Бывший. Цена измены (СИ) - Эдельвейс Анна

Присела напротив него. Хорош.

Марк молчал, смотрел на меня без улыбки.

— Итак, мистер из Канады, огласите весь список ваших угроз.

Я всё ещё не остыла после разговора с предыдущим соискателем на моё сердце.

— Жанна, не надо додумывать за меня.

Я потёрла лоб. Что то я выдохлась за последние дни.

— Марк, что тебе надо. Пожалей ребёнка.

Меня прорвало:

— Ему три годика было, когда Никита первый раз серьёзно спросил про папу. У меня с того дня дыра в сердце выжжена.

Недавно пришла за ним в сад. Детишки на улице играли. Подхожу, слышу он с мальчиком задирается. Тот ему кричит:

— Я папе скажу. Он тебе как даст!

Никита насупился и отступил. Не потому, что струсил. Никита храбрый мальчик. А потому, что не знал как отвечать, когда дело папы касается.

Я замолчала. У меня от нервов зуб на зуб не попадал.

— Сидишь, весь такой богатый, всемогущий. Ты уже один раз выбил у мальчика почву из-под ног. Когда не забрал его из роддома, не дал свою фамилию.

Не ты научил его как держать писюнчик над горшком. Не ты учил мальчика давать сдачу. Тебя не было в его жизни, когда ты был нужен!

Не делай этого второй раз, Марк. Ты встретишься с ним, купишь ему конфет и уберёшься в свою тьму-таракань. А Никитке как дальше жить?

С памятью о том, что папа вроде как объявился. Но на коленки к нему не влезть, с ведёрком на рыбалку не пойти, на обидчика не пожаловаться?

У меня потекли слёзы. Я зажала рот руками. Марк кивнул, знакомая девчонка официантка принесла мне капучино, неодобрительно зыркнула на Марка.

Он протянул руку, дотронулся до моей руки:

— Не плачь.

Ох, чёрт, лучше бы он этого не делал. От его касания меня как током прострелило. А от слов "не плачь" просто сорвало последнюю заслонку.

Что меня так передёрнуло, чего я так испугалась? Того, что эмоции могут вспыхнуть вновь. А я хотела бы их избежать. Слишком быстро я поддаюсь гипнозу всего лоскового и доброго, что исходит от мужиков.

Мужская забота в момент подкупает меня, обезоруживает. Один раз уже было, снова те же грабли? Нет уж! Буду держаться, чтоб вновь не попасть на его удочку.

Я вскочила, пошла к выходу. Он догнал меня уже на тротуаре. Обнял за плечи.

— Постой, Жанна. Мы с тобой родители. Не беги. Нам надо поговорить. Ты постоянно срываешься с места, просишь меня пожалеть малого, а сама жалеешь его?

— Я?! Да как ты смеешь.

— Да! Ты! Только твоя гордыня прёт из каждого слова. Я да я.

Он наклонился ко мне:

— Как думаешь, Жанна. Когда пацану двадцать лет будет и ты его спросишь, нужен был ему отец в четыре года, что мальчишка ответит?

— Я сыну так и скажу. Что папаша его редким гостем был бы. Блять, как дед Мороз. Раз в год с мешком подарков будет появляться. Это по началу. А потом наскучит и снова исчезнет!

— Это твой ответ. Ты просто ревнуешь его, берёжёшь от моих чувств. Боишься, что сын после этого тебя любить меньше будет.

— Что ты знаешь, Марк, о моих мыслях.

— А то. У меня не было отца. Никакого. Моя мать выела мне весь мозг, что ради меня мужика в дом не притащила. Типа, обо мне заботилась. Сама не жила, мужской ласки не знала и меня гнобила. Чем ты её лучше?

Мы стояли посреди тротуара и орали друг на друга. Ветер рвал полы наших пальто. Растрепал мою причёску, кидал пряди в лицо. Сыпал брызгами надвигающегося дождя. Прохожие обходили нас.

Краем глаза я видела любопытные мордашки официанток, прилипшие к стёклам. Девчата с интересом слушали нас и следили за каждым словом.

Рванул дождь. Водитель Марка вышел и держал зонт надо мной. Мы, обозлённые, каждый на своей волне не уступали друг другу. Идиотская сцена.

— Нам надо договорить. Садись в машину, Жанна!

— Не сяду!

— Я всё понял. Я тебя не достоин, гореть мне в аду, тебе на площади за героизм и самоотверженность поставим памятник. Бла-бла-бла.

Я сложила руки на груди.

— Садись, сказал! Речь идёт о моём сыне. Твои раны потом залижем.

Я села на заднее сидение. Марк на переднее, водитель вежливо отправился в кафе.

Марк повернулся ко мне.

— Из золота?

— Что из золота?

— Памятник.

— Какой памятник…

Лицо Марка с разлившимися синяками под глазами вдруг напомнило мне панду. Мордатую такую, озадаченную панду.

Я расхохоталась. Сопли и слёзы смешались, брызгали из меня. У меня началась настоящая истерика. Марк хлопнул дверью, вернулся через минуту, сел рядом, протянул бутылку с водой.

Дождь расплакался не на шутку. Стекал сломанными ручейками по стёклам. Обычно я любила, когда льёт дождь. Слушать монотонный шум, вдыхать прохладу, специфический запах мокрого асфальта.

Но не сегодня. Не сейчас, когда я сама утонула в потоке слёз.

Вечерело. Уже зажглись витрины. Жёлтые блики мягкими лужами расплылись по асфальту.

Я невидящим взглядом уставилась в окно. В голове было пусто. Тоска чайной ложечкой выедала мне сердце. О чём говорить…

— Жанна, мне надо уезжать. Здесь я только ради вас.

— Уезжай. Нам ты не нужен.

— Жанна, я виноват лишь в том, что не знал о ребёнке и не поверил твоим словам.

— Ты виноват в том, что изменил мне Марк. Я была твоей невестой. Ты выгнал меня одним днём. Изменил моим чувствам, моему будущему.

— Я действовал в интересах ребёнка. Тогда я не знал, что меня разводят.

— Что говоришь? В интересах ребёнка? Ну, вот и я в интересах ребёнка говорю. Проваливай!

Марк перегнулся через сидение. Достал кейс. Вынул из него файл.

— Мои юристы подготовили бумаги…

Я не дала ему договорить, выпалила:

— Твои юристы это служба по доставке неприятностей. Однажды они мне уже передали бумагу …

Марк пропустил мимо ушей мою тираду. Сказал:

— Это сыну. От бабушки.

— Что это? — я отодвинулась,

— Нам от вас ото всех ничего не надо. Особенно от бабушки.

— Это дарственная Нику на квартиру. От бабушки память будет. Она у нас хоть внуков и не желала видеть, но память о себе оставила.

— Я не возьму и лучше не говори больше об этом.

Марк потёр виски.

— Ты Жанна в своём упрямстве ведёшь себя как ребёнок. То, что в этом документе — тебя не касается.

Это имущество принадлежит ребёнку по закону. Ты опекун до совершеннолетия. Распоряжайся в его интересах. Сдавай жильё, там денег хватит на элитное образование.

Да, и не волнуйся, все квитанции, счета по квартире приходить будут мне, юристы позаботились.

Я отвернулась. Упрямство переклинило. Не возьму и всё. Его мать смотрела на меня с брезгливостью. Вроде ни одного слова плохого не сказала. Но взгляд…, такой не забудешь. Холодный, презрительный. Когда про ребёнка сказала, она так жалостливо глянула на меня, как на блохастую кошку, спасибо ногой не пнула на моё "здравствуйте".

— Я обещаю, всё будет хорошо. Я спать, есть не могу без мальчика. Хочу взять его на руки, поцеловать его волосы. Жанна, поедемте в Канаду.

— Зачем? Чтоб приводить к тебе на свидание Никиту раз в неделю? Я там что забыла. Однажды я туда уже собиралась. Мне не понравилось.

— Мы не чужие люди, Жанна. Я обеспечу вас всем.

— Да, мы не чужие. Мы враги.

Марк взял меня за руку. У меня мурашки теплом расползлись по телу. Боже, как приятно, как давно я мечтала ощутить его касание. Конечно, руку я тут же выдрала. Что было, то прошло.

— Дай мне надежду.

— Знаешь что?

— Что? — Марк с готовностью заглянул мне в лицо.

— Ты сдай тест на отцовство. А то вдруг, встретишься с мальчонкой, а он тебе бац, и разонравится. Небось, юристы ещё чего нибудь изобретут, чтоб оправдать твои чувства. Как однажды уже было. Я уроков, Марк, не забываю.

Я открыла дверь, поискала глазами где моя машина.

— Постой, Жанна. Мы так и не договорились, не приняли решения.

— А его нету, этого решения. Вырастет Никита, встретишься с ним. Расскажешь ему, какая я была тварь, как я виновата в вашей разлуке.