Американский принц (ЛП) - Симон Сиерра

Я повернулся к мужчине лицом, будучи уже выбитым из колеи звуком голоса, а потом почувствовал настоящий нокдаун, увидев вблизи его лицо. Темные густые брови над глазами такого сложного оттенка зеленого, что я не мог решить, какими они были в действительности — бледными или же темными. Опасный рот, высокие скулы и квадратный подбородок, затемненный щетиной. Учитывая его чертовски-гипер-уставную стрижку и блестящие сапоги, я догадался, что Колчестер был не тем человеком, который пропускает утреннее бритье. Он просто не мог ходить с гладким лицом более нескольких часов.

Но поражали не черты лица, а выражение и внимательный взгляд. Он выглядел как мой ровесник, и все же было что-то еще в его лице, из-за чего он казался старше своих лет. Сейчас, когда я вспоминал об этом, то понимал, дело не только в возрасте. Дело было во времени. Он был похож на мужчину другой эпохи, на мужчину, который должен был ездить верхом на лошади по густым лесам, спасая дам и убивая драконов.

Благородный.

Отважный.

Величественный, словно король.

Обо всем этом я подумал в считанные секунды. А в следующее мгновение у меня возникло внезапное, неудобное чувство, что он только что увидел все, что ему было нужно, чтобы знать все обо мне, что он увидел мой эгоизм, мою легкомысленную похоть и мою распутную лень. Что он видел, как я каждую ночь утыкался в подушку и жалел о том, что у меня не хватало смелости прекратить мое никчемное существование.

И я почувствовал внезапную краску стыда. За то, что был собой. За то, что был Эмбри Муром (младшим-чертовым-бесполезным-лейтенантом Эмбри Муром), и это меня разозлило. Кем возомнил себя этот довольный мудак, чтобы заставлять меня стыдиться самого себя? Только я сам имел право заставлять себя это чувствовать.

Я сделал шаг к нему, становясь в оборонительную позицию, из-за чего наши грудные клетки оказались на расстоянии руки. С некоторым удовлетворением я понял, что был выше него на три сантиметра или около того, хотя в нем, вероятно, было на добрых тринадцать килограмм чистых мышц больше, чем у меня. И с еще большим удовлетворением понял, что на его мундире золотистые погоны. Младший лейтенант, как я.

Я обрел голос.

— Это были не мои люди, лейтенант.

— Значит, ты просто собирался позволить им выбить друг из друга дерьмо?

Я закатил глаза.

— Они — большие мальчики. Они могут позаботиться о себе.

Лицо Колчестера не изменилось.

— Наша работа — следить за ними.

— Я даже не знаю, кто они такие, черт возьми.

— Значит, когда ты там будешь сражаться с солдатами Карпатии, то все так и будет? Ты собираешься лишь смотреть на своих подчиненных?

— О, поверь мне, лейтенант Колчестер, я очень тщательно слежу за своими подчиненными, можно сказать даже не выпускаю из объятий.

Даг и Ву засмеялись, и я ухмыльнулся, но в мгновение ока я оказался прижатым к металлической стене казармы теплым предплечьем Колчестера, упирающимся в мое горло.

— Все это для тебя шутка? — спросил он тихо, так тихо, что остальные не могли слышать. — Те горы, находящиеся вдали — не настоящие? А пули в твоем пистолете тоже не настоящие? Потому что для солдат Карпатии это не шутки. У них нет холостых патронов, лейтенант Мур, и не фальшивые самодельные мины они устанавливают на дорогах. Ты будешь просить этих мужчин следовать за тобой, даже когда они сомневаются в тебе, даже когда ты сомневаешься в себе, и поэтому тебе лучше верить в то, что это имеет значение, что ты должен присматривать за ними. Здесь, там, везде, черт тебя подери. И если ты не можешь этого принять, то я предлагаю тебе отправиться в штаб к капитану и попросить, чтобы тебя вернули домой.

— Пошел на хер, — прорычал я.

Он сильнее прижал руку к моему горлу, практически заблокировав (но не полностью) приток крови, а его глаза пронеслись по моему лицу, а затем по моему телу, которое он заключил в клетку у стены своим собственным телом. Его глаза стали темнее в тени стены, как холодные глубины озер, но больше ничего холодного в нем не было прямо сейчас. Его тело, прижавшееся ко мне, было теплым, и я видел пульсирующую жилку на его шее, и на долю секунды его губы раскрылись, а длинные ресницы затрепетали, словно он хотел закрыть глаза, но забыл, как это делается.

— Пошел на хер, — повторил я, но на этот раз тише, ослабевший из-за его руки на моей шее и чего-то еще, что я не хотел изучать.

Он наклонился и прошептал мне на ухо:

— Я бы предпочел, чтобы все было как раз наоборот, — и отступил, опустив руку.

Я прерывисто задышал, свежий кислород прорезал мою кровь, как лед.

К тому времени, как мое зрение прояснилось, лейтенант Колчестер исчез.

ГЛАВА 2

Эмбри

Настоящее

Теперь моя жизнь состоит из двух частей.

Из того, что было в прошлом, и из того, что есть сейчас.

До и после.

Сейчас я — женатый человек, в некотором смысле. В нелепом, безумном, прекрасно-испорченном смысле, которого никогда не признает ни одно государство и ни одна церковь. Но из-за этого наши отношения не становятся менее реальными. Из-за этого наши отношения не становятся менее справедливыми. В тот момент, когда Грир, Эш и я держались за руки и дали обещание (обещание того, что мы даже не понимали, но точно знали, что больше не можем это сдерживать), в этот момент и состоялась наша свадьба. Вообще-то, свадьба включала в себя и то, что произошло после: пот, слезы и пролитую сперму, своего рода древний ритуал, который мы инстинктивно знали, как выполнить; танец, которому мы никогда не учились, но уже освоили.

Я думал, что это станет моей погибелью. Мое наказание за то, что я был плохим эгоистичным человеком; человеком, который заставил страдать Эша, страдать Грир, который за тридцать пять лет жизни заставил страдать бесчисленное количество других людей. Я шел по проходу с кузиной Грир, Абилин, держащейся за мою руку, но мог думать лишь о том, что упустил свой шанс, ведь это могла бы быть моя свадьба. Эш собирался отречься от своей драгоценной католической церкви, от своей карьеры, от своего будущего, просто чтобы увидеть, как я иду к нему по проходу, просто чтобы увидеть его кольцо на моем пальце, и я сказал «нет».

Дважды.

И это было моим искуплением. Я шел по проходу, и вместо того, чтобы стоять напротив него, я стоял рядом с ним, со следом его укуса на моей шее и со вкусом его будущей жены во рту, и мне пришлось смотреть, как они улыбаются, плачут и целуются. И вместо того, чтобы быть с мужчиной, которого я любил, или женщиной, которую я любил, я наблюдал за тем, как они общались друг с другом, были друг у друга, а у меня никого не было.

Вот, что мне пришлось вытерпеть. Вот что я должен был принять.

Разве что… этого не произошло. Как-то, каким-то образом, мое покаяние было оплачено, а мои грехи — отпущены. Меня хотел Эш. Меня хотела Грир. И они хотели открыть для меня свой длящийся несколько часов брак (несовершенный, ужасный для меня). Я должен был сказать «нет». Ради них, ради моей души. Но я не смог. Я просто этого хотел (хотел их) чертовски сильно.

Я хотел надеяться, что это сработает. Что каким-то образом мы могли бы сработать (мы трое). Потому что пятнадцать лет знакомства с Эшем и пять лет знакомства с Грир показали мне, что я никогда не оставлю это в прошлом… этого зуда, эту боль от потребности в них. Я был разрушен для любви к кому-то еще, и зовите это судьбой, или неудачей, или генетической совместимостью, или психологической травмой… что бы это ни было, я был привязан к ним, как ржавчина к металлу, как столкновение частиц и сил, которые безвозвратно нас меняли. Не было пути назад.

Эти мысли мелькают у меня в голове, когда мои глаза с трепетом открываются в темноте. Были времена в моей жизни, когда я просыпался на новом месте, дезориентированный и испуганный, ожидая, что пули солдат Карпатии начнут обрушиваться на меня градом, но сейчас я проснулся в теплоте ленивого удовлетворения. В сладком волнении. С мучительным голодом.