Дженнифер Блейк - Любовь и дым
Рива накинула на плечи халат, поднялась со своего места и направилась к Ноэлю. Тот, завидев ее, отодвинул для нее стул рядом с собой. Она подошла и села.
— Хочешь выпить? — спросил он.
Она отрицательно покачала головой. Он сделал второй глоток. Она наблюдала за тем, как движется кадык на его загорелой шее. Потом сказала:
— Скажи, Констанция и дети надолго у нас останутся?
— На месяц-два, не больше.
— Это… хорошо для тебя.
Он прямо взглянул ей в глаза.
— Прошу прощения за беспокойство.
— Да что ты! Все равно это твой дом.
— Но ты в нем хозяйка.
Это было так на самом деле.
— С твоей помощью. Твои гости никого здесь не обеспокоят.
— Я тоже так думаю. К тому же ты ведь всегда готова к приему гостей?
В этих его словах промелькнула ирония, как будто ему это не нравилось в ней. Она поначалу хотела спросить его об этом, но поняла, что он все равно не даст ей удовлетворительного ответа. Поэтому Рива просто сказала:
— Твой отец научил меня этому.
— Конечно. Ты была хорошо натренирована. Настоящая хозяйка замка под названием «Бон Ви».
— Умелая хозяйка, если не возражаешь.
— Что ты! Не могу не отдать тебе должное.
Она вдруг почувствовала отвращение к холодной формальной вежливости их разговора. Это был один из способов войны, которую они вели между собой. Было бы намного лучше, если бы им удалось действовать в открытую, если бы они, как дети в бассейне, могли кричать, орать и безумствовать. Но нет, сдержанность побеждала и в нем, и в ней.
— Ты так меня нахваливал, — сказала она, поднимаясь со стула. — Надо это как-то оправдывать. Пойду распоряжусь насчет ужина для гостей.
Ноэль промолчал. Она ушла. Он смотрел ей вслед до тех пор, пока бледный цвет ее халата не растворился в глубине холла.
— Папа! Папа! Видел, как я плавал?
Это был Пьетро. Он вылезал из бассейна. С каждым своим шагом оставляя на кирпичах мокрые маленькие следы ног, он побежал к Ноэлю. Улыбка тронула вытянутое лицо Столета, и он почувствовал, как сильно забилось в груди сердце, когда подхватил маленькое и мокрое тельце сына и прижал его к себе. Он боялся, что Пьетро совсем забыл его — ведь они давно не виделись. Оба ребенка выглядели гораздо свежее и веселее после купания, скука и усталость, от которых они едва не плакали еще час назад, испарились.
— Да, я видел, — подтвердил Ноэль. В общении с детьми его голос всегда был теплым и глубоким. — Ты отлично умеешь плавать.
— Я помню, как ты меня учил. Я все запомнил, что ты говорил и показывал, когда еще жил вместе с нами.
— Молодец, я горжусь тобой.
— Я очень хочу, чтобы ты вернулся, папа. Я без тебя очень скучаю.
Коралия, вышедшая из воды чуть позже брата, тоже приблизилась к отцу и прислонилась к его плечу. Она откинула назад мокрые волосы, прилипшие было к шее, и заложила их за уши совсем как взрослая девушка. Все же ее голос, когда она заговорила, был тонким и детским:
— Ты можешь вернуться домой, в Париж?
Ноэль нежно обнял ее за плечо, притянул к себе Пьетро, потрепал его за очаровательные смуглые кудряшки, поцеловал в голову:
— Я тоже без вас скучаю… Так сильно, что и сказать не могу… Но я не могу вернуться домой.
— Почему? — обиженно спросила Коралия.
Ноэль глянул поверх головы сына в ту сторону, куда ушла несколько минут назад Рива, и тихо произнес:
— Мой дом здесь.
— А как же мы?
— Я бы очень хотел, чтобы и вы тут чувствовали себя как дома.
— Я бы тоже хотел, — сказал Пьетро упавшим голосом, потом вдруг стал вырываться из объятий отца. — Пусти, папа, мне больно!
— Прости, — грустно отозвался Ноэль. — Прости, сын.
4
Эдисон Галлант сидел в лимузине и ждал, пока швейцар откроет перед ним дверцу. Этот человек был нанят как раз для такой работы, так пусть ее и делает. Кроме того, ему доставляло удовольствие спокойно выглядывать из темного длинного окна огромного автомобиля и видеть, как собравшаяся толпа туристов оживленно перешептывается, восторженно разглядывая лимузин. Галлант был на самом верху блаженства, когда вышел из машины на тротуар и услышал, как вокруг произносят его имя. Лимузин был весомой частью созданного им предвыборного имиджа, пусть и взятой напрокат частью. Люди ожидали увидеть роскошного человека на роскошной машине, и Эдисон искренне хотел оправдать их ожидания. Анна считала, что лимузин — это неестественно, фальшиво. Однако ж всегда садилась в него вместе с мужем без возражений.
Этот отель был выбран по настоянию Анны. Он располагался во французском квартале. Конечно, была бы воля Эдисона, он предпочел бы «Шара гон» или «Марриот на канале». Он предпочел бы какое-нибудь уютное местечко подальше от этого скопища узких улочек. Тем не менее ему пришлось согласиться въехать в «Ройял Орлеан» и смириться с окружающей обстановкой и с тем фактом, что на этом самом месте отели стояли уже свыше полутора веков. Он согласился остановиться здесь, только чтобы она заткнулась. Он прекрасно знал, что Анна балдеет от старины и что спорить в данной ситуации вредно для здоровья.
Гостиница, впрочем, оказалась вовсе не старинной, а только была стилизована под старину. Ряды окон изогнутой формы, железные керосиновые лампы… Обслуживание было хорошим, кроме того, он вынужден был отдать должное расположению отеля. До ресторанов и кафе — например, «К-Поль», «Бреннан» или «Антуан» — было рукой подать. Значит, ему не потребуется каждый раз вызывать лимузин и тем самым удастся прилично сэкономить. Но некуда было деться от туристских колясок с откидным верхом, которые запруживали всю улицу перед отелем, от изъеденных молью потников на спинах мулов, некуда было деться от тех звуков, которые они издавали, от их шевелящихся ушей. Без всего этого он прекрасно бы смог обойтись. Впрочем, его нельзя было назвать неженкой. Даже к запаху лошадиного дерьма он смог бы привыкнуть, раз не оставалось другого выхода.
Пока швейцар помогал выбираться из лимузина его жене, Эдисон отдавал шоферу распоряжения относительно следующего утра. Затем он взял Анну под руку, и они вместе прошли через специально открытые для них медно-стеклянные двери парадного входа внутрь отеля. Поднявшись по мраморной лестнице длинного вестибюля, освещенного светом канделябров, и переступив через гору чемоданов оформлявшихся туристов, они направились к лифтам.
Лифт, в который они вошли, оказался пустым. Маленькое чудо из разряда тех, что нечасто случаются в гостиницах. Когда лифт тронулся, Анна повернула лицо к мужу и сказала:
— У тебя странный вид. Что-нибудь случилось?
Это был один из трюков его жены: дождаться того момента, когда формально можно задавать вопросы, зная, однако же, что он не расположен сейчас их выслушивать. Она отлично понимала, что это раздражало его. Порой он думал, что она задает вопросы только потому, что знает, что его это раздражает. Она также прекрасно знала, что он вынужден будет ответить ей вежливо — а вдруг кто-нибудь да подслушает? Чертов имидж требовал этого. Теперь всякий раз Эдисону приходилось сдерживаться и помнить о том, что он кандидат.
