Любовь, которую ты вспомнишь (СИ) - Сивая Рина

– Мы нашил Диего спустя два месяца, – снова сцепив руки, Хави устремил взгляд в окно справа. – В одной деревне на юге. Случайно повезло, в соцсетях наткнулись на пост, где искали родственников для мужчины, потерявшего память.

Холодные мурашки побежали вверх по позвоночнику. Он ведь сказал «потерявшего память»? Я правильно перевела?

– Это был Ди? – тихим голосом поинтересовалась я, все еще надеясь на огрехи перевода.

– Да. Его яхта… этот придурок забыл провести техосмотр, и когда он уезжал в ту ночь, так резко стартанул, что электроника окончательно отрубилась, и двигатель заклинило. «Жемчужина» не могла затормозить, пока не закончилось топливо, а после этого Диего полез ее чинить, но поскользнулся и упал, ударившись головой.

С каждым словом внутри меня поднимался страх. Нет, обжигающий мороз. Медленно он промораживал внутренности и устремлялся выше, к самому сердцу. А лучше бы сразу морозил мозги, чтобы я не могла в красках рисовать себе картины того, о чем говорил младший из братьев Солер.

– Мы не могли с ним связаться, и яхта дрейфовала в открытом море все дальше и дальше от берега. Пока ее не заметил один из рыбаков. – Голос Хави замедлялся, между словами паузы становились все длиннее. Не потому, что Солер не мог подобрать слов. Я понимала, что сейчас он заново проживал тот момент: когда никто из нас ничего не знал о судьбе Диего. Тогда я малодушно сбежала, позволив Лере увезти меня, а Хавьер остался за главного. И, зная его мать и сестер, я искренне сомневалась, что ему хоть кто-то помогал. – Пришвартовался, увидел бездыханного Диего, привез его в свою деревню в больницу. К тому моменту Ди провел в отключке не меньше двух суток. Плюс переохлаждение… когда его привели в чувство, Диего ничего не помнил, даже своего имени. Поэтому мы так долго не могли его найти, пока не появился тот пост.

Меня почти трясло от внутреннего холода, и я обхватила себя руками, пытаясь согреться. Но оказалось, что это был далеко не конец.

– Скажу честно, я в тот момент не думал о тебе или матери, – неожиданно признался Хави. На меня он так и не посмотрел: его глаза бегали по комнате, не задерживаясь на чем-то конкретном. – Я занимался перевозкой, разговаривал с врачами, устраивал Ди в клинику. Смог выдохнуть, только когда его осмотрел найденный мной доктор. И… это было ужасно, Ана, – Хави покачал головой. Пусть я не видела его лица целиком, только склонившуюся макушку, это не мешало мне прочувствовать боль Хавьера. И не мешало представить, как бы чувствовала себя я, окажись на его месте. – Диего смотрел на нас как на чужих, хмурился, не признавал никого. На имя свое почти не реагировал! Нам тогда не давали никаких гарантий, что он вспомнит хоть что-то, его память представляла собой чистый лист. Мы были подавлены и шокированы. Врач тогда сказал, что Ди нужен отдых и покой. И положительные эмоции. Только тогда я и подумал про тебя, Ана. Ведь ты для него и была теми самыми положительными эмоциями.

Я уже догадывалась, что услышу дальше. И все равно, когда Хави озвучил мои мысли, в душе поселилась горечь и злоба.

– Я собрался позвонить тебе, но мать отговорила. Знаешь, она может быть очень убедительной, когда чего-то хочет, – грустно усмехнулся Хавьер. – Заявила, что мне тоже не мешало бы отдохнуть, что я выгляжу отвратительно и что нечего мне решать все самому. Пообещала, что свяжется с тобой сама, и даже при мне набрала твой номер. Ты не ответила, и мама пообещала позвонить позже. Я ей поверил, Ана. Порадовался, что наконец она взялась за голову и делает хоть что-то полезное. А на утро она сообщила, что ты не хочешь с нами общаться. Я тут же набрал тебе, но ты не брала трубку. Зато твоя сестра… она очень долго на меня кричала, а в конце трижды повторила, чтобы мы все держались от тебя подальше. Я надеялся, что это недоразумение, и ты все объяснишь, но…

Хавьер ненадолго замолчал, будто давая мне время осмыслить сказанное. Но что тут было осмыслять? Я с самого начала знала, что сеньора Солер меня не любит. Просто не осознавала, что настолько. И да, я действительно в тот период своей жизни не хотела знать никого из семейства Солер. А Валерия не хотела их знать до сих пор. Поэтому я вполне могла себе представить, что во время того разговора сестра наговорила сидящему рядом мужчине. Все то, что я не решалась высказать собственной свекрови – не удивлюсь, если ради этого разговора Лера взяла пару уроков испанского.

– Если бы я только знал, что она тебе напишет, – Хави покачал головой и наконец-то посмотрел в мою сторону. В его глазах я заметила блеснувшие слезы. – Это очень жестоко, Ана. Я понимаю, почему ты решила, что Ди умер. Я на твоем месте подумал бы так же. Но то, что так поступила с тобой моя мать… я не могу найти ей оправданий.

– Я никогда ей не нравилась, – желая успокоить хоть чем-то мужчину, прошептала я.

– Я не воспринимал это всерьез. Никто не воспринимал, все думали, что она поревнует немного и смирится. Но когда вчера я вынудил ее признаться и сказал, что ее слова заставили тебя поверить в смерть Диего, она лишь пожала плечами и сказала, что так даже лучше.

О, вот это вполне в духе сеньоры Солер, я даже не удивлена.

– Она – мать, – зачем-то попыталась я оправдать эту эгоистичную женщину. Наверное, потому что теперь и сама знала, что такое любовь матери к своему сыну – она всеобъемлющая, многогранная, необъятная. И это большая работа над собой в первую очередь, не выходить в этой любви за рамки разумного.

Очевидно, сеньора Солер с этим не справилась.

– Она всегда любила Диего слишком сильно, – задумчиво проговорил Хавьер, уперевшись взглядом в пол. В его словах было столько затаенной боли, что сразу стало ясно: гиперлюбовь матери к старшему сыну мешала жить не только Ди, но еще и Хави, которому этой любви как раз недоставало. – Это ненормальная любовь, Ана. Так нельзя. Любая мать хочет, чтобы ее дети были счастливы, даже если это счастье будет не рядом с ее юбкой. Но не наша. Она до сих пор уверена, что Диего будет лучше исключительно рядом с ней.

Что же тогда она позволяла ему жениться на своей адвокатше, хотелось кричать мне, но я промолчала. Лишь пересела на диван к Хави и положила ему руку на плечо.

– Все нормально, – произнесла я самую частую ложь на свете. Ничего не было нормально, ни у меня, ни у Диего, ни у Хавьера. Но это именно то, что в таких моментах мы желаем услышать больше всего. – Спасибо, что поделился. Мне правда многое стало ясно. Но это все уже не важно.

– Разве? – вдруг вскинулся Хави так резко, что я даже отстранилась. – Тогда почему ты плачешь, Ана?

В доказательство он провел большим пальцем по моей щеке и продемонстрировал собранную на подушечке влагу. Оказывается, я действительно плакала. А ведь думала, что слезы давно закончились.

– Не важно, – повторила я и отвернулась, вытирая влажные щеки.

Я сама себе не могла объяснить, о чем или о ком я плачу. О своей загубленной судьбе? О маленьком мальчике, оставшемся без отца? Или о другом мальчике, которому не хватало матери? О Диего, у которого судьба отобрала самого себя?

Возможно, я плакала обо всем сразу. Но слезы давно уже не приносили мне облегчения.

Глава 23.

Некоторое время мы оба молчали. Приводили себя, свои мысли и чувства в порядок. Вряд ли это на самом деле удалось хоть кому-то из нас, но я хотя бы смогла усмирить слезы, а Хави уже не выглядел как брошенный ребенок.

– Ты ведь его любила, Ана, – неожиданно сменил он тему. – По-настоящему любила, это все видели. Неужели все прошло?

– Не прошло, – честно призналась я. Хавьер на меня не смотрел, хоть и сидел рядом, поэтому, видимо, признание так просто сорвалось с моих губ. – Никогда, наверное, не пройдет, но какой в этом смысл? Он хочет развестись. У него теперь есть Елена. Зачем ему я? Он наверняка меня даже не помнит.

– Откуда ты знаешь про Елену? – нахмурившись, обернулся Солер. – Он не хотел, чтобы ты знала.

– Для этого надо было меньше целовать ее у машины, – теперь пришла моя очередь отворачиваться. Не хотела, чтобы Хави снова видел мои слезы.