Светлана Демидова - Любовь по договоренности
Я оторвалась от заоконного городского пейзажа, на который бессмысленно пялилась, прибрала под сиденье свои не слишком длинные ноги и уставилась на вошедшую в «Газель» пару. Мужчина и женщина пытались удобно расположиться прямо напротив меня. Лицом к лицу. Не друг к другу, а ко мне. Вообще-то я терпеть не могу сидеть с кем-либо нос к носу, но особенного выбора нет, когда садишься в маршрутку не на кольце. Одно свободное место, правда, еще было, но рядом с бабусей, которая везла на своих остреньких коленках синюю эмалированную кастрюлю, из которой во все стороны топорщило ветви невероятно густое домашнее растение неизвестного мне вида. Сидеть в этом кусте мне не улыбалось. И вот теперь я не могу вытащить свои нижние конечности из-под сиденья, поскольку пространство, предназначенное для ног, плотно занято четырьмя чужими.
Если б я была нормальным человеком, то, все же с горем пополам угнездив собственные ноги между соседскими, погрузилась бы обратно в прерванные думы или в какие-нибудь другие, более приятные. Впрочем, нет! Более приятные – это не мой профиль. Я люблю расковыривать свои раны и упиваться болью. Ментальность такая. В страданиях – особая драматургия. Радость – она глупа и быстротечна! Из нее роман не слепишь! Да, вы, которые еще никогда не читали книг Анастасии Кузнецовой, правильно догадались: я пишу с уклоном в достоевщину. В самом худшем смысле, который вкладывают в это понятие. Непременные атрибуты моих романов – слезы, заломленные руки, самокопание, самобичевание и ужасно несчастливое стечение обстоятельств. Меня часто ругает редактор. Она говорит, что читательницам нужны светлые и счастливые истории любви, потому что страданий и в жизни хватает. Да, ругает, но почему-то принимает мои опусы… Может, читательницы все же не прочь утвердиться во мнении, что не только они так несчастливы в этой жизни. Сотни других женщин вокруг находятся аккурат в таком же состоянии, а потому несчастливость – один из вариантов нормы. После этого осознания им, читательницам, возможно, легче жить. В тесной компании с другими, такими же. Плечом к плечу. Ноздря в ноздрю. Строем. Пятой колонной!
Итак, нормальным человеком я не являюсь, а потому начинаю разглядывать сидящую передо мной пару с корыстными целями. Возможно, сделаю их героями того романа, который якобы пишу, хотя в действительности еду в гипермаркет «Всё!». Вот он, положительный момент моей безвестности! Обратная, так сказать, сторона медали! Никто и никогда не подумает, что сидящая рядом женщина замышляет что-то недоброе, а именно собирается без всякого спросу вставить соседей-пассажиров в книжку! Ну… это ваши проблемы, господа читатели! Читали бы мои романы поактивнее, я ездила бы в «Мазде», а не в общественном транспорте и высасывала бы свои книжки из пальца. А так они из жизни.
Так что там с моими попутчиками? Они явно являются супругами. На безымянных пальцах их правых рук тускло поблескивают одинаковые золотые обручальные кольца. Не новые, здорово уже пообносившиеся. Тоже мне – благородный металл! Вечно весь в царапинах. В качестве обручальных есть смысл покупать кольца с алмазной гранью или, на худой конец, усыпанные бриллиантами, тогда никто не догадается, что в браке вы состоите уже изрядное количество лет. У меня, правда, вообще нет кольца, хоть и замужем, но я – не образец. Ни для подражания и ни для чего другого.
Супруги, несмотря на поистрепавшееся золотишко, нежных чувств к друг другу, видимо, не растеряли, поскольку то и дело соприкасаются руками в своих тусклых кольцах. То мужчина сожмет ладонью кисть жены, то ее пальцы, выскользнув, принимаются гладить руку мужа. В общем, есть на что приятно посмотреть, как любил говаривать старшина Васков.
Внешности супругов тоже нестандартные. Но только рядом друг с другом. По отдельности каждый из них довольно зауряден, вместе же они являют собой весьма странный союз. Такое впечатление, будто мужчина и женщина соединились как бы от противного. То есть все, чего не хватало каждому в собственном образе, он нашел в супруге. То, что брюнет увлекся блондинкой, разумеется, никого удивить не может. Мой муж – брюнет, женатый на брюнетке, пропустить мимо себя блондинку не в силах. Даже если идет по улице со мной. У мужа голова сама собой поворачивается вслед белокурым волосам. Он над ней, своей головой, в этот момент совершенно не властен, а потому я не обижаюсь. Мне только всегда интересно, почему женщины так не ведутся на блондинов. Невозможно представить брутального мачо со светлыми волосами? Да, это внешний признак горрррячих северных парней угрофинской группы. Ну тех, которые из анекдотов. Хотя… про блондинок тоже тьма анекдотов… Впрочем, оставлю белокурых красоток мужчинам!
У женщины, которая сидит передо мной, большие серые глаза с легкой голубизной. Они выпуклые, как у стрекозы. Впечатление стрекозиности особенно усиливается из-за соседства с глазами супруга, небольшими, глубоко посаженными, с темно-карей радужкой, в которой теряется зрачок. Наверно, такие глаза были у муравья. Того самого, что изрек: «Так поди-ка попляши!» Возможно, пока Крылов Иван Андреевич не видел, тот муравей тоже держал за лапку свою стрекозу и даже поглаживал ее в точности, как это сейчас делает мой попутчик, а потом послал плясать. Многие мужчины так поступают.
И вообще этот чужой супруг похож на муравья. Он какой-то весь темный. И дело даже не в одежде, которая черная. Мужчина – смуглый брюнет. Стрижка очень короткая, ежиком. Я на его месте не стала бы так стричься, потому что этот ежик демонстрирует окружающим абсолютно все неровности черепа. Хотя… может быть, так и задумано… Череп у гражданина выдающийся, бугристый, шишковатый. Не помню, писал ли что-нибудь про шишковатость Ламброзо, но я на его месте написала бы. Почему-то муравьиный мужчина кажется мне умницей, доказательством чего и являются бугры его черепа. Но поскольку я пока на своем месте, просто продолжу описание чужого супруга. Сквозь короткие темные волоски проглядывает очень блестящая кожа, которая особенно туго натянута на лице. Она обтекает лоб, чуть нависший над глазами, почти не защищенными бровями, ибо та редкая поросль, что призвана их изображать, ни от чего защитить не может. И если, трудясь на каком-то поприще, например, на заготовках припасов на зиму, этот муравей обильно вспотеет, пот, благополучно минуя жалкие, редкие ости бровей, затечет ему в самые муравьиные глазки. Далее, масляно блестя, кожа обтягивает выпуклые азиатские скулы и спускается во впадины щек. Да! Не обтекает выпуклости, а именно спускается во впадины! Там, в щечных впадинах, она покрывается легкой щетиной, от чего вовсе не перестает блестеть. Плотно укрыв выпуклый, острый подбородок, кожа резко обозначает еще одну выпуклость – не менее острый, подвижный кадык – и благополучно спускается за расстегнутый ворот рубашки стального цвета, выглядывающий из-под черной кожаной куртки.
