Война (ЛП) - Коул Стиви Дж.

— Мертвы, — шепчу я себе под нос, с трудом поднимаясь на ноги.

Я смотрю в другой конец комнаты на разбитое зеркало, затем на ящик комода. Эмоции проносятся сквозь меня подобно бушующему циклону, подхватывая меня против моей воли. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. За последние несколько дней были моменты, когда я не мог поверить, что это реально. И тогда, почти как смена приливов и отливов, наступало осознание. Паника нарастала в моей груди, пока не стало казаться, что я вот-вот взорвусь, как бомба. Я был как маятник, раскачивающийся между горем и отчаянием, гневом и неверием, но в конце всегда оставалась надежда, потому что я думал, что у меня всё ещё есть моя маленькая девочка, а теперь всё, что осталось — это безнадёжность.

Но в смерти есть надежда.

В конце концов, это положило бы конец мыслям, боли, чувству вины. Должно быть так много покоя в тишине, в месте, где я не без них. Стекло хрустит у меня под ногами, когда я подхожу к комоду, открываю верхний ящик и достаю Кольт 45-го калибра.

У меня в горле встаёт комок. Моя грудь сжимается, но слёз, которые, я знаю, должны были бы пролиться, нет. Я смотрю на гладкий чёрный металл и провожу пальцем по стволу, обводя его вокруг дула. Это возможность, прямо здесь, в моих руках. Холодная, металлическая форма контроля, потому что я могу выбросить всё это дерьмо из своей головы. Я могу выбрать, чтобы не жить без них. Я могу найти покой, выход из этого невыносимого грёбаного одиночества, которое будет продолжать душить меня каждую ёбаную секунду каждого ебучего дня.

Я смотрю на своё отражение в разбитом зеркале, подношу пистолет к голове и медленно прижимаю дуло к виску. Мой палец лежит на спусковом крючке. Но я качаю головой, потому что это не лучший способ сделать это. Я убираю пистолет и засовываю его в рот, прикусывая дуло. Вкус металла обволакивает мой язык, пока я борюсь сам с собой. Я скучаю по ним. Я ненавижу себя за то, что втянул их в жизнь, в которой не было места их невинности. Мои ноздри раздуваются. Мой палец дрожит на спусковом крючке. Одно лёгкое движение. Это всё, что требуется. Несколько секунд. Ослепляющая боль, и, если мне повезёт, эта пуля пройдёт прямо через мой мозг, и моё сердце немедленно остановится.

Всё это прекратится.

Моё сердце колотится в груди, каждый удар отдаётся гулом в ушах. Мои ладони потеют. «Это должно быть легко» — думаю я, глядя на своё искажённое отражение. Разве это не должно быть легко? Просто нажми на чёртов спусковой крючок.

Покончи с этим. У меня ничего не осталось. Никакого утешения в этом мире. Но, клянусь богом, я словно парализован. Как будто что-то удерживает меня, в глубине моей головы поселилось сомнение. Я закрываю глаза, делаю несколько глубоких вдохов, пистолет всё ещё у меня во рту. Мой палец скользит вниз по изгибу курка, и всё, что я вижу в своей голове — это Тор. Её улыбка… она могла бы заставить меня почувствовать себя лучше одной своей грёбаной улыбкой.

Я опускаю руку, и пистолет с грохотом падает на пол. Вздыхая, я кладу руки на комод и наклоняюсь. В смерти не будет покоя, если я оставлю дело незаконченным, а Хесус и Ронан — это незаконченные дела. Как бы мне ни хотелось, чтобы это чувство пустоты кануло в лету, просто не в моих силах позволить мужчинам, забравшим моих девочек, продолжать их жить. Я открываю глаза и смотрю на пистолет. Моему спокойствию придётся подождать, потому что месть — часть моей натуры. Итак, я, спотыкаясь, добираюсь до кровати и падаю обратно на матрас, моё сердце бешено колотится, когда я закрываю глаза и жду, когда весь остальной мир исчезнет.

Глава 2

Джуд

Две недели спустя

За окном раздаётся звук стрельбы, громкий шум пробуждает меня от беспокойного сна. Я падаю на пол прежде, чем успеваю дотянуться до пистолета на тумбочке. Медленно вставая и выглядывая из окна, я поднимаю его. Отсюда мне хорошо видна длинная подъездная аллея, ведущая к парадным воротам Гейба. Прямо за оградой из кованого железа на холостом ходу стоит чёрный «Хаммер». Мужчины стоят на крыше с винтовками, направленными на дом Гейба. Это люди Хесуса — люди, которые помогли захватить Кайлу и Тор.

Гнев разрастается в моей груди.

Я слышу взрыв ещё до того, как вижу слабое свечение на конце пистолета. Я подхожу к окну, поднимаю пистолет, смотрю на площадь и нажимаю на спусковой крючок. Окно разлетается вдребезги. Я нажимаю на курок снова и снова. Один из мужчин падает на землю. Охранник на крыше кричит, прежде чем раздаётся шквал выстрелов. Пули со свистом отлетают от дома. Мужчины кричат. Визжат шины.

Гейб хочет вернуть город, который Синалоа украли у него, и маленькая выходка Ронана помогла отбросить развитие картеля Синалоа назад. То, что стоило мне всего, дало Гейбу преимущество, и я не могу ничего с этим поделать, но чертовски этим огорчён. Всё, чего я хочу — это смерти Хесуса, причём от моих рук, поэтому я начну свой собственный путь по ослаблению этого ублюдка. Но я знаю, что не смогу уничтожить картель без хорошего плана, поэтому я провёл последние две недели, строя заговоры, планируя, выпрашивая одолжения. Я заплатил нескольким подонкам за информацию о контактах Хесуса и составил список. И во главе моего списка стоит один из дюжины жуликоватых копов, который помогает обеспечить бесперебойную доставку кокаина, Хорхе Эрнандес. В первую очередь я планирую заняться посредниками вроде него, перерезав большинство связей картеля Синалоа, которые связывают незаконное с легальным.

Марни принюхивается, прежде чем сделать глоток из своей кружки.

— Чёртовы картели из всего устраивают шоу. — Он качает головой как раз в тот момент, когда открывается и захлопывается входная дверь.

— Придурки, — стонет Гейб. Он останавливается на полпути, когда видит, что я стою на кухне.

Я подхожу к шкафчику, беру бутылку алкоголя и выдёргиваю пробку, прежде чем опрокинуть её в своё горло. Когда я опускаю взгляд на столешницу, то вижу конверт, выглядывающий из стопки почты. Почерк аккуратный, а по центру — слово «Американец». Почерк аккуратный. Сделав ещё один быстрый глоток, я беру конверт со стойки и поднимаю его вверх. Гейб непонимающе смотрит на меня, когда я прохожу мимо него с письмом и бутылкой виски. Я жду, пока вернусь в свою комнату, чтобы открыть его, внутри лежит один листок плотной бумаги.

Мои искренние соболезнования. Такова цена войны.

Мой пульс неуклонно учащается, когда я смотрю на это письмо. Моя кожа горит. Это была не моя грёбаная война. Тор и Кайла — они были не просто жертвами. Этот высокомерный кусок дерьма, сидит в своём грёбаном русском особняке и курит свои чёртовы сигары, в то время как каждая частичка меня умерла. Он хочет власти, и ему всё равно, кого или что он уничтожает на своём пути. Бумага сминается в моей руке. Он был причиной, по которой меня втянули в это дерьмовое шоу. Он действовал за моей спиной и уговорил Тор продать меня. Я бы не сомневался, что он приложил руку и к похищению Кайлы… Я бросаю скомканный листок бумаги на пол и подхожу к шкафу, распахивая дверцу, прежде чем схватить винтовку с полки, потому что весь этот гнев вот-вот сорвётся на Хорхе.

Я заряжаю винтовку и выхожу из комнаты.

Гейб на кухне, кричит в телефон, и это хорошо, потому что я не хочу спорить с ним из-за этого дерьма. Я вхожу прямо в дверь и направляюсь в гараж рядом с подъездной дорожкой. Я распахиваю дверь и хватаю коробку с гранатами, прежде чем забраться в одну из многочисленных машин, припаркованных там.

Я поставлю грёбаного Хесуса на колени, а потом, блядь, убью его с улыбкой.

Я уже час сижу в этом отвратительном баре на окраине Хуарес-Сити, потягивая виски, но кайф, разливающийся по моему телу прямо сейчас, мало помогает мне расслабиться. Хорхе рядом со мной, он прихлёбывает пиво и лапает женщин. Смеясь, он что-то шепчет на ухо молодой девушке. Она улыбается, когда он убирает волосы с её лица, но её взгляд прикован ко мне. Его рука скользит вниз по её животу. Я наблюдаю, как он незаметно засовывает немного наличных за пояс её обтягивающей юбки. Она улыбается мне, прежде чем оттолкнуться от него, покачивая бёдрами, пересекает комнату и направляется к двери. Он кряхтит, отодвигая свой табурет, и, пошатываясь, поднимается на ноги. Я делаю последний глоток из своего стакана и ставлю его на стойку, прежде чем встать и последовать за ним по коридору в мужской туалет.