К. Рейсс - Сопротивление
— Когда ты снова его увидела?
— Он пригласил меня на вечеринку, которую устраивал владелец клуба Паоло. Я не собиралась идти, но Чарли услышала, что это будет на Манди Стрит, и просто сошла с ума. Я думала, что снова увижу Дикона. Но не увидела.
— Нет?
— Он известен тем, что не показывался на своих вечеринках. Дикон нашёл меня приблизительно через неделю у Люсьена. Оплатил целый обед, а потом попытался ускользнуть из комнаты.
— Что ты сделала?
Я издала саркастический смешок.
— Начала преследовать его задницу. Он поджидал меня на парковке, как будто знал, что я приду за ним. Но не позволил прикасаться к нему. Даже кода мы вернулись к нему домой. Он говорил, что прикосновения к нему являются своего рода привилегией, которую нужно заслужить. Я не понимала. Думала, что он был придурком.
— Большинство доминантов не любят, когда к ним прикасаются. По крайней мере, до тех пор, пока не начнут доверять.
— Да, но… Я не знала этого. Откуда вы знаете?
— Я твой врач. И не сплю допоздна, проводя кое-какие исследования.
— Исследования, значит? Спорим, коробка салфеток перед компьютером является неотъемлемым атрибутом этого исследования, — он не ответил. — Простите, — произнесла я.
— Когда Дикон позволил тебе прикоснуться к нему?
— Не знаю. Думаю, он должен был быть связан или что-то ещё, чтобы я ударила его ножом. Но как? Его связывали в Конго, и ему это не нравится. Это не заводит его, а, наоборот, убивает любое возбуждение. Возможно, я прибежала откуда-то и потом ударила его? — я медленно потрясла головой — Последним я запомнила беспорядочную смесь всякого дерьма.
— Смесь?
— Таблетки и секс. Кто-то занимается с верёвками. Думаю, меня подвешивали на некоторое время. А это значит, что Дикон был там, когда меня связывали.
— Никто другой никогда не связывал тебя? — спросил Эллиот.
— Меня связывали бесчисленное количество раз до того, как мы с ним стали эксклюзивной парой. Но что касалось настоящего искусства вязания шибари? Дикон всегда делал это лично. Он бы не позволил сделать это кому-либо ещё. Так было с самого начала.
— То есть ты была эксклюзивной с самого первого дня?
— Да, — я не думала об этом в таком ракурсе, но сейчас меня распирало от детской гордости. — Даже Мартину и Дебби не разрешалось это делать.
— Кто они такие?
— Они живут в доме номер два. Это его самые лучшие ученики. Дебби великолепна. Она связывает лишь мужчин. Делает прекрасные вещи, и у неё на самом деле искусная методика, даже несмотря на то, что она так молода. Мартин очень талантлив, но Дикон говорит, что он никогда не постигнет сути, — я пожала плечами. — Даже если бы я была под наркотиками и позволила бы им связать меня, то Дебби всё равно не ослушалась бы Дикона, а Мартин был в Нью-Йорке. Поэтому я не знаю.
Эллиот вертикально поставил ручку на стол, продолжив держать её между пальцами. После этого он поёрзал в своём кресле. Почему каждое его движение пробуждало во мне такой интерес? Почему я наблюдала за ним? Возможно, это из-за того, что у него была такая власть надо мной, или потому, что он говорил движениями, словно в его теле сначала зарождались не слова, а тень этих слов.
— Думаю, что мы скоро это выясним, — произнёс он. — Мистер Брюс чувствует себя достаточно хорошо, чтобы дать показания. Если у тебя есть, что рассказать мне, полиции или адвокату, лучше это сделать сейчас.
Он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы давать показания. Ему лучше. Я громко сглотнула и набрала полные лёгкие воздуха.
— Слава Богу.
— Ты не боишься того, что он может сказать?
— Нет.
— Он может выдвинуть обвинение.
— Я не беспокоюсь по этому поводу.
— А о чём беспокоишься? — спросил он.
— Как долго вы здесь работаете?
— Сейчас важно не это. Ты меняешь тему разговора.
— Я клоню к тому, что неважно, что он скажет, у нас есть адвокаты. А у них есть свои адвокаты. Если бы он захотел что-то сделать, сделал бы это. То, о чём я беспокоюсь, не касается закона. Дикон — вот мой закон. Он единственный, кого я должна слушаться. Я беспокоюсь о том, что сделала. Как это повлияло на него. На нас.
— У тебя очень странное чувство восприятия.
— Мне говорили, что это аффлюэнца[14].
Эллиот с грустью улыбнулся.
— Сеанс окончен. Увидимся завтра.
ГЛАВА 12
Я могла поесть и в своей комнате, но время наедине с собой нельзя было назвать полезным, к тому же я провела здесь слишком много времени. Поэтому, когда Джек сел рядом со мной, мне стало легче от контакта с человеком. И в то же время я не знала, что с этим делать.
— Завтра последний день, — произнёс он, разломив свой свежеиспечённый хлеб и обмокнув его во взбитое с сахаром масло. — Что думаешь?
— Думаю, они меня отпустят.
— Тебя возьмут под арест ещё до того момента, как ты ступишь за порог.
Я пожала плечами.
— Они внесут залог. Я вернусь домой, а там посмотрим.
Я наблюдала за кусочком ветчины в супе, которые туда сама и кинула. Ещё и овощи на гриле. Маринованная говядина. Вся еда была такой, и под «такой» я подразумевала самое худшее дерьмо в своей жизни. Словно я скиталась по району в поисках этой пищи.
Я оттолкнула поднос:
— Еда просто отстой.
Мне хотелось того, чего не было на моём подносе. Тревога прожигала в груди дыру. Мне не становилось легче. Ни от тех таблеток, которыми они меня пичкали. Ни от терапии или гипноза. У меня были свои способы решить проблемы, но их отняли.
— Они ожидают, что я завяжу с выпивкой, когда выйду отсюда, да? — спросила я.
— Скорее всего. Но какая разница. Просто найди себе водителя, и они не почувствуют разницы. Всем насрать на то, что ты делаешь, пока не начинаешь вредить какому-нибудь важному ученику средней школы. Вот тогда ты оказываешься с головой в дерьме.
То, что он вычищал хлебом свою тарелку и лишь как бы невзначай отпускал этот комментарий, должно было сказать мне, что Джек не вкладывал в свои слова настоящий смысл. Он пытался подколоть меня. Хотел задеть за живое мои и без того больные места. Ему удалось, но мне это показалось легкомысленным и жестоким.
— И как это понимать? — произнесла я.
Он продолжил жевать:
— Это означает то, что мы можем и дальше разрушать сами себя, но только до тех пор, пока не вредим кому-либо ещё. Тому, у кого нет ничего. После этого наши головы покатятся, — он провёл пальцем по горлу. — Серьёзно, я здесь потому, что продал жвачку с наркотиком учительнице. В новостях буквально кричали о том, что мой отец старался выдвинуть против неё обвинения, будто это она на мне зарабатывала. Ну а я? Я продал четыре грамма Рольфу Венте и получил своих кузнечиков, — Джек перестал жевать. — Почему ты так на меня смотришь?
