Джанет Дейли - Ночной путь
Он лежал на ней, тяжело дыша, затем, собрав силы, вытянувшись, лег рядом, чтобы дать успокоиться неистово стучащему сердцу. Кэрол перевернулась на бок и уютно свернулась возле него. Ее рука по-хозяйски скользнула на грудь Сокола в безмолвном утверждении собственничества.
– Скажи, что любишь меня, Сокол, – приказала девушка хриплым, дрожащим голосом.
Оба они только что испытали общее удовлетворение, как это неизменно бывало всегда у Сокола с женщинами, но требование Кэрол вызвало в его глазах проблеск удивления.
– Что такое любовь? – ворчливым тоном поинтересовался он. – Навахо не верит в «романтическую» любовь, какой ее понимают белые.
Сокол давно подметил, что это слово легко и свободно употребляют применительно к доброй полусотне самых различных чувств и жизненных ситуаций. Любовью называют сексуальное желание. Если человеку нравится что-то, то он и это называет любовью. Заботиться о ком-то – это тоже любовь. Несколько раз Сокол просил своих собеседников, помянувших любовь в разговоре, определить, что значит сие слово. И всегда выходило так, что под личиной любви скрывалось какое-то другое чувство.
Эта пресловутая романтическая любовь всегда казалась ускользающей – неосязаемой, неуловимой и неопределимой. И Сокол пришел к выводу, что ее не существует. Он взвесил оба отношения к женщинам – навахо и белых людей – и заключил, что отношение навахо намного разумнее.
– Как же в таком случае навахо выбирает себе жену? – засмеялась Кэрол, уверенная, что он говорит несерьезно.
– Он судит по тому, есть ли в женщине качества, которые он ищет. Жена, естественно, должна уметь готовить и следить за домом. Она должна быть такой, чтобы мужчине хотелось спать с ней. Она, конечно же, должна быть сильной и здоровой, способной принести ему детей и работать вместе с ним.
Все эти качества он находил в Кэрол. И, кроме того, у нее было одно преимущество: она знала, кто он. Немаловажным он считал и то, что они знакомы практически всю жизнь, это, по его мнению, создавало прочный фундамент для будущего. Но время сделать ее своей женой еще не настало. В будущем году, закончив университет и получив степень, он женится на ней.
– Какой шовинизм! – воскликнула в возмущении Кэрол. – Стряпать, стирать и вынашивать детей – совсем не мой идеал семейной жизни. Я хочу от замужества гораздо большего.
Сокол заглянул ей в глаза, читая в них, как в раскрытой книге. Он понял, что Кэрол сейчас представляет себе Кэтрин Фолкнер, всезнающую и умудренную опытом матрону, первую леди Феникса. Это обеспокоило его, но лишь на миг.
– Шовинизм? Да среди навахо царит матриархат. У мужчины нет ничего своего, кроме одежды и седла. Все остальное – земля, дом, домашний скот – принадлежит его жене. Он просто работает на нее, – объяснил Сокол с ленивой улыбкой.
– Вот это звучит гораздо лучше, – Кэрол прижалась поближе к нему, но Сокол, увидев, как солнце, клонящееся к закату, удлинило тени на земле, вскочил и потянулся за набедренной повязкой и джинсами.
– Я так и думал, что это может тебя привлечь, – он оглянулся через плечо. Кэрол все еще лежала, потягиваясь, как самодовольная белая кошка. Она жадна и избалованна, но это его не тревожило. Он знает, как с ней управляться.
– Лучше бы тебе одеться, – посоветовал Сокол.
– Дай полежать еще немножко, – она скользнула по нему соблазняющим взглядом.
6
– Вставай! Мне нужно одеться.
Он задернул «молнию» на «левисах» и нагнулся, чтобы выдернуть из-под Кэрол клетчатую рубашку.
Но девушка демонстративно раскинулась на его рубахе еще привольнее, словно дразня: а ну-ка, отними… В голубых глазах Сокола заиграл дьявольский озорной огонек, он опустился на колени, чтобы вступить с девушкой в шутливую борьбу.
Но, едва коснувшись земли, он ощутил еле уловимую вибрацию – от топота конских копыт. В тот же миг Сокол вскочил на ноги и, выпрямившись во весь рост, оглядел горизонт. Если бы любовная игра не притупила его чувств, лишив их естественной остроты, он почуял бы приближение всадников задолго до того, как они показались в поле зрения.
– Одевайся, – на сей раз прозвучал категорический приказ. – Сюда кто-то едет.
– О Боже мой, – в ужасе прошептала Кэрол. Вскочив на ноги, она схватила свои джинсы и принялась торопливо их надевать.
Сокол узнал мчащихся галопом верховых, хотя те еще не приблизились настолько, чтобы можно было разглядеть лица. Всадников – четверо. Впереди, напряженно и скованно застыв в седле, скакал Чэд Фолкнер. Рядом с ним – Том Ролинз. Немного позади – рабочие с ранчо – Билл Шорт и Лютер Уилкокс.
– О нет! Это папочка, – всхлипывала за его спиной Кэрол. Сокол оглянулся и увидел, что она никак не может справиться с застежкой джинсов.
Сокол стремительно шагнул к девушке и молниеносным движением застегнул молнию, но тут же понял, что нет никакой надежды провести Ролинза. Конечно, подъехав поближе, он увидит достаточно, чтобы догадаться, что происходило до его приезда. Сокол поднял с земли свою ковбойку и сунул руки в рукава, не потрудившись застегнуть пуговицы или заправить рубаху в джинсы. Кэрол в это время безуспешно пыталась непослушными пальцами справиться с крючками лифчика, и Сокол, шагнув, встал так, чтобы заслонить девушку от приближавшихся всадников.
Верховые резко остановились на всем скаку шагах в пяти от Сокола и Кэрол и, бросив поводья, соскочили с седел. Сокол смотрел только на Ролинза, не обращая внимания на его спутников. Ростом отец Кэрол был невелик, однако жилист и крепок. Кротость его была обманчивой, и Сокол никогда не недооценивал воли и силы Тома. Ворочать таким огромным ранчо – означало держать в узде более тридцати грубых, а порой и буйных ковбоев, и Сокол с раннего детства видел, как Ролинз умело с ними управляется.
Он был справедливым и мудрым человеком. Единственное, в чем он был по-настоящему слеп, это только в отношении своей дочери. Ролинз был свято убежден, что Кэрол не способна сделать ничего дурного. Сокол мгновенно понял: то, что произошло, меняет его планы – теперь ему придется жениться на Кэрол нынешним летом, а не будущим, как он рассчитывал. Он уважал этого человека, который взял его в свою семью, вырастил и научил всему, что Сокол знает о скоте и ведении хозяйства на ранчо. И еще юноша не раз убеждался: в какой бы ярости ни был Ролинз, он всегда прислушивается к разумным доводам.
Однако сейчас выражение жесткой и холодной ярости, застывшей на лице Ролинза, говорило, что он не расположен выслушивать объяснения. Но Сокол не отступил и встретил, не отводя глаз, свирепый взгляд Тома. Он слышал, как за его спиной задыхается от всхлипываний Кэрол.
