Стелла Бэгуэлл - Младшая дочь короля
— Ваше величество, мы только что с самолета, и...
Договорить молодой человек не успел — новый шум у дверей заставил всех вновь повернуть головы. Послышались возгласы удивления и испуга: молодой охранник короля мчался к алтарю так, словно демоны гнались за ним по пятам.
Королева смертельно побледнела, и Николас поспешно подхватил ее под локоть. Ребекка потянулась к ребенку, и Доминик бережно передала ей малышку.
Охранник торопливо поклонился королевской семье.
— Что случилось? — нетерпеливо воскликнул Николас.
— Боюсь, ваше высочество, у меня дурные новости, — задыхаясь, выпалил охранник. — Машина короля попала в аварию. Автомобиль съехал с шоссе, пробил ограждение и скатился вниз по крутому горному склону. Мы полагаем, что король и его водитель погибли.
Крики ужаса огласили древние стены собора. Доминик потерянно оглядывалась кругом, не слушая, что еще докладывает охранник брату: рассудок ее отказывался воспринимать страшную весть.
Сквозь толпу потрясенных придворных протиснулся Маркус Кент, главный советник короля. Словно в тумане Доминик видела, как он кладет руку на плечо брата.
— Согласно законам и обычаям нашей страны, — сурово проговорил он, — я объявляю Николаса Стэнбери принцем-регентом до тех пор, пока его величество король Майкл не будет найден или признан погибшим.
Джозефина сжала руку сына.
— Что значит «найден»? — воскликнула она. — Разве вы не нашли тело короля?
Маркус покачал головой.
— Нет. Охрана только что сообщила мне, что тело его величества на месте происшествия не найдено.
Больше Доминик ничего не слышала. Испустив сдавленный крик боли и прижав руку к животу, она стремглав вылетела из собора.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Доминик прижалась щекой к холодному мрамору колонны и положила руку на живот, стараясь унять тошноту.
«Господи, дай мне силы! — мысленно взмолилась она. — Я должна быть сильной — ради мамы, ради брата и сестры. Не допусти, чтобы они узнали мою тайну! Хватит с них одного горя!»
Слезы жгли глаза, как Доминик ни старалась их удержать. Она — принцесса; с детства ее учили в любых обстоятельствах оставаться спокойной и невозмутимой. Как рассердился бы папа, узнав, что она проявила слабость на глазах у всего королевского двора!
Эта мысль помогла ей овладеть собой: дрожащими руками она достала из сумочки носовой платок и промокнула глаза.
— Доминик! Как вы?
Сердце Доминик на мгновение замерло, а затем пустилось в бешеную скачку. Почти четыре года она не видела этого человека, но глубокий мужской голос за спиной казался знакомым и родным, словно колыбельная матери.
Гордо расправив плечи, она повернулась лицом к мужчине, которого так и не сумела забыть.
Маркус Кент всегда казался ей образцом мужской красоты. Высокий, стройный, широкоплечий, с черными, как вороново крыло, волосами и чеканным породистым лицом — настоящий рыцарь-аристократ, счастливое сочетание силы, мужества и изысканной элегантности. Но больше всего привлекали ее глаза Маркуса — какого-то неопределимого цвета, они казались то дымчато-серыми, то бледно-зелеными, словно морская волна, а то и бирюзово-синими.
Он был на двенадцать лет старше ее, но никто из сверстников не пробуждал в Доминик подобных чувств.
— Напрасно вы пошли за мной... но все равно, спасибо.
Широкими шагами он приблизился к ней, взглянул в искаженное горем лицо. Доминик невольно вздрогнула под его проницательным взглядом.
— Вы побледнели и бросились вон из церкви. Я вышел узнать, не нужна ли вам помощь.
— Не сомневаюсь, за мной вышел кто-нибудь из охраны.
С юных лет Доминик усвоила: принцесса — желанная добыча для маньяков и террористов, а значит, надо привыкать, что, куда бы ты ни шла и что бы ни делала, за тобой будут следить несколько пар внимательных глаз.
— Мне подумалось, что вам сейчас нужен не охранник, а друг.
От его слов у Доминик снова защипало глаза. «Как рассердится отец, если узнает, что я разревелась посреди улицы!» — подумала она; но тут же вспомнила, что отец, скорее всего, никогда уже ни на что не рассердится... Доминик, пошатнувшись, вцепилась в руку Маркуса.
— Маркус! — воскликнула она. — Пожалуйста, скажите, что все это сон! Он не мог умереть!
Доминик вернулась домой несколько дней назад, но до сих пор Маркус избегал с ней встреч. Услышав от короля, что младшая дочь приезжает из Америки на крестины племянницы, он начал обходить покои принцессы стороной. Но сегодня пожалел о том, что оттягивал встречу: быть может, если бы он встретился с Доминик раньше, перемены в ее внешности не поразили бы его до глубины души.
Четыре года назад, желая излечить принцессу от подростковой влюбленности, Маркус нанес ее юной гордости тяжелый удар. Не злонамеренно, о нет! — ни за что на свете он не согласился бы обидеть эту милую девушку, не будь на то очень веских причин. Но причины были. Семнадцатилетняя Доминик бегала, словно собачонка, за молодым советником своего отца; не раз Маркус ловил на себе ее восторженный взгляд — и не хотел, чтобы принцесса вступала во взрослую жизнь с головой, забитой романтическими фантазиями о человеке, который ей не пара.
С тех пор прошло четыре года; Маркус надеялся, что Доминик давно все простила и забыла. С ним самим за эти годы произошло столько событий, что хватило бы на целую жизнь: брак, полный надежд, затем — трагедия, отголоски которой еще откликаются в душе острой болью, и горькое разочарование.
Но сегодня, едва Доминик вошла в собор, при первом же взгляде на нее внутри у Маркуса что-то болезненно сжалось. Ибо прежняя наивная девочка расцвела и превратилась в прекрасную женщину.
Стройная фигурка утратила подростковую угловатость; теперь Доминик двигалась грациозно и изящно. Золотистые кудри, когда-то в беспорядке падавшие на плечи, теперь спускались до талии ровной густой волной; бриллиантовые заколки не давали им спадать на лоб. В ушах покачивались серьги с бриллиантами. Цвет глаз не изменился — все тот же нежный оттенок первой весенней листвы, — но наивная распахнутость взгляда сменилась задумчивостью и легкой печалью. Но особенно поразили Маркуса губы — алые, полные, сочные, вырезанные чувственным «луком Амура», так, что при взгляде на них невольно приходило в голову: «Должно быть, эти милые губки узнали уже немало поцелуев!»
А быть может, и сердце Доминик уже отдано какому-нибудь разбитному американцу...
Но Маркус тут же отринул эти глупые и недостойные мысли. Как бы хороша ни была Доминик, как бы ни обрисовывало кремовое платье ее женственные формы, для него она — принцесса, младшая дочь короля.
