Ян Моран - Виноделы. Терпкий аромат любви
Войдя внутрь, девушка поспешила наверх, пробежав под навесом декоративной лепнины, недавно окрашенной в лимонно-желтые, мятно-зеленые и васильково-голубые оттенки. Внутри нарастала паника. Она толкнула следующую дверь и помчалась по очередной лестнице, оставляя за собой потеки воды.
Катерина вбежала в детскую старого дома, выходящую окнами на залив. Полдюжины манежей располагались вдоль стен, где висели рисунки. Жираф, обезьяна, слон… Они будто дразнили девушку своим самообладанием.
Мариса стояла в манеже на своих сильных ножках. Над ребенком ворковала хорошо одетая пара средних лет.
– Что вы делаете? – Катерина отбросила со лба мокрую прядь волос. Они пришли слишком рано! Девушку обуял ужас. Она не готова.
К ней поспешила Фейт О’Коннелл. Краска неловкости заливала ее лицо.
– Это мистер и миссис Андерсон. Они хотели увидеть девочку сегодня, пока тебя нет. Ты слишком рано вернулась. – Фейт виновато теребила верхнюю пуговицу зеленого домашнего платья.
Женщина с идеально уложенными светлыми волосами повернула голову и недовольно посмотрела на миссис О’Коннелл.
– Вы сказали, что ее здесь не будет. – Затем она смерила Катерину ледяным взглядом.
Губы миссис Андерсон презрительно изогнулись, когда она оглядела растрепанные волосы и забрызганные дождем туфли Катерины. Та отчаянно смахнула с пылающих щек мокрые пряди и вырвалась из рук Фейт, пытавшихся удержать ее. Но прежде чем девушка успела подойти к Марисе, миссис Андерсон подняла ребенка на руки. Сердце Катерины упало.
– Как ты, милая? – ворковала женщина, целуя девочку в щеку. – Хочешь пойти домой с нами?
Губы Марисы задрожали, она глазами искала маму.
– Оставьте ее! Я ее мать!
Кипя от злости, Катерина пересекла комнату за несколько шагов, намереваясь немедленно спасти свою прекрасную черноволосую дочь, вырвав ее из этих чужих белокожих рук.
Мистер Андерсон носил угольно-черный костюм и самое угрюмое выражение лица.
– Мы приехали удочерить эту маленькую девочку. Мы можем дать ей хороший дом и прочее. Разве вы не хотите самого лучшего для нее?
Катерина выхватила малышку из рук миссис Андерсон и прижала дрожащее тельце к груди. Она повернула ребенка спиной к этим двоим. Она не могла отдать им свою девочку!
– Я и так делаю то, что лучше для нее!
К Катерине поспешила Фейт, ее рыжеватые локоны подрагивали от расстройства.
– Дорогая, но ребенку нужны отец и мать!
– Мы хотели, конечно, светловолосую девочку, но все-таки возьмем ее, – сказала миссис Андерсон. – У нее такая красивая улыбка и самые голубые глазки из всех, что мы когда-либо видели.
– И прекрасный характер! – добавил ее супруг. – В прошлом году мы усыновили мальчика, а эта девочка – для моей жены. У нее сегодня день рождения.
Катерина дрожала от ярости.
– Вы не можете выбрать ребенка как подарок на день рождения! И уж точно этим подарком не станет мой ребенок.
– Мистер Экзетер уверил нас, что мы обо всем договорились. – Мистер Андерсон потряс пальцем. – Будьте благоразумны. Как вы сможете о ней заботиться? – Он посмотрел на Катерину с презрением.
– Я окончила университет, и у меня есть работа! – с гордостью ответила девушка. – Я сомелье в отеле «Сент-Френсис»!
– А что это за работа? Вроде бармена? – Миссис Андерсон сузила глаза и отшатнулась с отвращением.
– Безусловно, вы привираете, – фыркнул мужчина. – Ни одно заведение не наймет женщину в качестве сомелье!
Катерина проигнорировала насмешку.
– Я не отдам девочку, и это решение окончательное! – Мариса заплакала, почувствовав расстройство матери, и Катерина легонько успокаивающе похлопала малышку по спинке. – Все в порядке, милая, мама здесь.
– Ах, простите, – вздохнула Фейт, разводя руками, – но вы должны понять, что мисс Розетта расстроена.
– Розетта? А, так она из этих… Горячая итальянка? Это все объясняет. – Женщина вздернула нос, глядя на Катерину. – Пойдем, Фред, не думаю, что мы хотим именно этого ребенка! Возможно, она вырастет такой же своенравной, как и ее мать.
– Вон! – проскрежетала Катерина сквозь стиснутые зубы.
Женщина подобрала свою большую кожаную сумку и величественно проплыла мимо Катерины – ее тонкие каблуки выстукивали по деревянному полу, диссонируя с воплями Марисы. Мужчина двинулся вслед за супругой, а затем оглянулся и уставился на Катерину.
– Вы испортили ее день рождения, знаете ли. И еще: вы пожалеете о своем решении.
Андерсоны ушли, и на глаза Катерины навернулись слезы. Она качала Марису, стараясь успокоить ее.
Фейт зацокала языком.
– Моя дорогая, ты должна подумать о благополучии ребенка. Уже год прошел. Если ты подождешь еще, ребенку будет сложно приспособиться к новой семье. Андерсоны – хорошие люди. Они вырастят ее в любви.
– Но я тоже люблю ее! Ребенку достаточно одной матери!
– Ты должна смотреть фактам в лицо. Такая милая девушка, как ты, может начать все сначала и выйти замуж за хорошего парня. Но мужчинам не нужен чужой ребенок. – Фейт сделала паузу. – Ты так и не связалась с отцом малышки?
Отец Марисы… Катерина покачала головой, чувствуя, как старая рана в сердце заныла с новой силой. Многие годы они были самыми близкими друзьями, с детства обожали друг друга, понимали с полуслова, а став взрослыми, открыли для себя страсть. Но Мариса – это все, что осталось после.
– Моя мать овдовела и вырастила меня самостоятельно. Я могу поступить так же.
– В нашем обществе овдовевшая женщина и мать-одиночка с незаконнорожденным ребенком имеют существенные различия. Думай о клейме, которое будет носить твой ребенок. Ты этого для нее хочешь?
Катерина глянула на малышку. Слезы девочки высохли, на лице появилась улыбка. Сердце Катерины растаяло. Эти выразительные голубые глаза были круглыми, невинными и как две капли воды похожими на глаза отца девочки. Катерина не могла ее отпустить. Мариса – единственное, что осталось ей от мужчины, которого она будет любить вечно.
– Она останется со мной.
– Мы хотим для тебя только лучшего, – тяжело вздохнула Фейт.
Катерина покрыла дочку поцелуями, почувствовав огромное облегчение: она успела вовремя.
Фейт и Патрик О’Коннеллы были честными людьми и не обманывали матерей-одиночек. Катерина знала, что они бы не позволили Андерсонам забрать Марису без ее разрешения, в отличие от хозяев других подобных пансионов. Но теперь даже намек на то, что незнакомцы могут притрагиваться к ее дочери, ввергал Катерину в панику.
Она поклялась, что никому не позволит забрать у нее ребенка. Она сделает все возможное, чтобы сберечь дочь, а общество и приличия пусть катятся к черту.
– Дело не в том, что мы не любим тебя или Марису. – Выражение лица Фейт подчеркивало серьезность ее слов. – Но очередь из желающих удочерить ее не бесконечна.
От этих тяжелых слов девушка зажмурилась. Фейт когда-то была монахиней, и ее миссия заключалась в помощи другим. Но Катерине было сложно осознать всю трудность этой стези.
Она просто закрыла глаза и наслаждалась теплом прижатого к ней маленького тельца. Сладкий пудровый запах всегда приносил радость, но сегодня эмоции просто зашкаливали. На гладкой, оливкового цвета щечке девочки лежал локон темных волос, мягких, как гусиный пух. В порыве нежности Катерина провела по ним пальцем.
– Моя драгоценная девочка, – пробормотала она.
Мариса закрыла глаза, прижавшись к маме. Катерина гладила ее, сдерживая рыдания. «Как я могла только подумать о том, чтобы отдать тебя?»
Фейт положила руку на плечо девушки.
– Если ты не рассматриваешь удочерение, может, вернешься на виноградник матери в Напа? Вдруг она смягчится, увидев Марису?
Катерина с негодованием покачала головой.
– Поездка домой обернется полным провалом. Мама никогда не простит меня.
Много лет назад, когда Катерина повзрослела, мать предупреждала ее обо всех ошибках, которые допускают молодые девушки. Интимные отношения до свадьбы, беременность, незаконнорожденные дети. Совершенно непростительно!
Слова матери звучали в ушах девушки. Она тысячи раз слышала ее упреки: «Я отрекусь от тебя, если ты совершишь такую ошибку! Только сброд поступает так! Девчонка в таком положении должна отдать своего отпрыска на усыновление, это будет ее единственным достойным поступком. Нет ничего хуже, чем принуждать мужчину к браку!»
Фейт погладила волосы Марисы и поцеловала ее в лобик.
– Если бы только твоя мама могла увидеть эти счастливые глаза! Она бы сразу ее полюбила, как думаешь?
– Вы себе не представляете силу гнева Авы Розетты!
Катерина нахмурилась. Казалось, Фейт к чему-то ведет, но прежде чем Катерина успела спросить ее об этом напрямик, дочь повернула к ней личико, и сердце матери воспарило. Видя глаза дочери – его глаза, которые смотрели на нее, доверяли ей, нуждались в ней, она не могла вынести даже мысли о расставании.
