Айлин Даймонд - Фея северного озера
— Кто она? Кто?
За спиной раздались странные звуки. Аманда машинально обернулась. Люси уже все поняла и плакала, зажимая рот обеими руками. Аманда отвела взгляд от подруги, чтобы тоже не разрыдаться, и, собрав остатки сил, продолжила ужасный разговор.
— Говори. Кто она? Я имею право знать.
— Так… просто девушка.
— Да ты не просто сволочь… — Аманда перешла на крик. — Ты убийца!
Альфред, не ответив, оборвал связь. Люси перестала всхлипывать и выговорила то, что не смогла бы выговорить сама Аманда:
— Он… тебя бросил?
Аманда не ответив, очень тщательно, аккуратно и осторожно стала укладывать на рычаг трубку, продолжавшую издавать короткие гудки.
Люси замерла, глядя на Аманду широко раскрытыми глазами. Такое страшное лицо у своей одноклассницы она еще не видела.
Аманда медленно, очень медленно подняла руки к голове и, рывком сорвав фату, принялась топтать ее ногами. Люси кинулась к подруге и допыталась оттащить ее в сторону. Аманда, сопротивляясь, продолжала молча острыми каблуками рвать в клочья подвенечный убор. Затем так же молча начала рвать на себе платье.
Тут Люси не выдержала. Крепко обняла ее и закричала изо всех сил:
— Прекрати! Этот урод не стоит тебя! Успокойся! А платье, платье же возвращать надо! Что ты творишь, дура! Опомнись!
Аманда взглянула в перепуганное лицо подруги и разрыдалась.
Тушь потекла по лицу — отличная фирменная тушь оказалась поддельной и смываемой, она щипала глаза и текла вместе со слезами, а Аманда утирала их белоснежным рукавом свадебного платья, и рукав превратился в палитру всех цветов, на которой смешались черная тушь, бежевые, серые, коричневые тени и шикарная темно-фиолетовая помада, и такой же, в тон помаде, темно-фиолетовый цвет контурного карандаша.
И погода мгновенно испортилась, как и настроение невесты, вдруг поставленной перед неопровержимым, чудовищным фактом, что ничего не будет.
Ни торжественного бракосочетания.
Ни пышной свадьбы.
Ни первой брачной ночи…
2
Потом обе подружки, обнявшись, ревели вдосталь.
Потом Люси подсела к телефону и, прерывая слова всхлипываниями, принялась сообщать всему миру о катастрофе, одновременно подглядывая в зеркало за Амандой, то корчившейся на диване в истерике, то обессилено затихавшей.
Потом Люси сутки не отходила от Аманды, боясь, чтобы та не наглоталась чего-нибудь сильнодействующего и крайне опасного для здоровья.
Две бессонных ночи, два бесконечных дня шли и шли совместные слезы. На третий день, когда Люси обнаружила Аманду забывшейся тяжелым сном, она решилась ненадолго ее оставить.
Забежала в прокатный салон и взяла на себя оплату безнадежно испорченного наряда, объяснив это хозяину неистовым темпераментом жениха. Потом заскочила в ближайший супермаркет и аптеку.
Вернувшись домой с лекарствами и запасами еды, она услышала шум на кухне. Выронив пакеты, кинулась туда со всех ног и увидела, как несчастная Аманда яростно кромсает большим ножом огромный свадебный торт, заботливо хранившийся в холодильнике в ожидании счастливого семейного пира.
— О-о-ох… — только и смогла произнести перепуганная подруга, уже ожидавшая худшего.
Аманда подняла на нее опухшие от слез глаза.
— Я бы его вот так же…
— Нет, лучше выместим все на торте, — торопливо предложила Люси. — А кстати, я купила отличное вино. Давай устроим поминальный обед! Прошлого не вернешь, его уже нет, оно умерло, попрощаемся с ним и прямо с этой минуты начнем жить настоящим!
Эти слова она успела прочитать в брошюрке «Советы для брошенных невест», мимоходом схваченной на книжной полке супермаркета и там же освоенной на скорую руку.
Аманда судорожно всхлипнула, кивнула и пошла распаковывать тарелки из чайного сервиза — подарка матери.
После третьего бокала вина Аманда подперла руками голову, зарылась в путаницу нерасчесаных лохм и задумалась, потихоньку продолжая всхлипывать. А Люси тарахтела без умолку, следуя советам все той же брошюрки.
— Будем глядеть на вещи трезво.
При этих словах Аманда невольно хмыкнула, глядя на полупустую бутылку.
— То есть логично, — поправилась Люси. — Раз он кинул тебя в такой день, значит кинул бы еще не раз и не два, и слава богу; что тебе этого не придется испытать. Верно?
Аманда мрачно кивала каждому слову.
— Дальше… — бодро откашлявшись, продолжала Люси. — Раз он кинул тебя…
Аманда нервно дернула плечом, но Люси не останавливалась (в брошюрке рекомендовалось сразу утвердить в сознании несчастной необратимость ситуации, но без лишнего нажима).
— То, значит, он тебя недостоин. А может быть, он и сам не рад своему поступку. Может быть, он долго мучился, боялся, не решался и смог только в последнюю минуту… Это бывает, это может случиться с каждым… Ну все, с ним мы выяснили — да?
Дождавшись, нового покорного кивка от Аманды, Люси разлила остаток вина по бокалам, откусила огромный кусок торта.
— Мм… Отличный торт… Так ему и надо… то есть не торту, а… Ой, мы уже о нем не говорим!
Что говорить дальше, Люси забыла, а брошюрка осталась в пакете. Она растерянно принялась расправляться со сладким месивом, надеясь, что слова придут сами.
Слова, однако, приходить не спешили. Но очнулась Аманда. Она взяла в руки пустую бутылку и принялась изучать надписи на ней. Но заговорила о другом.
— Верно, дорогая. Все верно. Ты все сказала правильно. Не будем о нем. Да и не в нем дело.
— А в чем?
— Во мне, — вздохнув, Аманда поставила бутылку на стол.
— А при чем тут ты?
— Знаешь… Я все перебирала в памяти последние дни… Думала: что я сделала не так, где моя ошибка, почему я допустила этот поступок? Не могла найти ответ. Тогда я заглянула подальше. И поняла: вот откуда все пошло.
— Откуда?
— Оттуда. — Аманда указала пальцем себе за плечо. — С тех лет еще…
— С каких? — Люси таращилась на подругу, искренне не понимая слов и потихоньку начиная опасаться за ее рассудок.
— С наших школьных лет, дорогая моя, — вздохнув, терпеливо докончила Аманда.
— Дэн?
— Дэн.
— М-да… — протянула Люси. — Может быть… может быть, ты в чем-то и права. Я же помню, как Дэн тебя обхаживал… А потом так странно получилось на выпускном… Погоди, а не Дэн ли это на днях?..
— Молчи, молчи, молчи! — неистово закричала Аманда и снова заплакала.
Люси подсела к ней, принялась осторожно гладить и распутывать пряди волос. Все, что оставалось ей теперь, — гладить, молчать и слушать исповедь Аманды, рвущуюся из самых глубин её затуманенной души.
