Притворись моим другом (СИ) - Палла Иоланта

— Влас, ты тут?

Из-за открытой двери послышался голос Резникова. По коже мгновенно прокатились мурашки, и я, несмотря на жжение в области коленок, спешно подскочила и вжала в себя рюкзак. Парень отлип от стены и сделал шаг в направлении входа, чуть перекрывая обзор на меня. Неужели решил спасти меня?

Только не выдай меня, пожалуйста…

Повторяла эти слова, зажмурившись и слушая бешенный ритм своего одичавшего сердца.

— Да, я здесь, — спокойный голос с легкой хрипотцой заставил распахнуть глаза.

Он снова меня разглядывал. С интересом.

Только не выдай меня… Пожалуйста…

— Ты новенькую нашу не видел?

Сердце замерло в этот момент. Незнакомый парень кинул сигарету под ноги, затушив ее носком ботинка, и поместил руку на дверное полотно. Нет. Он не скажет, что я здесь. Нет.

— Видел.

Одно слово, а меня будто ведром ледяной воды окатили. Все органы разом упали вниз. Я отступила назад, а Влас толкнул дверь в сторону. Мои глаза тут же поймали знакомые туфли и брюки. Макс спускался по лестнице.

— Вот она.

Интерес в глазах парня сменился равнодушием, от которого у меня ноги подкосились. Он развернулся и скорее всего вошел в здание, но этого я уже не видела, потому что бежала к воротам, чтобы покинуть чертову школу.

Глава 2

Руслан

— Вижу своё восемнадцатилетие ты отметил с размахом, — Борис Власов с бесстрастным видом ставит руки в бока, осматривая комнату, и пинает жестяную банку.

На хате у Серого полнейший бедлам. Пацаны отрывались на полную катушку. В помещении полумрак. Гордость Серёги — огромная колонка, убивающая мегагерцами, валялась на полу и хрипела.

Он не будет в восторге, когда проснется.

Присаживаюсь на диване и запускаю руку в волосы, смачно зевая. Сколько спал?

Часа два от силы. Мышцы ноют, а мозг просит о пощаде.

— Черт! — шиплю, когда батя проходит к окну и сдвигает плотную портьеру в сторону, пропуская в комнату яркий солнечный свет.

Слепит, как вампира. Не реагирует на моё возмущение и открывает створку, позволяя свежему воздуху сметать смрад от ночного гуляния. Присвистываю, смотря на окружающий меня беспорядок. В полутьме все казалось вполне презентабельным, а сейчас взгляд блуждал по горе мусора на полу, банках, бутылках, кальяну и закускам. Стол перевернут. Лампа валяется около тумбочки. Вряд ли Серый сможет ей воспользоваться. Разбили в хлам.

— Страшно подумать, что вы здесь вытворяли, — отец выдергивает шнур от колонки из розетки и брезгливо бросает его на пол, погружая окружающее нас пространство в звенящую тишину.

— Ты знаешь, что я не пью, — тру глаза и с прищуром смотрю на предка, который, засунув руки в карманы идеально наглаженных брюк идет в мою сторону.

— Что еще удивительнее, — он останавливается напротив меня и давит своим энергетическим полем.

Предсказуемо. Навис надо мной, как стервятник над своей добычей. Только теперь я не прячу глаза, а поднимаю голову и жду его лекций, что сын известного Бориса Власова, сбился с пути истинного и позорит своего отца.

— У тебя на все полчаса, — он оглядывается по сторонам, словно оценивает масштаб шабаша, — не спустишься, Олег поднимется и притащит в машину за шкирку.

— Я уже совершеннолетний и в няньке не нуждаюсь, — выплевываю каждое слово, ощущая, как напрягается каждая вена под кожей.

— Спорное заявление, — одна бровь Власова изгибается в чертовом вопросе, заставляя мою верхнюю губу подрагивать от нерва, — тридцать минут, Руслан, — он разворачивается, но тут же смотрит на меня снова, потирая переносицу пальцами, — и да, приведи себя в порядок. Нужно, чтобы ты выглядел приемлемо, хотя бы.

Фыркаю, смотря ему в спину.

Предок задерживается около выхода, достает из кармана портмоне и отсчитывает несколько красных купюр.

— Это, — поднимает руку, не глядя на меня, — твоему дружку за организацию праздника для моего сына. Судя по всему, ему пригодится.

Уходит, оставляя после себя удушливое чувство непоколебимого авторитета. Только в этот момент расслабляюсь и тру виски пальцами.

Как папашка узнал, где я нахожусь?

Просто. Вчера столько камер было направлено на нас во время гонок, что в пору вносить свое имя в список селебрити. Черт! Иногда до жути ненавижу социальные сети и быстро развивающуюся всемирную паутину.

Около пяти минут сижу и не двигаюсь, разглядывая результат суточного зависания на квартире Серёги. Самого его не видно. Поднимаюсь и иду в комнату напротив. Храп. Перегар. Две пары ног из-под одеяла. Усмехаюсь и тихо прикрываю дверь.

Повинуясь зову желудка, бреду в кухню и вкидываю в себя пару кусков пиццы, которая осталась целой и покоилась в холодильнике. Пока закипает вода в чайнике, прибираю в кухонной зоне. Завариваю крепкий кофе и смотрю на часы. Есть еще двадцать минут до исполнения приговора от отца.

Повиноваться его воле не хочется, но и иметь дело с Олегом не в моих планах, поэтому беру несколько больших мешков для мусора и убираю весь хлам в гостиной. Поправляю сдвинутую со своего места мебель и с звонким равнодушием заваливаюсь в душ. Пару минут стою, упираясь руками в холодную стенку кабинки. Теплая вода ударяет по лицу, прикрытым векам.

Резко открываю их, гася воспоминания, и тут же принимаюсь натирать тело гелем для душа. Механические действия всегда помогают отгородиться от прошлого. Заметил, поэтому действую на автомате. Задерживаюсь на минуту из-за кроссовок. Шнурки никак не поддаются.

В этот момент входная дверь распахивается. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, кто за мной прибыл.

— Иду я, — говорю, не поднимая головы.

Из подъезда буквально вываливаюсь. Всеми легкими втягиваю свежий воздух и прикрываю глаза. Есть в наступившей осени что-то притягательное. Кайфую, пока сигнал тачки не возвращает в реальность. Опускаю голову и врезаюсь взглядом на надпись, оставленную прямо на стене около входа в здание. Красный, черный, белый. Одного баллончика тогда не хватило.

Сглатываю противную слюну с привкусом кофе. Пару раз моргаю, чтобы сбить помутнение, которое моментально приводит к сжатию всех органов за ребрами.

Сиплый выдох.

Иду к тачке. Олег протягивает руку, не садясь за руль.

— Ключи, — голос робота.

Скриплю зубами, но лезу в карман. Протягиваю амбалу связку и намеренно роняю.

Никак не реагирует. Не положено.

Сажусь на пассажирское. Предок тут же выезжает со двора, а я в боковом зеркале слежу за Олегом, который мастится за руль моей девочки.

— Где мне в этот раз выступать в качестве обезьяны? — спрашиваю равнодушно, а Борис Власов указывает на ремень.

Пристегиваю и развожу руки в стороны с немым вопросом. Доволен?

Может, на задние лапки встать и прыгнуть через горящий круг?

— Веди себя достойно, сын, — умело ведет машину, осторожно сворачивая по знакомым улицам, что заставляет нахмуриться.

Движемся не по тому маршруту, который я держал в голове.

— Зачем мы к ней едем?

— Видимо, твоя мать еще надеется на то, что из тебя можно вылепить человека, — сухо бросает, не глядя на меня, — половина сентября пролетела, а ты пропадаешь. Телефон где?

— Не знаю, — пожимаю плечами, отворачиваясь к окну.

Сбоку слышится тяжелый вздох.

Не трогает от слова совсем.

Пялюсь на пролетающий пейзаж, пока машина не тормозит около двери, впечатавшейся в память, как едкое вещество. Сердце предательски подпрыгивает и усиленно стучит в груди.

— Я уже не надеюсь на возвращение в твою голову разума, — говорит отец, глуша мотор и открывая дверь, — но Верочка…

— Не называй ее так, — хриплю, сжимая кулаки, — не имеешь больше права.

— Твоя мать больна, Руслан, — спокойнее произносит предок, уставившись в лобовой стекло, — анализы показали ухудшение. От лечения она отказывается.

— И?

— Поговори с ней.

— А сам?

— Меня Верочка не слушает, а тебя слишком любит, чтобы отказать, — переводит на меня взгляд, в котором теплится мольба вместо привычного холода, — Руслан, — он отворачивается, а у меня руки немеют от слова «ухудшение», в ее случае оно плачевно, — пожалуйста, найди слова, которые вернут прежнюю Веру.