Вера Ветковская - Любовь под облаками
Вера допила кофе, аккуратно промокнула уголки губ носовым платком и сказала:
— Я подумала: какое счастье, что сегодня с нами не летит Валера!
Галю даже покоробило. Подруга радовалась, что любимому не угрожает опасность. А что на борту триста пассажиров, да экипаж вместе с девочками, да и самой Верой, и все они могли грохнуться, — об этом она не думала! Что за слепой фанатизм! Что это за странная горячка, которой болеют уже второй год два взрослых, очень неглупых человека! И ничто не может излечить их друг от друга. Интересно, как же они, такие любящие, спят дома со своими женами-мужьями? Или они настолько погружены в свои чувства, что осуществление каких-то отношений с законными половинами попросту кажется им сном? А те-то почему мирятся с равнодушием к себе? Но Веру ни о чем таком нельзя спрашивать, Веру, с ее чистыми русалочьими глазами, детским прямым пробором классической прически, делающей ее похожей на девочку-мадонну, написанную средневековым художником... Спрашивать нельзя, но можно размышлять вслух — авось Вера откликнется... Гале и в самом деле интересно: неужели это чувство, о котором написаны сотни книг, существует в природе в своем первозданном виде?
— Странно все это, — следя взглядом за струйкой дыма, сказала она. — Неужели бывают чувства, которые выносят человека за рамки его физических переживаний, например страха за свою жизнь?
— Да, — медленно и неохотно проговорила Вера, — я думала, что будет с Валерой, если мы...
— А о пассажирах ты не думала? — вцепилась в нее Галя. — О ребятах, об экипаже? А обо мне и Люське?
Вера усмехнулась загадочной, рассеянной улыбкой:
— А чего тут думать? Мы ведь были вместе...
Галю этот ответ не удовлетворил.
— Послушай, я не трусиха, ты знаешь, но у меня чуть не подкосились ноги, когда я услышала, что заклинило рули...
— А все-таки рули заклинило? — небрежно осведомилась Вера. — Я думала, что-то другое... Как же ребята посадили машину?
— Посадили, как видишь, — сердито сказала Галя. — И тем самым спасли от отчаяния твоего Валеру, — ехидно добавила она.
— Да, спасли, — спокойно подтвердила Вера и тут же перевела разговор на другое: — Как думаешь, с Люсей это серьезно? — В голосе ее прозвучало сочувствие, и это не понравилось Гале. Она презирала малодушных.
— Люся сломалась, — безжалостно произнесла она. — Будет теперь бумажки перекладывать с места на место...
Взгляд русалочьих глаз, витавший за огромным, во всю стену, окном, остановился на Галином лице.
— Зря ты так. Люся славная, добрая. Не всем дано выдерживать такие ситуации.
— Кому не дано, пусть не суются в стюардессы, — не приняла ее заступничества Галя. — Надо уметь рассчитывать свои силы.
Вера с ласковым сочувствием задержала взгляд серо-зеленых глаз на подруге.
— Рассчитывать... — мягко повторила она. — Да, конечно. Но случается, жизнь опровергает наши самые точные, безупречные расчеты. Не хвались своим трезвым умом...
— Да, у меня трезвый ум, — раздраженно подтвердила Галя. — И я горжусь этим.
Вера снова как будто погладила ее взглядом.
— Ах ты, девчонка, — усмехнулась она, — у тебя не столько трезвый ум, сколько неразбуженное сердце... Ты, милая моя, похожа на спящую принцессу Аврору, да, несмотря на всю твою прыть, — именно на спящую...
Добираясь на маршрутке до Юго-Запада, Галя продолжала размышлять над словами Веры.
Нет, меньше всего она походит на спящую красавицу... Красавица — это точно, об этом буквально кричат зеркала, витрины и взгляды мужчин. «Красавица с электрическим взглядом» — так называет ее Саша Крайнев, почти жених, без пяти минут выпускник МГИМО. Конечно, красавица, но не спящая же... Такую жадность до жизни, которая с детства отличала Галю, сейчас в людях редко встретишь. По крайней мере, она видит вокруг себя каких-то скисших, беспомощных и бескрылых людей.
Жгучий интерес к жизни и людям не покидал Галю и в самых критических ситуациях. Очертя голову она бросалась во всякие авантюры: в короткие романы с молодыми людьми, которые ей быстро надоедали, в учебу, в развлечения, в спорт... Она могла завести на полную мощь самую скучную компанию, отлично играла на гитаре и пела, анекдоты рассказывала как актриса — в лицах, плясала, умела поддержать интеллектуальную беседу, потому что была начитанна, имела второй юношеский разряд по шахматам, за которыми с летчиками проводила часы «нелетки» в гостинице. У нее было за спиной тридцать два прыжка с парашютом; летом, на море, Галя заплывала дальше всех своих поклонников, и таким образом они отсеивались методом естественного отбора. Она умела перевязывать раны, делать искусственное дыхание, уколы, массаж... То есть в Гале сочеталось столько разнообразных талантов и столько знаний, что их хватило бы с избытком на добрый десяток женщин. Некоторые летчики, поначалу пытавшиеся завести с ней небольшой воздушный роман, за которым мог бы последовать брак, очень скоро отступились от энергичной девушки и быстренько переводили отношения с ней на дружескую платформу.
В маршрутке Галя сидела лицом к остальным пассажирам. А они — и мужчины и женщины — вместо того чтобы разглядывать за окном весенний пейзаж, дружно пялили на нее глаза, гадая, кто эта стройная, изящная женщина с горящими ореховыми глазами, смуглой кожей и красиво очерченным ртом, в длинном светло-сиреневого цвета вязаном платье с воротом-шалью, с сиреневой сумочкой в руках, в лакированных туфельках на высоком каблуке... Такого уровня женщины, райские пташки, редко залетают в общественный транспорт... И почему она едет из аэропорта без вещей? Провожала кого-то? Кто этот счастливец, вернее, кто этот идиот, который позволяет такой женщине добираться на маршрутке?
Галя чувствовала устремленные на нее взгляды, но они были привычны и ее не смущали. Иногда ее подмывало напрямую объясниться с любопытной публикой, сказать, что да, она здесь, в общественном транспорте, оказалась случайно, где-то он есть, мужчина, который как квочка высиживает для нее «шевроле» или «тойоту», и она может взять этого мужчину, снять, как томик с книжной полки, но — не торопится. И куда ей торопиться в двадцать лет? Ей нравится эта неизвестность, она медлит распечатывать заветный конверт с собственным будущим, все вертит его в руках, но не решается вскрыть, потому что — зачем? Ведь так приятно принадлежать самой себе, думать о завтрашнем дне со снисходительной улыбкой сильного человека, знающего, что успеет взять то, что принадлежит ему по праву, никуда не спешить, ни о чем не хлопотать... одним словом, смотреть на жизнь как на серию опытов, экстатических экспериментов, проноситься над ней на серебристо-жемчужном лайнере, как птица, которая не желает, ну конечно, не желает вить гнезда.
