Американский принц (ЛП) - Симон Сиерра

Мы добираемся до двери в мою комнату, и я вижу позади нас людей Мелваса в боеготовности, и делаю просчитанный ход:

— Пожалуйста, — тихо говорю я. — Я хочу, чтобы мы были вдвоем, наедине, — я вкладываю в свои слова достаточно своего реального отчаяния, чтобы мой голос совсем чуть-чуть дрожал. Пусть он ошибочно примет его за мое возбуждение.

Мелвас так и делает. Облизывает губы, смотрит на мое лицо, а затем опускает взгляд на мою грудь, где вырез на платье из красного шелка опускается ниже моих грудей.

— Оставайтесь снаружи, — приказывает своим людям Мелвас, а затем толкает меня в комнату. Он запирает за собой дверь, снимает пиджак, бросает его на пол и начинает вытаскивать запонки.

Я наблюдаю в течение минуты, дезориентированная. Сколько раз я наблюдала за тем, как Эш делает то же самое? Как он вытаскивает запонки и снимает стяжку для галстука, как сгибаются его предплечья, когда он подворачивает рукава? Как два человека, имеющие столько одинаковых составляющих, могут влиять настолько по-разному?

Я перехожу к окну от пола до потолка, и, прижавшись лбом к стеклу, смотрю, на приближающийся закат. Я измучена, усики яростной головной боли, пробиваются в мой мозг. Я все еще чувствую вкус тех яблок.

Но это мой шанс. Заперта в комнате с Мелвасом, без охранников. Не знаю, каким будет мой план после того, как я его смягчила (если я вообще его смягчила), но это мой лучший шанс.

«Он может захотеть связать тебя, — думаю я. — Ты должна все сделать до этого».

С подвернутыми рукавами Мелвас подкрадывается ко мне сзади, прижимает меня своим телом к холодному стеклу. Каждый дюйм моего тела, каждый уголок и каждый изгиб переполнен отвращением, переполнен моим «нет», словно «нет» — эмоция, словно «нет» — физиологический ответ. Но я скрываю это, сопротивляясь желанию задрожать или оттолкнуть его, потому что знаю из урока по самообороне, который брала в колледже, что время — это все. Удар в глаза, коленом в пах, коленом в голову. Я могу это сделать. Глаза, пах, голова.

Глаза, пах, голова.

Один, два, три, проще простого.

Рука Мелваса поднимается и обхватывает мое горло, а другая рука скользит по шелку к моему животу, спускается вниз и обхватывает мою лобковую кость. У него сильная хватка, болезненная, и я не могу сдержать горячий румянец из-за пронзившего меня стыда и страха, и наворачивающиеся на глаза слезы. Я не хочу этого, не хочу этого, не хочу.

«Глаза, пах, голова, — напоминает мне королева в моем сознании. — Чуть-чуть подожди».

Но ожидание — это самое худшее, что я могу себе представить, стоять на месте, пока Мелвас бормочет мне на ухо такие вещи, которые я никогда не смогу выкинуть из своей головы, эти отвратительные лживые вещи, которые такие же коварные, насколько и отвратительные. Шепчет, что я хочу этого, что он сделает мне одолжение, сделав это со мной, что такие женщины, как я (женщины, которые любят передавать контроль), приветствуют, когда их берут силой.

Я это ненавижу, как же сильно я это ненавижу, ненавижу эту ложь, ненавижу тяжелую, причиняющую боль руку, которая мнет мою нежелающую всего этого плоть, в то время как он шепчет ужасные вещи. Я ненавижу то, как его ложь соединяется с моими самыми темными страхами, словно в подтверждение того, что что-то не так со мной и с тем, какого секса я хочу.

Но я знаю, что все это — ложь. Свидетельством тому является то, как прямо сейчас реагирует мое тело: с ужасом и отвращением. И этот несомненный факт дает мне терпение подождать немного дольше, пока его хватка не ослабнет, а рука исчезнет с моей плоти, чтобы заняться ремнем его брюк.

Сейчас.

Я готовлюсь быстро повернуться, сжимаю вместе кончики пальцев, чтобы они встретились в одной конкретной точке, все, я готова заехать ему прямо в его глаза желудевого цвета, но раздается стук в дверь.

Мелвас стонет и говорит что-то сердито на украинском.

«Не-Дэрил» отвечает через дверь, его тон извиняющийся, но в нем чувствуется срочность.

Блядь.

— Блядь, — вторит Мелвас, его рука освобождает мое горло. Он возвращается к двери, и я поворачиваюсь, следуя за ним взглядом, мое тело все еще в напряжении, а пальцы руки все еще сжаты в «клювовидном оружии».

В течение нескольких минут Мелвас беседует с «Не-Дэрилом», качая головой и прищуривая глаза, а затем, похоже, принимает решение.

— Мне очень жаль, — говорит он, — но я должен сократить наш вечер. Меня ждут кое-какие дела, я должен лично ими заняться, — он протягивает руку, чтобы погладить мои волосы, и я инстинктивно отступаю. Я слышу, как «Не-Дэрил» издает звук.

Мелвас хмурится.

— Возможно, было бы хорошо, если бы ты обдумала то, о чем мы говорили сегодня вечером.

Мелвас кивает «Не-Дэрилу» и двое мужчин оказываются в дверях, и, прежде чем я могу остановить, мне затыкают кляпом рот, связывают руки и небрежно бросают на кровать.

— Я не завяжу тебе глаза, — любезно говорит Мелвас, в порыве одного из молниеносных изменений его настроения. — Я выключу свет, чтобы ты могла смотреть через окно на звезды. Они очень хороши в горах. — Он проводит ладонью вверх по моему животу и обхватывает грудь. — Надеюсь вернуться сегодня вечером. Но если нет, то мы продолжим завтра.

А затем меня оставляют одну, и запирают снаружи дверь. И вот я, наконец, позволяю себе поплакать.

ГЛАВА 11

Эмбри

Настоящее

Я смотрю, как Мелвас сжимает в кулаке волосы Грир и дергает назад ее голову, обнажая бледную шею, и вскакиваю на ноги. Рычание зарождается в моей груди.

Ву с шипением тянет меня вниз.

— Не высовывайся или нас заметят.

Я приседаю рядом с Ву и Гарет, у меня закипает кровь. Я поднимаю бинокль и снова смотрю в сторону ее окна. Вижу, как ее нежный рот приоткрывается в крике боли, когда он снова тянет ее за волосы, а затем чувствую, как пальцы Ву впиваются в мою руку.

— Подожди, — говорит Ву, но я не хочу ждать. Достаточно сложно было сидеть в самолете, пока мы летели в Польшу, достаточно тяжело было оставаться в здравом уме по дороге в Карпатию… Мы ехали на арендованном джипе по холмам и по проселочным дорогам, избегая нововведенного и неэффективного пограничного контроля Карпатии. Трудно было неспеша наблюдать за коттеджем, трудно пробираться через крутые скалы и густой лес, преодолевая первое ограждение, трудно останавливаться и ждать каждый раз, когда над головой пролетали дроны. И вот, в ту самую минуту, когда мы непосредственно начали слежку за коттеджем, я вижу, как грубо этот монстр обращается с Грир.

Мое терпение на исходе.

К счастью, Мелвас отпускает Грир, и я снова могу дышать, снова могу думать.

— На первом этаже есть служебный вход, он ближе к нам, — говорит Гарет. — Просто закрытая дверь, никакой охраны.

— Там могут быть камеры или датчики движения, — предполагает Ву.

— Поэтому мы пойдем, когда будет еще какое-то движение, — говорю я, указывая биноклем вниз на дорогу. — Вторжение в дом может начаться в любую минуту.

По пути сюда Гарет организовала ловушку: кражу со взломом в президентском дворце в столице Карпатии, что находится в двух часах езды отсюда. Мы надеялись, что этого будет достаточно, чтобы выманить Мелваса или, по крайней мере, большую часть сотрудников его службы безопасности.

Шиканье Гарет, заставляет меня направить бинокль обратно на дом, и я вижу свет в комнате на втором этаже. Мелвас и Грир одни, и он снимает свой пиджак.

— Ублюдок, — ругаюсь я. Я его убью, клянусь, я его убью, если он действительно попытается ее изнасиловать.

Изнасилование.

Боже, это слово. Оно повисло, словно туман над Карпатами во время войны, это неизменное осквернение, разрывающее города и деревни, на которые Мелвас заявлял свои права. Помню лица тех женщин… некоторые из них едва переступили за порог своего детства… грязь, следы слез на лице и пустота в глазах. Мы приходили и предоставляли им медицинскую помощь, убеждали их, что они в безопасности, но они все равно сторонились нас, вздрагивая, когда слышали наши мужские голоса. Именно по этой причине мы с Эшем сделали упор на вопросы сексуального насилия во время его предвыборной кампании. Ради всех тех женщин, к которым мы не успели на помощь.