Клянусь, я твой (СИ) - Эндри Полина

Губы Ким трогает сухая усмешка:

— Но ты же поверил в эту ложь сразу, правда? Или же тыхотелверить в то, что видишь. А я ведь не поверила. Когда папа сказал, что ты отказался от меня… Я не верила. Я до последнего не верила. Даже получив этому подтверждение, - твое сухое молчание и подпись на документе, я ни на секунду не сомневалась в том, что тебя заставили, иначе никак. Но потом я узнала, что беременна, меня отправили на аборт и я побежала к тебе… Случилосьэто, и всё встало на свои места. Тогда я поняла, что правда куда более прозаична, чем это хочет видеть маленький безмозглый романтик, сидящий внутри меня. Я поняла, что тебя и вправду больше нет рядом, ни физически, ни духовно. Ты не придешь мне на помощь, не вырвешь меня из лап этих двоих монстров, для которых нет ничего святого. Я говорила им, что беременна, кричала, чтобы не трогали… — к концу ее голос чуть срывается, Кимберли берет паузу и делает рваный вдох, успокаиваясь. — Они меня не услышали. И бросили меня ночью в переулке, избитую и изнасилованную… И никому не нужную.

Я стою перед ней на коленях, чуть приближаюсь и осторожно беру ладонь Ким, сжимая её в своих руках.

— Ким… Кимберли, — с горечью выдыхаю я, с болью шепча ей в глаза. — Прости меня, если сможешь.

— А дело ведь даже не в этом, Кейн.

А в чем?— возникает на уме вопрос, но кажется, я сразу нахожу ответ. Мои губы разъезжаются в кривой, полной грустного понимания улыбке.

— Ты боишься, что я снова брошу тебя. Что я снова это сделаю. Боишься… Что я пообещаю, а потом уйду в закат?

Кимберли болезненно прикрывает глаза и отворачивается, сделав небольшой вдох, ее ладонь тихо выскальзывает из моих рук. Я понимаю, что прав, и ее молчание говорит мне об этом лучше, чем любые слова. Меня ломает от того, что я вновь делаю ей больно. Я внимательно на нее смотрю.

— Какие у тебя сейчас отношения с родителями? — мой голос звучит так отстраненно, он словно чужой, но в то же время мой собственный.

— С папой я помирилась. Мама… Раскаялась и всё поняла.

Тишина. Это самая тяжёлая и болезненная тишина между нами.

— Ким, — я вновь осторожно беру ее ладонь и целую её, крепко сжимая в обеих своих, и Кимберли возвращает ко мне полный осторожности взгляд. — Я понимаю, что много чего сделал неправильно. Я могу списать всё это на юность и неопытность, но понимаю, что это так глупо. Твой отец… Он сказал мне, что если я попытаюсь с тобой связаться, то больше никогда не увижу свою сестру. Мне кажется, я до конца не осознавал, что могу навсегда тебя потерять… Но я клянусь, я любил тебя всегда и люблю до сих пор. Я клянусь всем на этом ублюдском свете, — я буду бороться за тебя, Ким. За твое прекрасное и чистое сердце, которое когда-то доверилось мне… И за того человека, которого ты когда-то полюбила, я тоже буду бороться.

Так тяжело… Черт возьми, почему так тяжело? А ведь я никогда не ожидал, что будет так больно. Спустя годы эта боль никуда не делась, она разъела кислотой сердце, оставив там бездонную воронку, и кажется, я только сейчас осознаю это, ощущая серое пространство пустоты. Долгое время Кимберли молчит и я понимаю, что она осмысливает мои слова. Я анализирую всё вышесказанное, вспоминаю каждый момент. Прошлого, нынешнего. В памяти всплывает ее«второго раза я не вынесу».Мое сердце порывисто сжимается.

— Ким? — не сдержавшись, спустя время осторожно зову я. Из ее груди вырывается нервный звук:

— М-м?

Я смотрю ей в глаза.

— Я понимаю, что после всего не имею права о таком спрашивать. Но прошу, ответь мне только на один вопрос. Скажи мне… Я понимаю, что об этом говорить слишком больно, но скажи, если бы ты вдруг забеременела снова, что бы ты сделала?

31

Меня будит громкий стук дождя по стеклу и резкая трель телефона. Я открываю глаза и первое, что вижу — залитое дождём большое окно в пол, освещающее полумрак незнакомой комнаты.

Чёрт возьми, где я?

Я принимаю сидячее положение. С моих плеч мягко спадает лёгкое одеяло. Всё ещё жмурясь с полуоткрытыми глазами, я поворачиваю голову во все стороны, с трудом различая очертания спальни Кейна, свешиваю ноги вниз и встаю на звук. Кажется, он идёт от гостиной.

Я нахожу свой неумолкающий трелью телефон в тумбочке гостиной. Наверное, вчера Оливия играла и поставила его сюда. Надо же, а я ведь совсем о нем забыла… Покосившись на аккуратно застеленный диван, говорящий о том, что здесь ночевали, я поправляю сползший угол покрывала и смотрю в экран.

Мне звонит Кейн.

— Алло.

— Доброе утро, Ким. Надеюсь, ты хорошо выспалась и я не разбудил тебя?

Где-то позади его сильного голоса я слышу какие-то фоновые звуки, очень напоминающие мне вокзальный шум аэропорта, кажется, я даже слышу голос диспетчера, объявляющего посадку на самолёт… Что весьма странно, хотя пока рано настораживаться.

— Ох, нет-нет, я все равно собиралась уже уезжать в гостиницу. Вчера я забронировала номер, они сказали, что я могу поселиться с утра, так что всё нормально.

— Ким, — уставший голос Кейна вдруг принимает новые очертания. — Как раз поэтому я тебе позвонил.

А вот теперь уже можно начинать нервничать?..

— Что такое?

— Понимаешь, я… Ким, — он выдыхает мое имя, как будто не в силах выговорить что-то другое. — Дело в том, что я не в городе.

— Что? А где же ты тогда?

— Я в Веллингтоне.

— ВВеллингтоне?Но это же так далеко!

— Ким, спокойно. Мне пришлось уехать, чтобы решить кое-какие рабочие дела… И смогу вернуться только завтра.

Я ошарашенно выдыхаю в трубку:

— О-о, кажется я понимаю, в чем дело. Нет-нет-нет, я знаю, к чему ты клонишь и я ни за что не…

— Ким, прошу. Я прошу тебя это сделать не ради меня, потому как знаю, что так ты в жизни не согласишься. Останься ради Оливии, Ким, — его голос становится на тон ниже, и я не могу понять, от притишенного шума там или из-за сути разговора. — Я завтра вернусь и тогда ты сможешь уехать, куда захочешь. Мне совсем не с кем ее оставить, а я так не хочу дергать ее снова, она так устает, а ещё ее постоянно укачивает от этих вечных перелетов… Здесь она уже привыкла, у нее танцы, друзья, пойми. К тому же, она так переживала, что ты уезжаешь, что вы больше не увидитесь и…

— Погоди, — я резко перебиваю его и неровно перевожу дыхание. Как бы мне это не аукнулось потом. — Ну хорошо, я останусь. Сейчас позвоню в отель и отменю бронь номера.

— Спасибо тебе, Ким. Правда, спасибо.

— Но только до завтра, — поспешно уточняю я. — Завтра у меня рейс на самолёт, билет обратно на сдать.

Не завтра, а только через шесть дней.Да и я ещё даже не забронировала его, но Кейну об этом знать не обязательно.

— Разумеется. Я постараюсь сегодня найти кого-нибудь, кто бы посидел несколько дней с Оливией. Попробую позвонить в какое-нибудь агентство и нанять няню…

— В каком смысле несколько дней? — вновь перебиваю я. Нервная дрожь сковывает льдом сердце. — Ты же завтра вернёшься?

— Я не уверен, Ким, — вдруг как-то вяло выдыхает он. — Это может затянуться… На какое-то время. В общем, долго объяснять, нюансы работы, сама понимаешь. Я не могу тебя просить оставаться так надолго, у тебя работа в другом городе, своя жизнь. Я понимаю.

Я опускаю голову, поднимаю руку и чуть зажмуриваюсь, прижимая пальцы ко лбу.

— Подожди, — устало проговариваю я, и вовсе прикрыв глаза. — На сколько ты говоришь, задержишься?

— Думаю, дней пять.

И я знаю, что не должна. Знаю. Но…

— Я… Я думаю, что смогу остаться.

А вот и свободное падение...

— Правда?

— Да.

— Ким… — его голос становится чуть приглушенным из-за активизации фонового шума, но в нем слышится явно бодрое облегчение. — Если честно, то я даже не знаю, как тебя благодарить. Ты меня очень выручила. Все же, тебе я доверяю гораздо больше, чем всяким там нянькам… Да чего уж там, только тебе я и доверяю. И независимо от того, как ты поступишь дальше, я просто рад, что сейчас ты здесь. Я люблю тебя.