Ольга Матвеева - Случайные связи
— Не все измеряется деньгами. За искреннюю помощь денег не берут.
— Да, вы правы, — Саша убрала деньги, — извините, я уже разучилась выражать благодарность по-другому. Спасибо еще раз, вы, действительно, мне очень помогли. Вы подарили мне надежду, — она поцеловала немолодого таксиста в щеку и выскочила из машины.
Он потер щеку на месте поцелуя.
— Дай бог тебе счастья, девочка, — прошептал он, нажал на педаль газа и поехал к своей Маше — его смена была закончена.
Москва. Ночной клуб
Оказалось, что потребность быть красивой истончается, когда некому эту красоту оценить. Точнее, когда некому эту красоту подарить, не с кем ею поделиться. Оказалось, что красота, как и любой талант требует зрителей и почитателей. Без зрителей красота увядает. Вполне вероятно, что правило это действует не для всех, а может быть, это вовсе и не правило, а частный случай. Об этом думала Саша, осматривая свой гардероб в поисках наряда для корпоративного новогоднего вечера. Нарядов было много, но новых среди них не нашлось. Саша вдруг поняла, что она не была ни в одном магазине, кроме супермаркетов, с того самого момента, как муж ее оставил. И за все это время у нее ни разу даже желания не возникло что-нибудь себе купить. Точнее, иногда, проходя мимо витрин магазинов, она ловила себя на мысли, что надо бы что-то прикупить новенькое, но это было именно «надо», а не «хочу», и она продолжала свое равнодушное движение МИМО магазинов. А тут… Вроде бы новый наряд купить надо. Опять надо. Принято так. Да и подчиненные ее не поймут, если явится она на корпоратив в уже надеванном платье, подумают еще, не дай бог, что дела у начальницы совсем плохи, раз она себя так запустила, что является на главное мероприятие года не в новом роскошном туалете. А с другой стороны, какое ей дело до того, что о ней подумают подчиненные? Нужно быть выше всех этих досужих сплетен. К тому же, как ни извернись, а хорошей для всех быть невозможно. К тому же это только ее, Сашино дело, куда и в какой одежде ходить…
И все же в начале двадцатых чисел декабря она отправилась по магазинам. И слонялась она между вешалок с одеждой с недовольно поджатыми губами, и отмахивалась от назойливых продавцов, и не нравилось ей ровным счетом ничего, и думала она уже о том, что потеряла вкус к покупкам, что больше ее это не радует, и, возможно, никогда уже радовать не будет. А еще в голову настырно лезли мысли, что и подарков она никому покупать не хочет, а хочет купить снотворного и проспать весь этот Новый год, будь он неладен, глубоким беспамятным сном. И проснуться, когда вся эта восторженно-елочно-алкогольная эпопея закончится, а жизнь снова станет не натужным праздником, а нормальными рабочими буднями. Кто придумал этот Новый год? Почему праздник этот хорош только тогда, когда есть у человека близкие люди? Семейный праздник, мать его! А что делать тем, у кого никакой семьи нет? Таким людям, очевидно, нужно притвориться, что никакого праздника нет, не включать телевизор, не выходить из дому, чтобы не видеть этих нахальных, подмигивающих, сияющих елок. И желание не загадывать, когда часы будут бить двенадцать. Какие могут быть желания у бобыля? Надеяться на встречу со своей мифической половинкой? Да глупости все это! Жить ожиданием, чтобы потом жестоко разочароваться? Да разве мало их уже было, разочарований? К чему пополнять эту скорбную коллекцию?
Как же она так бездарно прокозявила поездку во Вьетнам? Саше почему-то представлялось, что там-то она непременно должна была быть счастлива, а вот здесь не могла, никак не могла.
— Взгляните на это платье, — услышала Саша. Девушка-продавец показывала на простенькое серое платье с вырезом-лодочкой, сильно приталенное, с пышной юбкой в духе пятидесятых годов. — Мне кажется, вам оно очень пойдет. Это платье как раз для девушек с тонкой фигурой.
Саша тут же представила, что к платью этому хорошо бы подобрать тонкие перчатки выше локтя тона на два светлее самого платья. Можно надеть нитку жемчуга, но это будет совсем уж как-то по взрослому, а чувствовать себя взрослой, считай старой, Саше сейчас хотелось меньше всего. А можно прикупить какой-нибудь задорный аленький цветочек из легкомысленного атласа и приколоть его на платье, можно у плеча, а можно и у пояса. Будет, конечно, не безупречно с точки зрения вкуса, зато не чопорно. И туфли можно купить красные, на каком-нибудь каблуке высоты головокружительной. Уххх! Как же это будет красиво! Саша схватила платье и ринулась в примерочную кабину…
Домой она вернулась, нагруженная покупками. Многочисленные пакеты и пакетики с трудом уместились в багажник ее машины. Она потратила больше денег, чем рассчитывала, но ни о чем не жалела. И несколько часов вертелась перед зеркалом, примеряя наряды.
— А почему, собственно, я должна наряжаться для каких-то там мужчин? — думала она. — Что за чушь! Для себя я буду наряжаться! Для себя! Чтобы смотреть на себя в зеркало и думать самодовольно: какая же я красавица! Невозможная красавица. И принцев я никаких искать не буду, такую женщину, уважающий себя принц найдет сам. В тридевятом королевстве разыщет! И путь только попробует не разыскать, зараза такая!
Корпоративы в женском коллективе — явление не очень захватывающее. Поэтому Саша давно придумала просто собирать своих девчонок и вести их куда-нибудь в клуб. Вход и два коктейля им Саша оплачивала, произносила пару протокольных тостов, а дальше уж каждый, как говорится, развлекал себя сам.
Он появился как раз вовремя. Когда Саша уже поделилась своим начальственным оптимизмом по поводу выдающихся успехов всего коллектива в году уходящем и выразила надежды на еще большие успехи в году наступающем. Два корпоративных коктейля были уже выпиты, и Саша принялась было скучать. Разговоры разряженных в пух и прах подчиненных, о том, кто, где и с кем будет встречать Новый год, ее раздражали. Невыносимо. Больше всего она боялась, что кто-нибудь спросит ее, Сашу, как она намерена отметить главный праздник страны. У хозяйки этого благоухающего цветника на сей счет не было ни одного внятного предложения. Точнее, вообще ни одного не было. Саше даже подумалось, что этот нелепый праздник, основанный исключительно на детских воспоминаниях и неизбывных фантазиях, является своеобразной лакмусовой бумажкой одиночества. Очевидно, ее одиночество абсолютно, раз ни один человек на всем белом свете не захотел ее видеть за своим новогодним столом. Даже собственная мать. Она в телефонном разговоре с дочерью категорически попросила не приезжать, ибо у нее намечается романтическая ночь с одним интересным вдовцом с соседней улицы. И мешать им не стоит. К тому же, вдовец этот питает некоторые иллюзии насчет возраста Сашиной матери. Она в его глазах практически нимфетка пятидесяти лет от роду, и тут вдруг немолодая уже дочь. Не стоит так разочаровывать человека. Не зачем. Сашина мать, действительно, несмотря на свой вздорный характер и недоброе мироощущение, выглядела замечательно: лицо ее светилось какой-то юношеской наивностью и легкостью. Было оно свежо и молодо. Вокруг матери всегда было много мужчин. Только надолго они не задерживались: вероятно, пугались диссонанса между ее ангельской почти внешностью и темным, немного ведьминским нутром. «Может быть, на этот раз моей ненормальной мамаше повезет», — подумала Саша и на своем приезде настаивать не стала, хотя и крайне нуждалась сейчас в родительской поддержке. Впрочем, какая поддержка может исходить от ее матери? Она как была капризным ребенком, так и осталась. Озлобленная блаженная, счастливая в своих извечных несчастьях, которые она сама же и придумывает на свою голову.
