Мажор и Отличница (СИ) - "Чинара"
Маску милейшества у дочери одолжила, тогда как в глазах отчетливо скачут ехидные смешки.
— Тебе, сыночек, Павлиния…
— Мы с этой девушкой давно не общаемся. — резче чем хотелось, отвечаю я. Мама даже не подозревает о ком говорит и от этого совсем тошно. Она тогда переживала за меня. За меня…
Горечь застревает в горле.
— О! — мелочь отправляет в рот оливку и выдает новую мысль из своей гениальной головы, — Может тогда тебе Ник дал? Раз не эта…
Мамины губы начинают трястись и саму ее начинает неслабо потрясывать от сдерживаемого смеха. Она, в отличие от уставившейся на меня первым репортёром мелкой, отчаянно старается унять все более настырные приступы хохота. Мне бы очень хотелось поддержать ее смех, но все что выходит, это кривая улыбка и мерзкое чувство, разливающееся внутри.
*
— Как ты мог нас бросить? — Кот смотрит глазами кота из Шрека.
Он прогуливал универ два дня. А сейчас объявился и с самого утра закатывает мне сцены брошенной девы-девственницы, которую наспех поимели. Она, бедняжка, так и не кончила и теперь, не без основания, возмущена произошедшим.
Мое молчание и полный игнор еще больше задевают друга, уверенного, что если мы приехали на моей машине, то и уехать все обязательно должны на ней же. Существование в мире такси и общественного транспорта для него в эту минуту неведомы.
Козлы братья исподтишка наблюдают за трагедией Кота и тихо, но откровенно ржут. Все знают: стоит мне повысить голос, он ту же заткнется. Но сегодня не хочется ни на кого орать.
Стараясь унять внутреннее нетерпение, жду окончания второй пары. Смогу наконец пойти и увидеть свою первогодку.
Я не стал ее пытать в понедельник по поводу решения задач. Вскользь просмотрел отданные мне листы. Ожидаемо почти все ответы были правильными. Без лишних перегибов немного ее похвалил. Лицо пандочки в тот момент было непередаваемо прекрасным, даже ротик от удивления открыла. На беду моей ширинки.
Она определенно права, называя наставника извращенцем, так как мне понадобилось менее секунды в своем порочном воображении, чтобы полностью ее….
— Тебе еще и смешно. — буркает в край обиженный кот.
У меня еще и встает — думаю я.
А с Котом я, конечно, сам виноват.
Стоило несколько раз отвезти и завезти всех обратно на моей малышке, как у рыжего похоже сформировалась неверная привычка. И теперь он активно хочет зачислить друга в свои водительские папики, отыгрывая роль обиженной мальвины. Только забывает, что я никакой не Пиннокио, а Карабас Барабас.
Ник, у которого в нашей компании одновременно две роли — стебучего подстрекателя и хитрожопого парламентера всея Руси — кажется, взял на себя сегодня первую. Стоит нам встретиться взглядами, хмыкает и лыбу давит.
В глазах считываю вопрос.
Слишком очевидно заливает.
И когда я хмуро отворачиваюсь, слышу довольный гогот.
— Я с ней не сплю. — зло выдаю, когда вторая пара наконец заканчивается, и мы, немного оторвавшись от Кота и Тохи, выходим из здания первого корпуса.
— Потому и ржу. Но это смех искренней радости, — глумливо проговаривает мой лучший друг и с ехидной улыбкой добавляет, — Мистер танцор-диско.
— Танцами у нас ты увлекаешься, — не премину подколоть его тем фактом, что в танцевальный кружок в школе ходил именно он, да и в клубах редко упустит случай задом своим потрясти. — А сегодня с утра меня слишком часто раздражаешь.
— Попей травяных капелек. Моей бабуле прописали недавно. Ядреная херобора, могу тебе отсыпать. И не смотри с такой страстью. Переметнутся на другую сторону ты меня не заставишь. Я только по девочкам, Ветер, сам знаешь. — нарывается гад. — Не зря же говорят, береги брюки сзади, а юбку спереди.
До первого корпуса мы добегаем.
Ник самоубийственно ржет. Прибавляя скорость, пытается продлить свои деньки. Я догоняю, уверяя всем своим видом — его попытки тщетны.
Понятно, драться с другом не собираюсь, но приструнить его немного стоит и ощутимо попинать тоже.
Правда, когда мы, удивляя окружающих своими спринтерскими способностями, влетаем друг за другом в здание третье корпуса, все на что оба способны — тупо поржать.
Первогодку свою вижу, когда она буквально вылетает из правого коридора и чуть не врезается в меня на полном ходу. Приходится ловить ее. И как бы невзначай сразу устанавливать тесный контакт. У меня на нее грандиозные планы. От ее сладкого запаха, бьющего резко в нос, в паху ныть начинает.
Поднимает на меня глаза. И только сейчас я замечаю, какая ярость плещется в шоколадных омутах, с ног сбивает. Меня же дико заводит.
Какой придурок посмел ее обидеть?
Только собираюсь что-то сказать, как она, неприязненно морщится, отталкивается от моей груди и терпко припечатывает:
— Не трогай меня, Ветров! Ты мне противен! — вырывается и убегает.
Первая мысль, возникающая в голове: какого хрена?
Вторая — как она поняла?
Бл***
Третья — Догнать!
Почему ее постоянно надо догонять?
Но только мои ноги думают тронуться в очередной забег, как на плечо ложится рука друга.
— Давай без резких движений, Ветер.
Глава 18
Знаю. Головой прекрасно понимаю, что повела себя глупо, словно ребенок. Но я оказалась совершенно не готова ко встрече с ним, после того, как Нестратов рассказал эту мерзкую историю.
Их межличностные разборки абсолютно не должны меня волновать. Не мое это, конечно, дело. Личная жизнь на то и личная, что не касается других.
Но почему тогда на душе так неприятно и гадко?
Отчего меня решительно выбили из колеи чужие шашни и лживые клятвы?
После всех этих дней знакомства, в течение которых он постоянно норовил неожиданно появится, как самый настоящий черт из табакерки — к тому же затаскивал в пустые аудитории и всячески измывался — я ожидала от человека высоких моральных стандартов?
Может, еще и рассчитывала на исключительно хорошее поведение?
Идиотка.
Подумаешь, вызвался проводить и последующие пару дней вел себя на редкость адекватно.
И что? Я сразу начала его черный плащ в хлорке замачивать?
Просто…
После того, как извращенец довез меня до дома, он уехал далеко не сразу. Признаюсь, когда заходила в тот день в подъезд, то один раз быстро обернулась. А войдя в квартиру, в которой отец самоотверженно бдел приход старшей дочери, зачем-то первым делом поплелась не руки мыть, а глазеть из окна кухни на улицу. И провожать взглядом дорогую черную иномарку.
Несмотря на злость из-за мешка заданий, которыми Ветров меня наградил и на то, что отчитывал в салоне автомобиля, как нерадивого колобка, вызывающе отплясывающего перед лисой, мне стало казаться, что ему было не все равно, и он чуточку за меня переживал.
Уже лежа в постели, я сто раз прокрутила в голове сцену поцелуя и сто пятьдесят два раза разговор с Димой в машине.
Да, местами он демонстрировал участие в лучших традициях сноба, но все же был встревожен… Встревожен из-за меня.
Эта мысль вызывала на губах глупую улыбку, которую я прятала под одеялом.
Загадала, что, если он своим приближенным арийцам и втесавшимся в нордические ряды котам не расскажет мою темную тайну танцпола, я даже согласна чуть-чуть изменить о наставнике свое мнение.
И ведь не рассказал.
Во всяком случае никто из его свиты даже троллинг-словом не обмолвился.
Мы с Катей стояли возле автомата с кофе. Подруга, начав изощренный допрос, пыталась уже не первый день выведать из меня новые детали о поездке. Её любопытство тянуло на целую научную работу на тему: «Как Милка добралась до дома с Ветровым».
Судя по недовольным замечаниям, мои ответы не дотягивали до высшего бала, позорно зарабатывая один только неуд.
По итогу мне все же удалось заполучить шаткую тройку и перевести разговор в не менее интересное для однокурсницы русло, затронув имя нашего старосты Стаса Смольного.
Катя загадочно улыбнулась и приготовилась на личном примере продемонстрировать, как именно должны выглядеть захватывающие рассказы о парнях, но тут за спиной раздался знакомый голос.