Мери Каммингс - Стеклянные цветы
Интересно, чем это ему не нравится Пабло?! Красивый мужик, не чета всяким, которых можно за деньги на ярмарке показывать с табличкой «Неандерталец».
— А ты скучала обо мне, Белиссима?
Далась ему эта «Белиссима»! Раньше это прозвище[5] Бруни нравилось, но сегодня раздражало, как если бы в рот ей, не спросясь, пихали приторную конфету.
— Да, конечно! Я тебе, кстати, подарок купила! Насмешливый огонек в глазах Филиппа стал еще очевиднее.
— Да что с тобой, Белиссима? — нахмурился Пабло. — Куда ты все время смотришь? — оглянулся, но не найдя ничего, что, по его мнению, заслуживало внимания, недоумевающе взглянул на нее.
— Это я так… показалось, что знакомого увидела, — пояснила Бруни. — Пойдем потанцуем! — Не станет она думать больше ни о каком белобрысом: нет его, и точка!
Наплясались они вволю. Сказав, что скучала по Пабло, Бруни не соврала — лучшего партнера придумать было трудно: музыку он чувствовал не хуже нее и танцевать был готов хоть до утра. А то на дискотеке в последнее время, как на подбор, попадались какие-то хиляки: после третьего-четвертого танца выдыхались.
Потом они посидели у стойки и выпили по паре коктейлей; перешли за столик, заказали фирменный стейк. Пабло был в ударе — рассказывал анекдоты, шутил, представлял в лицах своего приятеля, объясняющегося с полицейским, прихватившим его за превышение скорости.
О белобрысом Бруни больше не думала и вспомнила лишь за кофе, когда Пабло достал из кармана портсигар и галантным жестом протянул ей.
— Хочешь, Белиссима? Вот эти бери, черные!
Как и сама Бруни, он считал, что, конечно, наркотики — это плохо, но при чем тут травка?! В портсигаре у него всегда имелось несколько «заряженных» сигарет — даже если бы его случайно прихватила полиция, едва ли кто-то рискнул бы обыскивать человека с дипломатическим паспортом.
Протянув руку, она бросила быстрый вороватый взгляд в угол. Филипп, уткнувшись в тарелку, ел стейк. Может, не заметит? А если заметит, так и что? Не полезет же он прилюдно отбирать у нее сигарету!
Все эти размышления не заняли и секунды. Подцепив ногтем, Бруни вытащила сигарету, Пабло поднес зажигалку, первая глубокая затяжка…
Белобрысый оказался рядом внезапно; не стал тратить слов — молча протянул руку. Она заколебалась, бросила взгляд на Пабло — тот сидел с недоуменной мордой.
— Не вынуждай меня прибегать к силе, — нахмурился Филипп.
Бруни сама не знала, что нашло на нее в этот момент. Глядя на него в упор, она демонстративно сделала еще одну затяжку — и неожиданно, резким движением, вогнала пылающий кончик сигареты, как в пепельницу, в самую середину протянутой к ней широченной, точно лопата, ладони.
Он не вскрикнул, не отдернул руку. Лишь в глазах промелькнуло что-то такое, от чего Бруни подумала: «Сейчас убьет!»
Рука сжалась, скрыв окурок, Филипп молча развернулся и направился в сторону туалета.
Оставить этот инцидент без объяснения было нельзя — пришлось рассказать Пабло всю правду. Ну, почти всю, не считая двух ночей, проведенных с белобрысым и некоторых оскорбительных пассажей из письма папочки.
Она рассказывала, и приутихшая было за день ярость вскипала в ней с новой силой. Мало всего остального — так еще эта нелепая сцена! Из-за одной-единственной несчастной сигаретки!
Пабло был в ужасе — как вообще можно такое терпеть?! — неприязненно косился на угловой столик и назвал воспитательные методы Майкла Э. Трента «средневековым самодурством». Но даже его искреннее сочувствие не могло исправить испорченного настроения Бруни.
Наконец, увидев, что ее никак не удается расшевелить, он предложил:
— Белиссима, может, поедем ко мне?! Там найдется кое-что получше сигарет, чтобы поднять тебе настроение!
Она не знала, что именно он имеет в виду: секс или кокаин — но и то, и другое было сейчас кстати: расслабиться, забыть обо всем и выбросить наконец из головы этого поганого белобрысого придурка с его хамскими манерами, усмешками и молчанием.
— Да, поехали, и побыстрее! — решительно выпрямилась Бруни.
В конце концов, это ее любовник, и они больше двух недель не виделись — и она действительно по нему соскучилась! Подставила губы для поцелуя — Пабло припал к ним со всем присущим ему латиноамериканским пылом.
У дома бразильца они были уже через четверть часа.
— Дитрих, сейчас я заберу все, что нужно, из багажника, и можешь ехать домой, — сказала она, выходя из машины.
Под «всем, чем нужно» подразумевалась оленья голова. Вытащив из багажника щетинившийся острыми отростками пакет, Бруни поставила его на тротуар — сейчас Пабло загонит свою машину в гараж и придет, не самой же ей тащить наверх эту штуку! Обернулась и чуть не столкнулась с незаметно подошедшим Филиппом.
— А ты тоже поезжай домой, — посоветовала Бруни. — Впрочем, можешь посидеть и тут, где-нибудь на лестнице — ты же понимаешь, что Пабло не обязан пускать тебя к себе в квартиру. Нам там третий не ну-ужен, — насмешливо мурлыкнула она и провела пальчиком по его плечу — пусть-ка вспомнит!
Желваки на щеках у белобрысого так и заходили. Нет, все-таки ревнует, что бы он там ни говорил! У мужчин это на уровне инстинкта!
Секс и кокаин, точнее, в обратном порядке: кокаин и секс — именно этого Бруни ждала и именно это получила. Пабло рассыпал порошок по стеклянному столику, сделал две дорожки и протянул ей серебряную трубочку:
— Давай сначала ты, Белиссима!
Вдох и… у-ухх! — словно кто-то ударил изнутри по глазам. Бруни зажмурилась и помотала головой от остроты этого первого ощущения.
— Осторожно, порошок сдуешь! — отодвинул ее от столика Пабло. — Дай-ка я тоже! — Нагнулся, вдохнул: — Бр-р!!! — помотал головой, как и она, и выпрямился. Глаза его ярко блестели.
Наверное, они подумали об одном и том же, потому что когда Пабло обнял ее и подтолкнул к дивану, Бруни уже и сама со смехом тянулась к нему, нетерпеливо расстегивая его рубашку…
Проснулась Бруни непонятно когда и непонятно где. Сердце отчаянно колотилось, и было ощущение, будто случилось что-то страшное. Лишь через несколько секунд она осознала, что лежит в постели Пабло, рядом похрапывает он сам, а за окном светает.
Чувство тревоги все не проходило. Сон, что ли, дурной приснился? Что-то там было красное — единственное, что запомнилось.
Она с трудом приподнялась — голова казалась горячей и тяжелой. Тело было покрыто липким противным потом, а сердце продолжало колотиться.
Сколько она спала? Часа два? Три?
Да, кажется, так… Сначала они занимались любовью, потом решили, что нужно срочно повесить над изголовьем оленью голову — и вешали ее, с хохотом прыгая по кровати нагишом. Потом Пабло прицепил на рог трусики Бруни и заорал: «Трофей, трофей!»… а потом они снова занялись любовью…
