Любимая для спонсора (СИ) - Ривера Полина
Миша разворачивается и, понуро склонив голову, уходит. Я замираю посередине опустевшего коридора. Шепчу в пустоту:
– Да, ты прав, Миша… Нельзя завладеть сердцем и душой, нельзя… Почему тогда тебе это удалось?
Вопрос растворяется в пыльной пустоте, словно его и не было…
Глава 24.
Глава 24.
Михаил.
– Сколько платят? – бросаю равнодушно, словно меня не колышет, что говорит агент.
Именно таким и должен быть проныра – лысоватым, сутулым, в дурацких очечках и стоптанных ботинках. Его жалко… Хочется выслушать и тотчас согласиться на все условия. Нервно бросаю карту на стол и повторяю вопрос.
– Очень много, Филин, – облизывается Аркаша, прижимая тощий потертый портфель к груди. Куда он только деньги девает? Наверное, специально так одевается, чтобы вызвать сочувствие.
– А я не староват для таких соревнований? Противник – титулованный, молодой спортсмен с уймой спонсоров и всеобщей поддержкой. Его знают… А я…
– И тебя знают. И уважают. Твои ребята – чемпионы мира. Соглашайся, Михаил. Десять таких бильярдных клубов построишь, – презрительно бросает он, оглядывая стены клуба.
До завершения ремонта, как до Китая пешком, но мои постоянные клиенты уговорили открыть его раньше времени. Из соседнего зала доносятся звуки шаров и мерные шаги игроков. Пропитанный парами табака и кальяна воздух висит тяжелой тучей. Дышать нечем, но я глубоко вдыхаю и протягиваю, сгребая выигрыш со стола:
– Когда соревнования? И где? Аркаша, если ты и месяца мне не дашь для тренировок, я пас.
– Месяц есть. Соревнования будут в Мюнхене. Я настаиваю на том, чтобы ты бросил это все, – бросает он жадный взгляд на карты и фишки.
Удивительно, сколько человек может сказать, не проронив при этом ни слова… Одним лишь взглядом, ухмылкой, взмахом руки… Аркаше это удается на все сто.
– Не понял.
– В Ризе есть тренировочный лагерь. Я предлагаю тебе лететь туда и погружаться с головой в тренировки. Там соответствующее питание, дисциплина… Никакого пойла и сигарет.
– Боюсь, я не потяну, – честно отвечаю я. – Ремонт очень дорого мне обошёлся. Еще и… Неважно. Были другие траты.
Была операция Любы… Взятка ее мерзкому Олежеку. Мне пришлось заткнуть ему рот, чтобы сохранить Степу от тюрьмы. Наверное, я совершил глупость, поддавшись его словам? Он всю жизнь возле меня… И преданнее никого не было. Не желал он меня подставлять. Честно признался на допросе, что хотел помочь понравившейся девушке, а про мою куртку, накинутую впотьмах, не подумал… Излияния Степы даже на Антона Андреевича подействовали – он дул губы, тер подбородок, откладывал ручку, а потом снова сгребал ее со стола. Прятал документы в шкаф, ходил по допросной комнате, как недобитый зверь. Внутри него шла внутренняя борьба. Да и не хотел он возится с такой ерундой. Но Олег решил иначе… Сначала он требовал извинений, потом, когда Степа их принес, решил, что честнее и справедливее будет судебное разбирательство.
Я едва держал себя в руках, чтобы не добавить этому ублюдку. А потом понял, что он на мели… Грязный, кое-как одетый, тощий, он производил жалкое впечатление. Еще и избитый Степой… Ему и квартиру было не на что снять.
– Если официально зарегистрируешься, я найду спонсоров. На Филина многие поставят. Ты в очень хорошей спортивной форме. Похудел даже… Сушишься?
Сохну от любви, блять… Только все без толку. Не могу быть с Любой, и вою без нее… Кажется, стена между нами с каждым днем становится крепче. Недосказанность, обиды, пренебрежение, злые слова и глупые поступки. Все по кирпичику складывается, цепляется друг за дружку цементом жгучей боли или тоски… Она не может меня простить за подставу с Олежеком и Яной, я… Я снова боюсь поверить.
– Вроде того.
– Регистрировать тебя?
– Миха, подумай, вдруг не выгорит? – впервые за вечер в разговор смешивается мой давний товарищ и партнер по спаррингу Яков Кауфман. – Уделает тебя Зверев и будешь, как котлета по-киевски.
– Регистрируй, Аркаша.
Может, пускай так и будет? Зверев меня отделает, а я буду чувствовать сладость физической боли? Она куда лучше душевных терзаний… Я думал, Люба долго никого к себе не подпустит, однако, ошибся в своих суждениях… Бармен снова переключал телевизионные каналы, остановившись, будто случайно, на злополучном репортаже про мир спорта. Замер на мгновение, замечая лицо Любы – мои ребята привыкли видеть ее почти каждый день – а потом торопливо позвал меня.
«– Мне предлагает серьезные отношения иностранец. Мы толком не встречаемся, но каждый день звоним друг другу по скайпу. И пишем милые письма».
Она улыбалась, отчего на ее щеках проступали ямочки, а мое сердце словно прокручивали в фарш. Она счастлива… Не думает обо мне, давно живет своей жизнью, собирается замуж. А что ты, Филинов хотел? Тот иностранец куда тебя честнее и достойнее, он из ее мира. Я почти уверен, что это так… Меня она не замечает. Здоровается сквозь зубы и скрывается в дверях танцевальной студии. Довольствуюсь только тем, что слышу через стенку ее голос – высокий и требовательный. Ее мягкие, но уверенные команды и звонкие голоса девчонок в ответ.
– Все, Филинов. Ты в базе. Повторюсь – ты в очень хорошей форме, – повторяет Аркаша. – Ты готов в ближайшее время лететь в Германию? Спонсорам я сегодня же отпишусь. Зверев импульсивный и резкий, его многие не любят. Зря ты считаешь, что у него абсолютное преимущество.
– Готов, Аркаша. Хоть навсегда. И перестань уже лебезить! Я согласился участвовать. С завтрашнего дня – правильно питание и ежедневные тренировки.
– А вот это правильно. Заканчивай полуночные посиделки. И вам, Яков Львович не помешает режим.
– Отвали, пентюх, – огрызается Кауфман.
Иностранец… Почему-то, мне думается, что ее ухажер из клиники… И я лечу в Германию. Снова совпадение?
Глава 25.
Глава 25.
Люба.
– Ох, Санька… Даже не знаю… Элеонора Борисовна меня ведь сначала уволила. Откуда в ней взялось запоздалое благородство? Почему она предлагает это мне, а не тренеру сборной? Я не вхожу в нее! Я вообще у нее не работаю, – дую губы, энергично размешивая в чашке чая сахар.
Мне срочно понадобилось выговориться. Сначала я поехала к маме. Купила пирожные и заявилась в гости без звонка… Хотела сделать сюрприз. Как оказалось, зря… Она впустила меня, предупредив с порога, что у них с сестренкой репетиция перед прослушиванием. И мои проблемы – ничтожные и неважные – могут подождать. Вернее, не могут, они совершенно точно подождут, без исключения. Далее мама заметила, что выгляжу я хорошо и «раз зрение вернулось, беспомощной уже не являюсь». То есть могу засунуть свои невысказанные слова поглубже, проглотить их, даже подавиться ими, а родным не мешать. Я лишь спросила Лику, как ее здоровье. И все… Вышла из коридора, подхватив сумку с пуфа. Пирожные оставила в прихожей…Плюхнулась на переднее сидение машины и долго-долго сидела, опустив голову на руль… Почему так больно? Почему во всем мире нет ни одного человека, кому я буду нужна? Именно я, со всеми своими тараканами, целями, недостатками, преимуществами… Со всеми потрохами…
Может, Клаус Шульц такой? Именно тот самый, кто ценит меня без условий…
– Любаш, рассказывай. В тебе столько всего… Затаенного. К матери небось опять ездила? И снова убежала, – вздыхает Сашка, отламывая вилкой кусок от пирожного.
Воздух вибрирует от гула голосов, звона посуды и выкриков аниматора. Наверное, кафе торгового центра – не самое лучшее место для задушевных бесед, но… Саньке понадобились вещи для сынишки, а мне не помешает обновить гардероб перед поездкой в Германию, если я все-таки соглашусь ехать. Интуиция подсказывает, что приглашение поддержать российских спортсменов на чемпионате в Мюнхене я получила, благодаря Филинову.
