Инна Туголукова - Непорочное зачатие
— Подожди, это еще только присказка, — многообещающе произнесла Татьяна. — Слушай дальше. За ужином он мне рассказал, что его семья живет в Германии, сам он занимается компьютерами и хочет создать в России сеть своих предприятий. Сейчас вот открывает офис в Москве. О детстве своем говорил очень трогательно. Ну я ему о себе рассказала. Представились, в общем, друг другу. А времени уже двенадцать. Вы, говорит, устали, спать пора. Ну, думаю, началось. А он мне ручку поцеловал и пожелал спокойной ночи.
— А сам где спал?
— Понятия не имею. А утром постучал в дверь и спрашивает: вам, мол, завтрак в постель подать или вы в столовой предпочитаете? Я, конечно, выбрала столовую. И знаешь, утром все было уже иначе: такое ощущение, будто мы сто лет знакомы — легко и просто.
— И у него тоже?
— Мне показалось, что да. Весь день мы с ним гуляли, на пароходике катались, пообедали в ресторане. И разговаривали, разговаривали — как будто встретились после долгой разлуки. Смеялись много. А вечером пошли в театр. Ну, сама знаешь, какое состояние после «Щелкунчика»…
— И так и остались на «вы»?
— Нет, он за обедом предложил перейти на «ты», но без всяких брудершафтов.
— Ну продолжай, продолжай…
— Вернулись из театра — стол накрыт. Кто там у него хозяйничает, не знаю, никого не видела. А времени опять двенадцать. Я как струна натянутая. А он мне ручку поцеловал и пожелал спокойной ночи…
— А ты хотела, чтобы он остался?
— Да, теперь уже хотела. А кто бы не остался, скажи?
— А в воскресенье?
— А в воскресенье куда ходили — ничего не помню. Больше друг на друга смотрели. А вечером протягивает он мне коробочку вот эту…
Татьяна взяла свою сумку и достала оттуда бархатный белоснежный футляр, открыла его, и Женя ахнула — на атласной подушечке лежало изумительной красоты кольцо.
— Так он что же, — шепотом спросила она, — предложил тебе стать его невестой?
— Он предложил мне стать его женой.
— А ты?
— А я рот открыла от изумления. А он говорит: «Нет, нет, Танечка, ты мне сейчас ничего не отвечай. Ты подумай, все взвесь. Я приеду через две недели. И тогда мы поговорим». Он боялся, что я ему откажу.
— А ты не откажешь?
— Нет…
Они помолчали.
— А потом?.. — нарушила тишину Женя.
— Проводил меня на вокзал.
— И не поцеловал на прощанье?
— Поцеловал. Руку… Знаешь, если он не приедет через две недели, я умру…
— Ты не умрешь, Танька, — торжественно сказала Женя. — Ты будешь жить долго и счастливо!
27
Время остановилось. Казалось, миновала вечность, а прошла всего одна неделя. И Татьяна почти физически ощущала, как секунды медленно перетекают из настоящего в прошлое, складываясь там в часы и дни.
Она стригла клиентку, женщину лет пятидесяти, и та, видимо убаюканная тихой музыкой и приятными манипуляциями со своими волосами, уснула, уронив голову на грудь и приоткрыв рот.
Татьяна усмехнулась. Однажды стоматолог спросил ее во время приема:
— Вы спите?
Она открыла глаза и удивилась:
— А разве это возможно?
— Да, — сказал он. — При нынешней технике частенько засыпают.
Ну, а уж в парикмахерской сам Бог велел…
Стараясь не потревожить клиентку, Татьяна переместилась на кресле в другую сторону, взяла фен и взглянула в зеркало: в салон входил Николай. Он натолкнулся на ее взгляд и остановился, словно пытаясь прочесть в ее глазах свой приговор.
Татьяна выронила фен, и тот взорвался пластмассовыми осколками, ударившись о мраморную плитку пола. И этот резкий звук мгновенно оживил картинку! Клиентка открыла глаза и торопливо вытерла струйку слюны на подбородке, непонимающе озираясь по сторонам. Все вздрогнули и, как подсолнухи к солнцу, обернулись на шум и больше уже не отворачивались, с жадным любопытством вбирая разворачивающуюся на их глазах сцену.
А Татьяна, легко вспорхнув с кресла, побежала к Ильину и упала в его объятия, запустив руки в теплую глубину распахнутой дубленки.
А он, уже все понимая, сжимал ее плечи и говорил севшим от волнения голосом:
— Танечка! Я не мог ждать еще одну неделю. Не знаю, как прожил эти дни без тебя. Как я вообще мог тебя отпустить?! Болван я этакий…
Татьяна подняла на него сияющие глаза, и Ильин сбился, запнулся и… припал к ее губам. И зал взорвался аплодисментами и приветственными возгласами!
На поднявшийся гвалт вышла встревоженная Женя и тут же окунулась в волны всеобщего восторга.
Ильин, оторвавшись наконец от Татьяны, сказал, пытаясь перекрыть шум:
— Пожалуйста, минуточку! Одну минуту! — И, поцеловав Татьяне руку, торопливо вышел из салона.
Они смотрели в окно, как он подошел к своей машине, достал оттуда огромный букет роскошных алых роз и корзинку с фруктами и шампанским и вернулся в зал, встреченный новой волной бурного одобрения.
Кто-то принял у него из рук корзинку, кто-то помог снять дубленку, и он, протянув Татьяне цветы, взволнованно объявил:
— Сегодня очень важный день в моей жизни. Со мной моя невеста, и я счастлив, что все вы готовы разделить с нами эту радость…
Чуть позже Ильин ушел, условившись с Татьяной встретиться в ресторане и пригласив на ужин Женю, и жизнь в салоне вернулась в свою будничную колею.
Цветы в огромной вазе установили в зале, и кто-то восхищенно заметил:
— А розы-то без шипов. Все предусмотрел! Вот это мужик, я понимаю…
* * *Вечером они сидели за столиком в «Будапеште», и у Татьяны на пальце поблескивало кольцо, подаренное Ильиным.
— Если это не нарушает твоих планов и если вы, Женя, не возражаете, — сказал он, — я хотел бы пригласить тебя, Танечка, на Рождество в Майнц и познакомить со своей семьей. Сегодня я звонил туда и сообщил о нашей помолвке. Они очень рады и ждут…
— Я не только не возражаю, но и всячески это приветствую, — засмеялась Женя.
— Отлично! — обрадовался Ильин и сжал Татьянину руку. — У тебя есть заграничный паспорт?
— Нет! — огорчилась Татьяна.
— Ну, не расстраивайся, я все устрою. Времени, конечно, в обрез, но что-нибудь придумаем. — Он обернулся к Жене. — А у вас, Женя?
— У меня есть.
— Замечательно! — улыбнулся Ильин. — Вы же самый близкий человек для Тани. И без вас наша свадьба будет считаться недействительной.
— А когда вы планируете сыграть свадьбу? — спросила Женя.
— Я думаю, летом. Может быть, в июле, а, Танюша?
Подруги переглянулись.
— В июле, — улыбнулась Женя, — мой ребеночек будет уже, наверное, держать головку. Но вряд ли отпустит меня в Германию…
