Измена. Как я не заметила раньше? (СИ) - Штерн Андреа

— Изменил? — в растерянности с испуганным видом переспросила мама.

— Да, — снова куксясь от слёз, пролепетала Лена.

Она опять уткнулась в подставленное матерью плечо, удерживая в руке так не вовремя в ней оказавшийся стакан с водой, и второй сжимая мамину руку.

— Почему? — плакала Лена, — Мам, почему он так? За что? Я разве была плохой женой? Всегда всё для него! Я же его любила…

Голос снова сорвался в рыдания.

В бессилии смотря на то, как Лена убегает, Костя проклинал её и себя. Больше себя.

Наконец потеряв её из вида, он всё же развернулся, чтобы поплестись домой.

Куда она могла побежать? К родителям, скорее всего, может к кому из подруг. А много ли Ленкиных подруг он знает?

Ну, вроде, по каких-то Янку и Марьям говорила, вместе в магазине работают. С Катькой когда-то вместе в бар ходили.

Ну, не на работу же она побежит… И в Москву не поедет. Значит, у родителей.

Заявиться к ним следом? Нет, Костя не станет. Второй такой же скандал он не перенесёт. Да ещё и на глазах у всех. Тем более у свёкров — стыдно. Они к нему хорошо относились. Да, простые люди, с точки зрения молодого человека, туповатые. Но добрые. Михаил Викторович всё из себя батю строил, помогал непутёвому зятю учиться держать в руке молоток и чинить в ду́ше стояк.

А Костя с его дочерью так… Если его не добьёт сама Лена, то Михаил Викторович уж точно хоть раз приложит разводным ключом.

Судьбы зека своему свёкру Костя не хотела, да и умирать тоже. Или, он всё же смерти достоин?

— Все когда-то сдохнем. — добравшись быстрым шагом до подъезда, ответил своим мыслям Костя. А стопы болели.

Он переступил очередную яму:

— Когда уже починят⁈ Разбили всё нахрен! Какого х@я я плачу⁈

Подойдя к двери подъезда, он обнаружил, что не взял ключи.

— Эй, — свистнул он невольно ставшему свидетелем дворнику: — Дверь откройте. — и добавил, — Пожалуйста.

Дворник — мужчина средних лет, но судя по пропитой физиономии, уже преклонных, зажал в зубах сигарету и подошёл, широко улыбаясь одутловатыми губами, оголяя кривые зубы:

— Чего не поделили? — снисходительно усмехнулся он. — Ты ей рюмку, да в койку…

— Дверь открой. — сжал челюсти Костя. — У меня квартира открыта.

— С другой что ли застала? — не спеша, приложил магнитный ключ дворник. — Ничего, побесится, придёт, — снова решил поделиться житейским советом пропитой добряк.

Костя не ответил, лишь злобно на него сверкнул, рванув дверь на себя.

Влетев в подъезд, он преодолел все пролёты, перепрыгивая через ступеньки.

И опять на пороге эта собака!

Первым порывом Кости было пнуть пса, чтобы сбросить всю злость хотя бы на него. Однако, он этого не сделал, не смог бы.

Не только потому, что пёс был чужой. Просто, Костя всё же не был таким человеком.

Ритривера он просто отодвинул ногой:

— Уйди уже.

Да и как-то привык он уже к Кевину.

В любом случае, собака не была виновата. Как и стена.

Но, закрыв за собой дверь, Костя тут же с разворота зарядил в неё кулаком, а потом ещё раз, и даже третий.

Сделал он это совершенно себя не осознавая. А, когда пришло осознание, то месте с ним и дикая боль.

Но Костя был виноват, а значит, её достоин.

Но в четвёртый раз ударить уже не решился.

Пройдя в ванну, он засунул распухшие пальцы под струю холодной воды.

А потом опустился на пол, прямо здесь же, на кафель. И заплакал. Также как Лена. Обнимая Кевина.

Утром рука дико болела. Надо было бы обратиться в травмпункт. Да и кажется, палец посинел. Костяшка разбита.

Костя проснулся на диване.

Один.

Лежавший неподалёку Кевин, завидев, что заботившийся о нём человек проснулся, тут е поспешил подойти к нему, опустив морду на диван, в ожидании еды и прогулки виляя хвостом.

Костя же смотрел сквозь него. Сонная анестезия проходила, и теперь он с мучением и обжигающим грудь и голову чувством вспоминал, почему он проснулся один.

Сегодня было пасмурно.

Ночью Костя ходил за выпивкой и сигаретами.

Никогда раньше не курил. Ну как «никогда», с подросткового возраста. Если где и появлялся с сигаретой, то только чтобы выглядеть чуть круче, чем мог бы.

Но вчера прямо захотелось.

Всего, что могло бы хоть как-то заглушить чувства и мысли. А может, и навредить?

Искал ли Костя для себя наказаний? Какого страдания он желал? Когда и через какие мучения он мог бы искупить свою вину?

Или, правда, единственное чего он хотел — забытия?

Трус.

Он отвернулся от всё также вилявшего хвостом пса, переложившего морду чуть ближе к человеку, в надежде на то, что тот поймёт его просьбу отправиться гулять.

Костя снова чувствовал то же самое, как на следующий день после измены. Будто она вновь произошла вчера.

Он закрыл глаза. И задержал дыхание, прислушиваясь к тому, как бьется его сердце.

А зачем ему биться?

Разве у него есть смысл?

Кажется, до вчерашнего утра ещё был. Когда-то Костя мечтал о том, чтобы, в конце концов, уже выбиться из удушающих объятий неуспеха. Наконец разорвать бесконечно тянущуюся чёрную полосу.

Тогда бы они с Леной купили бы квартиру, может, и машину. Обязательно бы снова рванули во Францию, хоть Косте там и не понравилось, но Лена же была в восторге…

Может, тогда бы можно было бы и ребёнка родить. Одного бы было достаточно. Ну, может, двух.

Но было это до вчерашнего вечера.

Хоть Костя ни дня не забывал о том, как сильно он облажался, надежда его всё равно не покидала. Когда бежишь над обрывом, главное — не смотреть вниз. А он посмотрел. Лена крикнула «смотри», и он послушал.

Костя отвернулся к стене, когда пёс снова ткнул в него носом:

— Да отвали ты. Не видишь, не до тебя сейчас.

А вчера было до него.

Кевин сидел смирно, и кажется, даже сочувствовал, когда Костя, сидя на кафеле в ванной, донимал его за шею и теребил его за уши. А потом, когда Костя, сидя на кухне и распивая бутылку дешёвой водки, спрашивал собаку, почему так получилось и как дальше жить? Потом жаловался на всё на свете и выражал опасение стать таким же, как тот дворник.

Нужна ли собаке на передержке подобная драма?

Костя усмехнулся последнему вопросу.

А голова болела. Как и рука.

— Пойти ещё выпить? — не оборачиваясь, спросил он ретривера. — И сколько надо выпить, чтобы стало хоть чуть менее погано? — спросил он уже себя.

В дверь позвонили.

Неужели Лена вернулась?

Костя напрягся в ожидании, не почудилось ли ему?

Вновь прозвенел звонок.

Костя быстро встал, о чём пожалел. Ведь похмелье в его возрасте уже совсем не то же самое, что в восемнадцать. Однако, превозмогая удары кувалдой по вискам и накатившую тошноту, он всё же вышел в коридор и поспешил впустить пришедшего. Даже не заглянув в дверной глазок.

На пороге, вопреки его надеждам и ожиданиям, стаяла вовсе не Лена, а та самая соседка, вернувшая из отпуска:

— Привет, разбудила? — обеспокоилась она. — А я за Кевином, сразу с поезда, — улыбалась женщина.

— Да. Кевин. — делая шаг в сторону, растерянно произнёс Костя, и с силой потёр лицо, чтобы наконец проснуться.

— Мой хороший, — начала сюсюкать соседка, завидев своего любимца. — Пойдём домой, моё золотко, — нагнулась она, подманивая собаку.

Кевин, обрадовавшись, сразу начал кружить и вилять хвостом, раза в три интенсивнее, чем было до этого.

Костя не препятствовал воссоединению соседки и её питомца. Отчасти он был даже рад тому, что больше ему не придётся дважды ходить с ним на прогулку и трижды кормить. Но дело в том, что именно «отчасти».

— А Лена где? — почесав пса за ухом, поинтересовалась соседка.

— Спит ещё. — как-то быстро, и сам не понимая, почему именно так, ответил Костя.

— А, ну простите, — неловко улыбаясь, зашептала соседка. — Я просто решила сразу его забрать, подумала, сама с ним погуляю.