Элизабет Адлер - Персик
Эмилия заглянула в кухню отеля, взяв на ходу чашечку кофе и свежевыпеченную булочку, которую она торопливо ела, идя по коридору, зная, что в такой ранний час ее никто не увидит.
Сейчас в кабинете была приятная прохлада, а позже будет ужасно жарко. Эмилия только время от времени использовала кондиционер, экономя электроэнергию, приберегая эту роскошь для гостей.
Список вопросов, которые нужно решить, был подготовлен ее секретарем, и отдельно список срочных вопросов: узнать о запасах ликеров; где можно получить запчасти для косилок, лампочки, и отчаянно нужна поставка сигарет.
Эмилия поставила чашку, и неожиданно слезы брызнули у нее из глаз. Она так долго сдерживалась, запрещая себе плакать о Жераре, о Пич, а сейчас она плакала о косилках и лампочках. Слишком много всего, чтобы со всем справиться. Слишком много! Иногда ей казалось, что это был нескончаемый вечер, на котором она вынуждена быть хозяйкой. «О, Жерар, Жерар, где ты? Жив ли ты?» – И тут же пришла в ужас от того, что вслух задала вопрос, который сама себе строго-настрого запретила. Жерар должен жить. А Лоис и Леонора? Несколько кратких сообщений через дипломатический канал, но ничего нового: они были все еще во Франции, и с ними все в порядке. А Пич, ее маленькая любовь… Эмилия вытерла слезы и решительно принялась записывать, кому необходимо позвонить сегодня же. Единственный способ не потерять разум – все время работать. Это спасало ее, когда умер ее первый муж – Роберто. Работа была волшебным талисманом спасением от одиночества и отчаяния, возможностью чувствовать, что она реально существует.
Телеграмма из Красного Креста пришла в полдень, и при виде желтого конверта сердце Эмилии похолодело. Ее секретарь ожидала у двери, полная страшных предчувствий, пока Эмилия вертела конверт в руках и наконец-то открыла.
– Ох, – выдохнула она и воскликнула: – О, благодарение Господу, с Жераром все в порядке! Его интернировали в лагерь, в Бельгию. В принудительно-трудовой лагерь, как они называют его. Но с ним все в порядке. Благодарю, благодарю, – плакала она, поднимая глаза к небу, – благодарю, Господи!
Вечером в бар были доставлены всевозможные напитки, и Эмилия, сияя от счастья, порхала среди гостей, чтобы убедиться, что они так же счастливы, как и она, даже если это совсем короткое счастье.
Пожилой сенатор из Вашингтона, который прибыл на военно-морскую конференцию, предложил ей план действия.
– Я не могу понять, как вы можете находиться здесь, если ваша маленькая дочь в Париже, – задумчиво сказал он. – По крайней мере, если вы были бы в Лиссабоне, вы могли бы получать от нее известия.
– Лиссабон? – Эмилия посмотрела на сенатора с удивлением.
– Странный город, – заметил он, – я был там всего пару недель назад. Проклятый город полон шпионов и контршпионов, французских, английских, немецких, и все они собираются в одних и тех же ресторанах! И совсем рядом люди тех же национальностей убивают друг друга. Мне кажется, миссис де Курмон, что в Лиссабоне каждый человек может получить все, что захочет: отличную еду, убийство, любую информацию. Но все это, естественно, за хорошую цену.
Эмилия подалась вперед, напряженно слушая его.
– Я готова заплатить любые деньги, – прошептала она, – чтобы получить известия о моей дочери. Но, сенатор, я здесь, во Флориде. Каким образом обычная женщина попадет в Лиссабон в военное время?
Добрые, улыбающиеся глаза сенатора встретились с ее взглядом. У него были дочки чуть постарше Пич.
– Нужно подумать, что можно сделать в этом случае, миссис де Курмон.
12
Пич с трудом преодолела последние несколько метров и, оказавшись на вершине горы, спряталась под ветвями старого оливкового дерева, единственного островка тени. Небо было настолько ярким, что синева давила. Полуденное солнце – в зените лета. Далеко внизу виднелся розовый отель с чудесными арками, оливковые деревья и кипарисы обнимали его, он был похож на кусочек пышного темного бисквита, покрытого сахарной глазурью. Прямоугольный бассейн сверкал на солнце, как аквамарин, и Пич смотрела на купающихся людей, которые плавали, а затем вылезали из бассейна и отряхивали с себя холодные капли воды. «Как мокрые собаки», – думала Пич с презрением. Немецкие официанты в белых пиджаках носили подносы с пенящимся ледяным пивом, и обрывки музыки доносились до горы. Все выглядело так, как обычно бывает у всех людей во время отпуска, только не было детей.
Пич легла и стала смотреть на небо. Даже обычно шумные птицы и цикады не пели в такую жару, но бриз доносил нежный аромат мимозы и особенный запах моря, едва уловимый аромат розмарина, тимьяна и других цветов. Она не могла больше выносить свою комнату. Длинные зеленые ставни виллы были закрыты, и тусклый полупрозрачный свет давал ощущение того, что находишься под водой. Белая простыня была смята, оттого что она крутилась в постели без сна. Книга валялась на полу. Леони уже два дня как уехала, Леонора была занята в отеле, мадам Френар отдыхала. В доме была такая звенящая пустота, что Пич стало страшно. Ей хотелось бы, чтобы Леони не уезжала в Париж, это было так далеко, и хотя бабушка и Леонора ничего не говорили, они обе были взволнованы. И, как Пич ни старалась, не могла отогнать мысль, что папа уехал, так же как и бабушка, обещая скоро вернуться. И Джим тоже.
Пич представляла, что бы она могла делать, если бы была дома, во Флориде, с мамой. Леонора сказала ей, что когда здесь, во Франции, день, то дома уже ночь. Мама, должно быть, спит. Может быть, видит ее во сне. Но это было так давно, вдруг она забыла свою дочку?
Пич быстро села. Конечно, мама не забыла ее, глупенькая, зачем она думает об этом. Бабушка рассказывала ей, что когда пришлось отправить Эмилию в Бразилию, совсем маленьким ребенком, она никогда не забывала о ней и думала каждую свободную минуту. Матери никогда не забывают своих детей, ободряла она Пич. Правая нога ее по-прежнему в стальной подпорке, было жарко и неудобно, и. Пич зло глянула на кожаные ремни. «Дерьмо. Дерьмовая вещь». Наклонившись вперед, она яростно расстегнула крепления. Свобода! Пич тщательно осмотрела ногу. Правая нога выглядела не так уж плохо, просто была немного тоньше. Она занималась упражнениями каждый день и плавала утром, перед тем как ехать в школу в Монте-Карло, и сразу, как только приезжала домой вечером. И это было самой лучшей частью дня!
Пич бросала портфель на пол, снимала круглую соломенную шляпку и вместо школьной формы натягивала свой хлопчатобумажный купальный костюм. Затем спешила на пляж, вниз, и торопилась настолько, насколько позволяло крепление на ноге, шагая немного боком – походкой, которая выработалась за последние два года. А потом, освободившись из плена крепления, она плавала на спине в чистой воде моря, распустив свои длинные волосы, которые прохладной волной струились за ней! Через несколько минут Пич поворачивалась и плыла, рассекая воду сильными руками, и это ощущение силы, пока она плыла, опьяняло ее.
