Робин Сисман - Просто друзья
— Фрея, ты неотразима!
— Я знаю. — Она положила руки ему на плечи и отступила на шаг, чтобы он мог ею полюбоваться. — Это новая я. Не говори, что ты думал, будто я рождена, чтобы носить брюки.
— Нет, нет… — Ее шикарный вид, похоже, вывел его из состояния равновесия. — Я хочу сказать, что ты всегда сказочно выглядишь.
Он усадил ее за столик и вернулся на прежнее место. Как чинно он смотрелся, каким добродетельно-правильным было его широкое лицо с серьезными карими глазами и прилизанными волнистыми волосами! В Англии его полюбили бы с первого взгляда. Интересно; купил он уже обручальное кольцо для нее, и если купил, то где прячет?
Официант принес меню и достал из холодильника бутылку вина.
— Шампанское?
— Именно. — Фрея одарила Майкла искрящейся улыбкой. — Мы что-то празднуем?
— Ну, — застенчиво протянул он, — сегодня пятница, вечер.
Фрея прикусила язык. Так было все пять месяцев, что она жила у него. Майкл всегда отмечал конец рабочей недели походом в ресторан — не слишком дорогой, затем следовал просмотр видеофильма, после фильма они ложились в постель — пораньше по случаю приближающихся выходных. В постели Майкл усердно трудился.
Пока официант наполнял бокалы, Фрея с удивлением отметила, что бутылка наполовину пуста. Майкл вообще-то не пил в одиночестве. Должно быть, собирался с духом.
— Как прошел день? — услышала она собственный голос. Бог ты мой, она уже превращается в образцовую домохозяйку!
— Отлично. В следующем месяце состоится голосование по выбору новых членов правления. Фред говорит, у меня есть шансы.
— Фред всегда это говорит. — Фрея закинула в рот пару жареных фисташек, но, увидев, что Майкл надулся, поспешила добавить: — Я тоже уверена, что у тебя хорошие шансы. «Король бракоразводных процессов» — так, кажется, тебя называют коллеги, ты сам говорил. Эй, смотри-ка… — она ткнула пальцем в меню, — «кошелек нищего», семьдесят долларов. Что это может быть? Расплавленные дойч-марки?
— Что-то вроде блинчиков, полагаю, с икрой внутри. По-моему, дороговато для рыбьих яиц, тебе не кажется?
— Нет, если это яйца белуги. Однажды отец взял меня с собой в Санкт-Петербург, когда работал в Эрмитаже, и мы ходили на званый обед. Мне было лет двенадцать, и тогда я впервые попробовала икру. Никогда не забуду ее вкус. Райское наслаждение. Давай попробуй, тебе понравится.
— От рыбы у меня несварение. Ты же знаешь. Я бы заказал суп.
— Хороший выбор.
Майкл всегда заказывал суп в ресторане.
Возникла напряженная пауза. Фрея внезапно почувствовала себя как-то неловко среди всей этой показной роскоши, и улыбалась она сидящему напротив мужчине вымученно, словно кто-то ее заставлял. Создалось ощущение, будто они разыгрывали спектакль и вдруг забыли слова. И Фрея решила устроить пантомиму под названием «Девочка выбирает блюдо». Вот это не слишком полнит? (Конечно, нет, она не склонна к полноте. Абсолютно.) Вот в этом не слишком много чеснока? (Не имело значения, поскольку Майкл любил чеснок.) Она окинула зал восхищенным взглядом, но с восхищением явно переиграла. Столько людей! Как ему удалось сделать заказ? Ну разве не оригинально вместо живых цветов поставить в вазы перья? Майкл отреагировал моментально: он стал чихать и сморкаться и сказал, что у него на перья может быть аллергия. Фрея подавила раздражение. Майкл всегда был стеснительным.
Именно своей застенчивостью он и привлек ее внимание, когда она увидела его впервые, в галерее на севере Манхэттена. Майкл пришел со своим боссом и его отвратительной женой, одной из этих напыщенных «снежных королев», которые считают себя меценатками в свободное от маникюра время. Предполагалось, что Фрея затмит ее, но единственное, что она могла тогда сделать, — это не ударить в грязь лицом. Фрея только-только приходила в себя после связи с этим злодеем Тодом, была безразлична ко всему на свете и крайне не уверена в себе. Никто с ней не разговаривал, она знала, что не только выглядит жалкой неудачницей, но еще и излучает пораженческую ауру, от которой нормальные здоровые люди бегут как от чумы. Из своего угла, откуда, оставаясь невидимой, она могла созерцать все, Фрея, прислонясь спиной к бетонной стене и загородившись стаканом, наблюдала за Майклом. Тот вел себя суперпримерно в то время, как его то снисходительно похлопывали по плечу, то откровенно унижали, то отсылали за спиртным или велели принести меховое манто. Она была буквально поражена его терпением и ангельской кротостью. Ей нравилось, как он наклоняется, с почтительным вниманием читая надписи к каждому из полотен, а затем распрямляется, чтобы серьезным и несколько растерянным тоном дать им свою оценку. Меньше всего она думала в этот момент о романе с кем бы то ни было, считая, что с романами покончено навсегда. Но глядя в его широкое открытое лицо, мужественное, лишенное цинизма, она вдруг подумала: а почему бы не влюбиться в этого симпатягу?
Позже Майкл признался, что посмел приблизиться к ней лишь потому, что она выглядела такой же потерянной и одинокой, каким ощущал себя он сам. Галереи не были тем местом, где он чувствовал себя королем. Он не владел искусством светской болтовни. Когда выяснилось, что гостеприимство босса не простирается до приглашения на ужин, он пригласил Фрею поужинать в каком-нибудь кафе. Она не помнит, что ему ответила. Возможно, ничего. Но он нашел ее пальто и вытащил на заснеженную улицу, а потом повел в прокуренный ресторан. Сказал, что она слишком худая, и заставил есть сдобу и пить красное вино до тех пор, пока щеки ее не порозовели. Он ни о чем ее не спрашивал, просто рассказывал ей о своем доме, о семье и о работе — успокаивающий, ничего не требующий разговор о нормальных людях, живущих нормальной жизнью. Потом он отвез ее домой на такси. Она помнила, как колеса буксовали в слякоти. Проводил ее до двери той жалкой квартиры в доме без лифта за углом Лексингтон-авеню. Он не давил на нее, не хватал быка за рога, даже не попросил разрешения войти; убедился, что ключи у нее с собой, и попрощался.
Началось неторопливое старомодное ухаживание, весьма старомодное и неторопливое по стандартам Манхэттена, — цветы, выставки, прогулки в парке, чай и горячая сдоба в Бен-делсе. Майкл трогательно заботился о ней, и ей нравилось его внимание. Пятнадцать лет жизни в Нью-Йорке научили ее искусству отрешенности, отрешенности от пьяниц и юродивых, от шума и вони, от мучительного чувства одиночества, приходящего незадолго до сна, и мужчин, которые обещают звонить и никогда не звонят. Приятно сознавать, что ты кому-то нравишься. Квартира Майкла на юго-западе оказалась божественно теплой и уютной. Фрея проводила там почти все время с того самого дня — к стыду своему, она не могла припомнить деталей, — как они стали любовниками. Вскоре Майкл настоял на том, чтобы она к нему переехала. И это ей тоже понравилось. Простые радости: ходить за покупками, готовить, рассказывать друг другу о том, что с ними случилось за день, с тех пор как они расстались утром, — приносили ей покой и уверенность в себе. Так комфортно иметь кого-то, кто выслушивает эти банальности, важные только для тебя; и еще: что-то особенное было в том, что тебе вверяют свои маленькие тайны, даже если эти тайны не всегда тебе интересны. Майкл был добрым и терпеливым, и она, в свою очередь, старалась польстить ему, как умела. Они, конечно, ссорились — однажды она упрекнула его в том, что он хотел бы видеть ее такой, какой она была в тот первый раз в галерее: жалкой, потерянной, а не такой, какой она стала сейчас, — ведь все нормальные люди ссорятся, не так ли? Теперь они очень напоминали семейную пару, и лучшим тому доказательством служило то, что Майкл ей что-то говорил, а она не слышала ни слова.
