Диана Чемберлен - Карусель памяти
Линия молчала. Может быть, она не слишком ясно выразилась. Она уже было собралась попытаться объясниться снова, когда он заговорил:
– Да, – сказал он. – Мне рассказывали о вас. Клэр подошла к окну спальни и посмотрела на темнеющие деревья.
– Ну, оказалось, что мне трудно забыть о ней. Мне хотелось бы узнать, не смогли бы мы встретиться и поговорить? Мне бы хотелось понять ее лучше.
Рэнди Донован откашлялся.
– Боюсь, что вы ошиблись адресом. Мне никогда не удавалось понять свою сестру.
– Пожалуйста. Кроме того, у меня есть кое-что для вас, что раньше принадлежало ей. – Клэр посмотрела через комнату на постель, где рядом с ее ежедневником лежала фотография в рамке.
Он мгновение поколебался.
– Ну что ж, я мог бы встретиться с вами на несколько минут.
– Прекрасно. – Она снова подошла к постели и присела на нее, переворачивая страницы ежедневника. – Вы не могли бы сказать, где и когда?
– Как насчет завтрашнего вечера? – предложил он. – Только это будет довольно поздно. Я репетирую в пьесе театра «Чейн-Бридж» в Маклине. Вы не могли бы встретиться со мной после? Скажем, около девяти?
Этот голос. Она попыталась представить себе мужчину, которому он принадлежал, но у нее ничего не получилось.
Она согласилась насчет времени и места, и он объяснил ей, как найти театр.
– И, мистер Донован… – сказала она.
– Да?
– Я очень сожалею, что все так получилось с Марго.
Миниатюрный театр «Чейн-Бридж» был когда-то небольшим собором. Выстроенный из камней, собранных в поле, он стоял одиноко на углу улицы, его белый шпиль вглядывался в вечернее небо. Клэр припарковала свою машину рядом с несколькими другими на небольшой стоянке, покрытой гравием, и обошла здание, подойдя к широким входным дверям. Открыв одну половинку, она вошла внутрь и оказалась в фойе, прохладном и темном. Из-за закрытой дубовой двери, ведущей в глубину театра, эхом отдавались голоса. Складная афиша, едва заметная в сумеречном свете, стояла в углу фойе:
ТЕАТР ЧЕЙН-БРИДЖ В МАКЛИНЕ
С ГОРДОСТЬЮ ПРЕДСТАВЛЯЕТ:
ВОЛШЕБНИК ИЗ ДАССАНТА
22—30 января
Клэр пробирала дрожь от холода в фойе, и она рывком открыла тяжелую дубовую дверь. Войдя внутрь, постояла, давая глазам привыкнуть к темноте. Сцена была ярко освещена: светлый прямоугольник в темном своде собора. Мужчина и две женщины стояли почти в центре сцены, громко о чем-то споря.
Клэр расстегнула плащ, пока медленно шла по центральному проходу между рядами. Скамьи собора со спинками теперь служили зрительскими местами, и все они были пусты, за исключением переднего ряда, где сидели мужчина и женщина, лицом к сцене. Клэр выбрала место в центре, в самой середине зала, положила плащ на сиденье скамейки и сосредоточила свое внимание на действии, которое разворачивалось на сцене перед ней.
Актер на сцене был невысокий и приземистый. Она не могла вообразить, что Рэнди Донован мог быть толстым: мальчик на фотографии был худощавым. Однако если он стал владельцем ресторана, могло случиться так, что еда и на самом деле стала смыслом его жизни. По ходу действия на сцене разгорелась ссора между мужчиной и двумя актрисами, и высокий гнусавый голос не имел ничего общего с тем, который говорил с ней по телефону.
На сцену вышел еще один мужчина. Высокий, крепко скроенный, со светло-каштановыми волосами, бородой и усами, которые были так тщательно уложены и подстрижены, что на расстоянии казались просто нарисованными на лице. Его манера держаться – и весь решительный вид – соответствовали голосу по телефону. В нем было достоинство уверенного в себе человека, и, когда он заговорил, его голос разнесся по залу театра и смолк в темных углах. Клэр уселась попрямее. Если и был в этой пьесе волшебник, то это, определенно, Рэнди Донован.
Толстяк и женщины слушали его слова с восхищением, и Клэр поняла, что сцена близка к завершению. Через мгновенье все остальные герои ускользнули за кулисы, и Рэнди Донован остался на сцене один, предлагая маленькой аудитории монолог – что-то о магии и общности людей, и о преданности. Клэр не обращала внимания на сами слова, потому что она чувствовала себя потерянной в его присутствии.
Когда Рэнди Донован закончил речь, мужчина и женщина в первом ряду стали аплодировать. Рэнди сошел по лестнице сбоку сцены и что-то коротко им сказал, прежде чем посмотреть в направлении Клэр. Подняв плащ и холщовую сумку, которые лежали на краю сцены, он двинулся к ней, проскользнул на ее скамью и протянул руку.
– Вы, наверное, Клэр?
Она привстала, чтобы пожать ему руку. Что-то знакомое было в его облике, в ясных синих глазах. Его окутывал запах трубочного табака, приятный и довольно сильный. Она чувствовала себя с ним так, как будто знала его раньше.
– Да, Клэр – это я, – сказала она. – Вы были великолепны.
– Благодарю.
Он жестом попросил ее снова сесть, а потом и сам уселся. Положив свой плащ на спинку скамьи перед собой, он смахнул с темной шерсти невидимую пылинку, прежде чем открыть холщовую сумку на коленях.
– Мне необходим кофе, – сказал он, вытягивая зеленый термос и две пластиковые чашки из сумки. – У меня есть лишняя чашка. Из нее никто не пил. Не хотите присоединиться?
– Да, – сказала она.
Он налил им по чашке очень сильно разбавленного сливками кофе.
– Простите, – сказал он, протягивая одну чашку ей. – Тут почти половина сливок. Мне так больше нравится.
Она охватила чашку обеими руками, согревая о нее свои ладони, и глотнула слабый кофе с чувством большого облегчения, которое было неожиданно для нее и очень приятно.
Она подумала, что ей следовало бы начать с небольшого, ничего не значащего разговора, а не сразу начинать задавать ему вопросы о том, что ей хотелось бы знать.
– И давно это стало театром? – спросила она.
– Лет десять. – Он посмотрел на арочный потолок, белизну которого пересекали темные балки. – Само здание было построено в начале девятнадцатого века. – Он сместил свой взгляд с потолка и начал разглядывать ее. – Ну,– сказал он, – вы выглядите совершенно нормальной.
Она рассмеялась.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, что Марго – моя родная сестра, но я не думаю, что у меня хватило бы выдержки висеть на краю моста в снегопад, пытаясь спасти ее. Я представлял вас эдакой суперженщиной со стальными мускулами или человеком, у которого не все дома.
– Ну, мне только хотелось остановить ее.
– Вы были обречены на неудачу, – сказал он со вздохом. – Давным-давно мне пришлось признать одно: Марго спасти уже нельзя. К сожалению, она достаточно хорошо понимала, какое пустое существование влачит. Жизнь, должно быть, стала для нее невыносима. Я на самом деле не виню ее за то, что она захотела положить всему этому конец.
