Кэрен Бришо - Как бы нам расстаться
— Да, — говорю я, — твой кофе — это особый способ постижения мира.
Помешивая в чашке, Майк разыгрывает удивление.
— А я ведь забыл добавить медвежьей спермы, — говорит он. — Надо разлить это в бутылки и продавать как афродизиак.
Я смеюсь, уже с усилием. Мне хочется провалиться сквозь пол в квартиру подо мной, но в ней, кажется, обитает пожилая пара с двумя или тремя незаконно живущими там чи-хуа-хуа. «Ты посмотри, Милдред. Краснорожая дикарка. Свалилась с потолка и до смерти перепугала наших маленьких Фидо, Пушка и Злюку». Еще неизвестно, где хуже…
Майк поднимает на меня глаза и смеется.
— Ты с ним целовалась, — сказал Джона.
— Не целовалась.
— Конечно целовалась. Ты пахнешь по-новому.
Я закатила глаза.
— Я пахну этим вонючим одеколоном. Мы же танцевали.
— Ты целовалась с ним, — нагнулся вперед Джонз. — Одеколоном пахнет от твоего рта, поэтому, если только ты не пила его…
Я почему-то задержала дыхание. Джонз был так близко от меня, и ощущение было каким-то необычным. В животе у меня стало тепло. Как от виски. Уж я-то знаю, как это. Накануне я отхлебнула из бутылки, припрятанной отцом в ящике письменного стола…
Я рывком отодвинулась от него.
— Ничего подобного!
Джонз засмеялся, но вокруг глаз у него не было морщинок.
Я смотрю на Майка, но вижу только улыбающийся скальпель.
— Может быть, если только…
Я опять целую его.
На самом деле это не похоже на сцену соблазнения. Ну, вы понимаете, о чем я. Не так, как в кино: кто-то идет к полкам с компакт-дисками и ставит медленную песню, кто-то зажигает свечу, потом двое исполняют нерешительное танго на диване. Сцена соблазнения…
Мы действительно на диване, но не более того. Мы оба чувствуем себя неловко и скованно. Майк сидит, закинув руки на спинку дивана, а я не знаю, что делать со своими. Я целую его. Он целует меня. Мы неуклюже стукаемся носами, пока наконец не понимаем, как этого избежать.
Я всеми силами стараюсь не запаниковать. Пытаюсь сконцентрироваться на Майке. И на кофе. И на том, холодный у меня после прогулки нос или уже согрелся…
— Черт, а здесь холодно, — сказал как-то Джонз в ту первую зиму, когда мы жили в аэродинамической трубе под названием «окраина Чикаго». — Я, наверное, нос себе отморозил.
— Шарф надо надевать… — Я тянула его к остановке. — Слушай, давай я сделаю тебе рождественский подарок заранее! — И я вытащила из сумки только что купленный для него шарф и обернула вокруг его шеи и подбородка.
И над кремовым шарфом из искусственного кашемира вокруг его глаз собрались складочки.
Я отталкиваю от себя образ Джоны и плотнее прижимаю свой рот к губам Майка. Майк, похоже, не возражает. Он гладит мне спину ладонью, которая, кажется, ничего общего не имеет с рукой, лежащей на диванной спинке. Я чувствую, как эта ладонь потихоньку пробирается мне под свитер и, наконец, касается голой кожи.
Голая кожа. Прикосновения к ней поднимут нас с дивана и заведут в спальню, где до сих пор слегка пахнет немытыми юношескими телами и сигаретным дымом. Голая кожа…
Если уж вы решились приступить к операции, то без прикосновений к голой коже не обойтись.
Майк чуть отодвигается от меня.
— Вообще-то на первом свидании я обычно этого не делаю, — говорит он, и голос звучит довольно жалобно.
— И я тоже, — говорю я, но в моем голосе звучит отчаяние. — Может, нам пойти в спальню?
Он моргает, и вид у него обеспокоенный. Все, что ему обо мне известно, — это то, что я знаю кое-что о блюзах и что мне надоела «Сторожевая башня». Ах да, и то, что мне нравится, как он варит кофе, но и в этом он не совсем уверен, потому что выяснилось это только полчаса назад. А может, я втыкаю в мужиков булавки или превращаю их в рабов и держу в чулане, скованных цепями?
И я целую его, чтобы он мне поверил. Ну по крайней мере, чтобы ему стало все равно.
— Конечно, — отвечает он.
Если на диване нам было неловко, то в спальне стало просто невыносимо. Стягивая свою зимнюю амуницию, мы стараемся не смотреть друг на друга. Три рубахи, джинсы, носки — кто бы мог подумать, что на это нужно столько времени. Уф! Наконец мы залезаем в кровать в одном белье. У постели прокуренный запах. Мне хочется думать, что Майк этого не замечает.
Он снимает с меня лифчик и начинает водить языком вокруг соска. Я ежусь, потому что мне щекотно…
— Хватит! — сказала я Джонзу. Я сидела на нижней ветке вяза в их дворе. Я забралась на нее, чтобы доказать, что, хотя меня и может вырвать при виде качающихся и вращающихся под ветром верхушек деревьев, высоты я все-таки не боюсь… не то что некоторые. В ответ Джонз сорвал травинку и стал водить ею по моей босой ноге, потому что выше дотянуться не мог. — Хватит. Щекотно же!
* * *Я крепко сжимаю веки и протягиваю руки к Майку, беру его лицо в ладони и тяну к себе, чтобы поцеловать. В одно и то же время я испытываю чувство вины, испуг, беспокойство и неловкость. Неужели так и должно быть? Не знаю. Сейчас мне все равно. Это операция.
Рука Майка скользит вниз по моему животу, протискивается между ног. Первая моя реакция — сжать бедра, но он целует меня, и я расслабляюсь, позволяю теребить себя, и я уже мокрая, и мне уже на все наплевать.
Потом он поворачивается на другой бок и начинает нашаривать что-то на полу. А я думаю, зачем это он вдруг стал скатывать шарики из пыли, бросив меня дрожать от холода, оставив с ощущением чего-то отвратительного, что невозможно простить.
Презервативы.
Идиотка.
«Ты с ним целовалась?»
«Разве не с ней ты должен вот так стоять?»
«Я же стою с тобой».
Майк тянет меня на себя, но только я не знаю, что мне надо делать, поэтому мы перекатываемся обратно, и он между моих ног… И я никогда не думала, что это так больно.
Теперь, возможно, моя недогадливость насчет презервативов уже более простительна.
Теперь, возможно, вам стало ясно, почему я решила применить именно этот скальпель, чтобы разрезать пополам свою жизнь, жизнь Близнецов. Именно этот скальпель, который прорезал мне путь к освобождению, дав возможность покинуть остальных скворцов.
Ну да, правильно. Я последняя дожившая до наших дней двадцативосьмилетняя девственница.
Точнее, была ею.
Глава 9
Как же так получилось? Нет, не то, что этот волосатый бармен вдруг оказался в моей постели и храпит рядом со мной. Это-то произошло исключительно по моей собственной воле, это можно проследить шаг за шагом от моего высказывания о волшебной палочке («Ею исполняют добрые и злые желания») до приобретения несколько минут назад в известном смысле болезненного опыта.
