгляд на свое потертое худи, которое быстро надела после тренировки. Кажется, в этом году ему уже восемь лет.

Полные противоположности.

Слышу писк микроволновки и достаю свою тарелку.

— Ээй, — говорит она, выключая музыку на телефоне. — Как первый день практики?

— Вполне неплохо. Серьезных травм не было. — Подхожу к дивану и беру пульт с журнального столика. — Риза назначили капитаном.

— Серьезно? — упоминание горячего парня привлекает ее внимание, и она прислоняется к кухонной двери. — Будто его эго недостаточно раздуто.

— Это точно. — откусываю буррито и добавляю. — А, и судя по всему, у Рида Уайдлера крайняя степень посинения яиц.

— Получается, они с Дарлой расстались, — ее бровь взлетает вверх. Эта новость явно заинтересовала ее.

— Наверное, — я пожимаю плечами и включаю телевизор, готовясь погрузится в расслабляющий мир тру крайма и наслаждаться им всю ночь.

Надя молчит, и я перевожу взгляд с экрана телевизора на нее. Она что-то листает в телефоне. Наверное, пытается найти доказательства.

— Она отписалась от него в Chattysnap.

— Дело закрыто.

Отношения игроков — последнее, что меня беспокоит. Они как вращающиеся двери на входе в торговый центр. Впускают каждого. И я перестала серьезно воспринимать их отношения с кем-либо. Нахожу серию «Убийства и разгром» и включаю ее. Устраиваясь поудобнее, чувствую взгляд Нади и поднимаю голову. Она не просто смотрит. Ее глаза полны немой мольбы.

Черт.

— Надя, нет.

— Ты же знаешь, что он топ пять в моем списке.

— Нет, — повторяю я все так же твердо. — Ты обещала.

Иначе с ней нельзя. Надя — один из главных коллекционеров джерси в кампусе с тех пор, как она решила перевстречаться с каждым спортсменом, играющим на стороне университета. Она слепо верит, что один из них станет тем принцем, который превратит ее в жену профессионального игрока. Наивная. Не раз я слышала, как они обсуждают хоккейных заек, которые вешаются на них. Надя как раз относится к этому типу девушек, с которыми встречаются, но не женятся.

Из-за нашей дружбы Надя переключила внимание на футболистов и баскетболистов, в особо тяжелых случая встречаясь с бейсболистами. Уверена, она не вспоминала бы про них сейчас, но как только я начала работать с командой, мы договорились, что с хоккеистами она заводить отношения не будет.

Я не смогла бы смотреть им в глаза или спокойно осматривать вывихнутое запястье, если бы знала, что человек передо мной накануне кувыркался с моей подругой.

— Но ведь… — пройдя через всю комнату, она садится рядом со мной, ее нижняя губа подрагивает.

— Ты знаешь, что я люблю тебя. Но я не переживу, если ты будешь спать с кем-то из игроков.

— Почему? Ты же ни с кем из них не спишь.

Это не оскорбление. Всего лишь правда.

— Нет, конечно. Я не хочу идти против своих принципов. Даже если бы это было иначе, они все равно относятся ко мне как к младшему брату, это сегодня подтвердил даже тренер Грин.

— Боже. Что случилось? — она округляет глаза.

— Ничего нового, — и я быстро рассказываю о сегодняшнем собрании, как отбила кулак и о том, как Риз Кейн объявил, что никто в команде не рассматривает меня как возможную пару для любых отношений.

— Это Риз сказал?

Я только киваю, вздрагивая от нахлынувших воспоминаний.

— А потом он назвал меня Солнышком.

Она морщит нос.

— Детка, — она закидывает руку мне на плечо, — в этом нет и капли правды. Например, в этих шортиках ты очень горяча. Из-за того, что ты прячешь себя в этих безразмерных худи, собирая свои шикарные волосы в хвост, они даже не представляют, что у них прямо под носом.

Убираю ее руку со своего плеча, одергиваю свою любимую толстовку, которая со мной еще со школы, и кошусь на нее.

— Комфорт для меня на первом месте.

— Да-да, знаю. А еще ты думаешь, что быть серой и незаметной, скрывая, какая ты на самом деле офигенная — самый простой выход для тебя.

— Это не так. — Это так. Мои прошлые отношения были, мягко говоря, не очень, поэтому я научилась игнорировать свой внутренний голос. Не наряжаться, быть незаметной… Так правда легче.