Татьяна Веденская - Гений, или История любви
С другой стороны, она бы, может, с радостью поехала за ними в эту Новую Зеландию, чтобы пожить в городе Веллингтон и посмотреть на все: на антиподов, у которых все наоборот, на бескрайние горы, там, где снимали «Братство Кольца». Она совсем недавно посмотрела фильм, и теперь с нетерпением ждала второй его части, и мечтала о том, как бы она смотрелась рядом с Гендольфом. В любом случае, в Новой Зеландии ей бы могло понравиться. Так ей казалось.
— Ты же понимаешь, что мы не можем тебя взять, — вздыхала мама, предполагая, что если бы дочь была разговорчивой, то она бы сейчас устроила истерику, требуя, чтобы они взяли ее с собой. Глядя на безмолвно улыбающуюся дочь, было ни черта не понятно, чего она хочет на самом деле. Улыбка была неопределенной, и в который раз мама подумала, что хоть Мышка и удивительный ребенок, она бы предпочла, если бы дочь была немного более традиционной. Чтобы спросить — и получить ответ.
Когда в раннем детстве выяснилось, что Соня молчит, ее мама была напугана до самых печенок. Куда она только ни обращалась, таская на руках трехлетнего ребенка по всем возможным специалистам и даже к шарлатанам. Пытались найти какую-нибудь травму, хотя бы родовую, для объяснения такого вот парадокса. Внимательно вспоминали, не лаял ли какой пес на ребенка. Ругались с мужем и бабушкой, пытаясь за неимением других вариантов обвинить во всем друг друга. В конечном итоге вердикт специалистов был весьма пространен. Было ясно со всей определенностью, что в своем развитии Соня не только не уступает сверстникам, но иногда в чем-то их даже и превосходит. Кроме того, если уж Соне было очень надо, она вполне могла объясниться или, еще лучше, написать о том, что думает по тому или иному поводу. Кстати, ее сочинения в школе считались одними из лучших. Как и контрольные по математике, как и этюды на рисовании. Но… говорить она не стала. Только по большим праздникам и не больше пары слов. Так что мама (как и большинство людей, с которыми Соня общалась) со временем приучилась достраивать недостающие Сонины куски диалога сама.
— У тебя же учеба, тебе надо закончить семестр. Как ты не понимаешь… Ну, согласна? Может, ты приедешь к нам на лето? Ты хочешь?
— Да, — кивнула Соня. Слово «да» было ее любимым — коротким и емким, исчерпывающим и не требующим пояснений.
Мама вздохнула:
— Ты же уже все умеешь. Ты справишься, да?
— Вот и чудно. Или мы приедем сюда в отпуск, — добавил папа, потому что идея тащить ребенка через весь свет только для того, чтобы он мог повидать родителей, была глупой и дорогой, а папа был рационалистом.
— Будем разговаривать по телефону, — продолжала мама.
Соня только удивленно прищурилась и усмехнулась, а мама кивнула. Да, глупость сморозила. Хотя, если вдуматься, мама очень даже любила разговаривать с дочерью. Они часто сидели на кухне, пили чай или кофе, и мама щебетала обо всем, что только могло прийти в голову. Дочери было интересно. Ей всегда было интересно. Или так, во всяком случае, казалось. Так что в каком-то смысле мама была бы на самом деле рада созваниваться с дочерью и разговаривать часами. Только вот… глупо платить огромные деньги, чтобы поговорить с дочерью, которая в ответ молчит в трубку.
— Бабушка будет тебе готовить и, если что, приедет, чтобы с тобой побыть. Ты только звони ей, если что. Звони каждый день, — снова немного промахнулась мама, видно, забыла, что дочери позвонить — это целое дело, не так просто это для нее. Впрочем, все оттого, что мама уже была мысленно там, в тех краях, где самый теплый месяц в году январь.
— Ты же справишься? — ласково улыбнулся папа.
— Да, — снова кивнула дочь, про себя подумав, что ее родители хорошие и что она будет по ним скучать.
Собственно, все оказалось не так уж и страшно. Только поначалу было сложно засыпать в пустой трехкомнатной квартире. Приходилось включать телевизор в гостиной на всю ночь, а на кухне радио. А еще Соня все время боялась, что забудет выключить плиту, такая, знаете ли, фобия. Когда с самых младых ногтей все твердят изо дня в день, что нет проступка страшнее, чем невыключенная плита, начнешь нервничать. Соня была девочкой с хорошим воображением, могла себе представить пожар, визг шин, грохот сирен и все прочие последствия невыключенной плиты.
Она не стала рисковать, и проблему с плитой решила просто и гениально — старалась ее вообще не включать. Если уж ты ничего не включала — нечего и забывать. Только приходилось все есть всухомятку, но для Сони это не было проблемой. К еде она была довольно равнодушна, к тому же у нее были деньги, а на Тверской стоял «Макдоналдс», в котором все было прекрасно — и весело, и вкусно. Но о таком своем своеобразном способе решения вопросов безопасности она никому не говорила. Во-первых, как вы понимаете, потому что разговоры — это не ее конек, а во-вторых, кому говорить-то, если «все ушли на фронт», в смысле, уехали в Новую Зеландию, к черту на кулички.
Из близкой родни в Москве осталась только бабушка. Молодая, занятая, деловая бабушка, даже и не помышляющая о пенсии, заслуженный врач-дерматовенеролог, на руки которой свалили «никому не нужное» (это она так говорила, вздыхая) дитятко. Бабушка приезжала по понедельникам и четвергам, а в остальные дни они только созванивались по вечерам для контроля. Бабушка оставляла горы не слишком вкусных котлет, которые Соня потом и ела всухомятку. Готовить бабушка не любила и даже презирала, считая себя одной из первых отечественных феминисток. Кроме подкормки, бабушка еще прибиралась в и без того чистой квартире — много ли мусора от одного молчаливого ребенка? Бабушка жила в Лефортове и не была в восторге от всей этой затеи — умотать от родного ребенка на три года — где это видано.
— Где это видано, вот так улепетнуть, — ворчала она, выкладывая кульки и пакеты. — Думаешь, мне легко к тебе сюда таскаться?
— Нет? — пожимала плечами Соня. «Нет» было вторым удобным словом, с которым у нее не было проблем. Бабушка вздыхала и принималась Соню жалеть, хоть и не было для этого никаких причин.
— Эх ты, добрая душа. Ты пойми, Ленке, видать, тоже не хочется одного Володьку отпускать. Понять же можно? То-то.
Бабушка была папина мама и своего Володьку считала идеальным мужчиной, приятным во всех отношениях. А Ленка — Сонина мама, хоть и была женщиной красивой, но на этом ее достоинства кончались. Она ненавидела, когда ее называли Ленкой. С самого детства все звали ее Аленой. Свекровь знала об этом и всегда, во всех случаях, не упускала возможности бросить высокомерное «Ленка».
— Ленке-то уже сколько? — продолжала бабуля. — Годы, годы… а для мужчин, особенно таких, как Володька, все по-другому, не так, как для женщин. Володька у нас особенный. Видный мужчина. Согласна?
