Первый (СИ) - Джокер Ольга

— Ты не употребляла?

Я резко вспыхиваю.

— Нет, конечно. Я бы не села за руль.

— Прекрасно. Тогда дунешь ментам в трубочку, чтобы отстали. Затем прокатимся к следователю, и через пару-тройку часов будешь дома. Продержись, пожалуйста.

Посмотрев на то, как Андрея перекладывают на каталку, а затем грузят в машину скорой помощи, невольно содрогаюсь.

Я только что сбила человека. Чьего-то сына, мужа, брата. Мужчину со своими планами и целями, который совершенно точно не думал, что попадёт под колёса на пешеходном переходе.

И то, что Бакурин чудом остался жив, но покалечен, никак не смягчает моей вины. Я чувствую себя отвратительно. Руки дрожат, слёзы подкатывают к глазам. Горло сжимается. Если бы можно было переиграть события – я бы непременно это сделала.

Пока жду дальнейших действий – нервно перетаптываюсь с ноги на ногу. На улице тепло, но меня по-прежнему трясёт так сильно, что зуб на зуб не попадает.

Права я получила ровно год назад. Долго тренировалась с инструктором, самостоятельно сдавала экзамен – и практику, и теорию. Что же тогда пошло не так? Наверное, не стоило хорохориться.

Когда приезжает папа, он сразу же хватает меня за руку и усаживает в свой автомобиль. Быстро куда-то везёт и сбивчиво объясняет ситуацию.

Всё, что от меня требуется — довериться ему и делать то, что скажут, чтобы выпутаться с наименьшими последствиями из этой истории.

Я послушно киваю на все идеи и предложения. Пусть будет так, но только бы скорее.

В следственном изоляторе меня ждёт общение с адвокатом, а затем и следователем. Я плохо соображаю – критическое мышление на нуле, но понимаю одно – мою катастрофическую ошибку отчаянно пытаются загладить. Возможно, не совсем честным путём.

— Ни с кем не общаться. Никому ничего не говорить, — произносит папа, когда мы во втором часу ночи выходим на улицу из душного кабинета. – В том числе и то, что ты не числишься как подозреваемая.

— Я сильно его травмировала, — тихо шепчу. – Кто же я тогда?

— Просто заткнись, Жень. На сегодня у меня не осталось ресурса, чтобы с тобой разговаривать. Постарайся уснуть, а утром будем дальше решать вопросы.

Попав домой, я послушно бреду в свою спальню. Принимаю душ и пытаюсь прийти в себя, но в голове по-прежнему стоит плотный густой туман. На секунду даже кажется, что произошедшее – это всего лишь моя фантазия. Но как только я ложусь в постель и вбиваю в поиск фамилию и имя гонщика, то понимаю, что это самая что ни на есть настоящая реальность. Моя.

СМИ пестрят ужасающими заголовками: «Андрей Бакурин попал в реанимацию», или же: «Известный гонщик, который должен был выступать на престижном мировом соревновании Ralley Monte-Carlo, в срочном порядке был госпитализирован».

Самое страшное, что мне доводится видеть, так это новость о его смерти. Когда я читаю это, то чувствую мерзкий холодок по позвоночнику. Не выдерживаю и, вопреки предостережениям папы, звоню Инне.

Подруга успокаивает и сообщает, что Андрей жив, но в данный временной период ему делают важную операцию, которая повлияет на ход карьеры.

Я успокаиваюсь, но в то же время не очень. Уснуть не могу, висну в сети. Наверное, никогда в жизни я не читала столь много о гонках, как этой ночью.

Об Андрее удается узнать интересные детали. Оказывается, его отец тоже был крутым гонщиком ещё в советские времена. Впоследствии стал тренером собственного сына, но два года назад трагически погиб.

Фотографии Бакурина с женой я тоже пристально рассматриваю. Пытаюсь понять, что сейчас чувствует Алина. Братья? Мать? Тренерский состав? Не знаю только: для чего мне это?

Утром отец от меня отмахивается. Отменяет работу, постоянно с кем-то созванивается. По коротким отрывкам я понимаю, что новости кардинально меняются каждый час. Они то плохие, то хорошие.

— Что-что, Жень! – вспыхивает папа. – Травмы головы. Руке – пиздец.

Он впервые матерится при мне, но раз сказал ругательство, то значит, что дело действительно плохо.

— Сидишь дома. На море не летишь, — раздаёт приказы отец.

— Я не собиралась.

Сев на стул, закусываю щёку изнутри. В грудной клетке тянет и болит. Вообще-то я хотела полететь к маме, но увы.

— У Бакурина было важное соревнование. Он к нему долго готовился. Теперь может только мечтать.

Я киваю, потому что знаю. Наверное, после прошлой бессонной ночи могу досконально рассказать всю биографию Андрея.

— Тебе нужно наведаться к нему в палату, — выдыхает отец. – Предложить помощь, поухаживать. У меня вся автомобильная федерация лечит в клинике зубы, Жень. Утром то один, то второй звонил. Мол, твоя дочь учудила?

Опустив глаза, дёргаю плечами. На удивление папа не кричит и не злится, но разговаривает обречённо, а это ещё хуже.

Впрочем, идеей поехать к Бакурину воодушевляюсь. В конце концов, я же будущий врач. Если надо — буду сидеть рядом с ним целыми сутками. Кормить, поить, читать книги и помогать в тех делах, где он не может справиться самостоятельно.

Уже следующим утром мы с папой едем за покупками. Я с особой дотошностью выбираю кисломолочные продукты и фрукты. Хочу, чтобы было максимально полезно.

Когда переступаю порог травматологии, то невольно ёжусь. На мне белый халат и бахилы. В правой руке пакет с небольшими презентами.

Я медленно иду по коридору к палате номер пять, опасаясь всего на свете. Журналистов, тренера или жены Андрея. Но у двери пусто, а внутри совершенно точно тихо.

Расправив несуществующие складки на халате, стучу. Когда никто не отвечает, я дёргаю дверную ручку и попадаю в светлую и чистую палату, где пахнет антисептиком.

— Здравствуйте… — негромко проговариваю.

Андрей лежит на специальной широкой кровати, отвернув голову к окну, поэтому его лица я не вижу, но догадываюсь, что он спит.

Застыв на месте, бегло блуждаю по нему взглядом. Рассматриваю отросшую щетину, примятую футболку в свежих пятнах крови и руку в гипсе.

Я беззвучно прохожу по палате, стараясь не разбудить Бакурина. Пусть поспит. Знаю, что у него была сложная операция. Руку буквально собирали по частям и вставляли пластины. К сожалению, эта операция не последняя.

Когда Андрей резко поворачивает голову, я едва не подпрыгиваю на месте. Пакет с покупками выскальзывает из рук, я непроизвольно вскрикиваю и опускаюсь на корточки, чтобы собрать абрикосы и персики, которые рассыпались по полу.

Закончив, подхватываюсь на ноги и убираю за уши надоедливые пряди волос, которые лезут в лицо.

Бакурин смотрит прямо на меня. Хмуро, недовольно. На фотографии он казался моложе. Сейчас его губы сухие, обветренные. Между бровей залегла глубокая складка. Я догадываюсь, что Андрей не понимает, кто я, и почему меня пустили в палату.

— Здравствуйте, — наконец, подаю голос. – Меня зовут Евгения Меркулова. Это я… Я была за рулём автомобиля.

Последняя фраза даётся с трудом. Сердце проваливается в пятки, когда Бакурин отворачивается и устремляет взгляд в противоположную стену.

Прогонит или нет?

— Пошла на хуй отсюда, Женя, — строго чеканит Андрей.

И тут же жмёт кнопку вызова персонала.

Глава 3

От столь грубого приветствия спирает дыхание.

Со мной никто и никогда так не разговаривал. Ни друзья, ни родители, ни случайные знакомые. Поэтому я по-настоящему теряюсь, а щёки пылают с такой силой, словно мне отвесили позорных пощёчин и высмеяли перед толпой.

Всю прошлую и позапрошлую ночи я рассматривала фотографии Андрея в сети. Включала архивные видеозаписи соревнований, интервью и читала о нем много профессиональных статей.

Когда ехала в больницу, то ловила себя на мысли, что направляюсь проведать близкого человека — настолько много о нём знала. Но нет. Тот улыбчивый Бакурин в интернете и этот, что прямо сейчас посылает меня на хуй — совершенно разные люди. Резкий контраст. Абсолютное несовпадение.

Сильнее кусая губы, не могу не думать о том, что именно я его таким и сделала. Благодаря одной вопиющей ошибке. Возможно, непростительной.