Тихоня из 11 "Б" (СИ) - Воронцова Анна

Очень знакомый. Он вызывает во мне волны тепла и нежности.

— Острый период мы сняли, — теперь звучит мужской. Совсем незнакомый. — Сейчас многое зависит от организма.

— Но она так долго спит, — в женском голосе волнение.

— Набирается сил. Ждем. Все что мы могли сделать — сделали, — отвечает мужчина.

А потом я слышу шелест, шаги и звук закрываемой двери.

Снова тишина. Пытаюсь себя почувствовать и в миг ощущаю слабость во всем теле. Хочется повернуться. Спина затекла. Ноги будто онемели от долгого положения в одной позе.

Дернулась. Еще и еще раз.

— Алиса, — вдруг раздается тот же женский голос. — Дочка, — рядом проминается матрас.

Пытаюсь открыть глаза и это мне удается. Тут же жмурюсь. Яркий свет слепит.

— Господи, как же ты нас напугала.

Снова открываю глаза и вижу маму. Сидит рядом. Гладит мою руку. В вене игла, от которой тянется прозрачная трубка, вверх на штативе в бутылочку.

— Витамины капают тебе, — поясняет она. — Как ты себя чувствуешь? Что у тебя болит? — и заглядывает мне в глаза с беспокойством.

— Где я? — спрашиваю, голос мой еле слышно. Во рту все пересохло.

— В больнице, маленькая. Мы с Сережей за тебя так испугались. Пришлось обратиться за помощью к врачам.

— Что со мной?

— Температура четыре дня под сорок. Приехали в воскресенье, а ты спала. Вся горела. Я даже не хочу вспоминать эти дни, — по щеке мамы скатывается слезинка.

— Пить хочу, — облизываю пересохшие губы.

Через час бодрствования я чувствую себя немного лучше. Усталость только накатывает, а так вполне себе жизнеспособна.

— Сереже с Тимошкой приедут к тебе. Мальчишка весь извелся, тоже очень за тебя переживал.

Потом приходит врач. Маму просят выйти. Мне задают вопросы, измеряют температуру, давление. Берут кровь на анализы и наконец убирают капельницу. По словам доктора, если до начала следующей недели все будет хорошо, то меня выпишут.

Приносят обед. Какой-то бульон. Мама порывается меня покормить, но я отказываюсь. Уж ложку держать я и сама могу. Потом действительно приходят Сергей с Тимошей.

— Лиса-а-а, — заметив меня сидящей в постели, вбегает брат.

— Тише, Тим, ты же в больнице, — одергивает его мама.

— Ну и что. Я скучал, — обнимает меня.

Сердце сжимается от нежности.

В пятницу, после обеда меня навещает Лена.

— Привет, — входит в палату с пакетом. — Это тебе, фруктики, — кладет их на стол и садится на стул, чуть придвинувшись ко мне.

— Привет, — улыбаюсь.

Ее я очень рада видеть.

— Ты как? Тебя тут некоторые потеряли, — хмыкает.

— Да кто меня может потерять? — улыбаюсь. — Я вообще думаю попросить маму перевести меня на дистанционное обучение. Не хочу больше никого видеть, — сегодня все утро только об этом и думаю.

— Вот так быстро сдашься? — бровь девушки взлетает вверх.

— А я не хочу воевать. Я пришла учиться. И все, — качаю головой. — А то получается, чтобы меня не трогали, нужно отвоевывать свое спокойствие? За что? — нервный вздох вырывается.

— Ладно, — хмурится. — Тебя все-таки подкосило вечернее плавание.

— Я родителям ничего не говорила.

— Поняла.

— Не хочу чтобы они об этом узнали, — поджимаю губы. — Лучше расскажи, что там в школе говорят? Обо мне легенды не складывают? — усмехаюсь.

— Да ничего не говорят, — пожимает плечами.

— Так уж и ничего? — сомневаюсь. Очень сильно сомневаюсь.

— Ну, — тянет она. — Ермолаев пресек все разговоры. Буквально. Пообещал, что будет жестко расправляться с тем, кто хоть слово про субботу скажет.

— Так, — вздыхаю. — Он знает, что я там была? Мы же не виделись.

— Я сказала. Мы поговорили. Мы же ходим к одному репетитору по обществу и истории. Вот и столкнулись. Слово за слово, — девушка нервничает. — Он на следующий день в школу пришел взвинченный. С Шиловой разругался в дребезги. Всем заявил, чтобы никаких больше обсуждений тебя и того, что случилось. А Фомин так и вовсе пришел весь побитый. Кто его разукрасил — молчит. Но все уверены, что это Лев его так уделал. Короче треш полный.

Откидываюсь на подушки. Сердце бьется быстро-быстро.

— Меньше всего мне бы хотелось, чтобы вы все там переругались, — выдыхаю с сожалением.

— Ладно, переживем. Просто эта Катя слишком много на себя взяла. Вот и все, — пожимает плечами. — Ее поставили на место. Давно надо было. Ладно, я пойду. Давай поправляйся. А то Ирочка переживает, что ты так неожиданно попала в больницу.

— Спасибо, что пришла, — благодарю.

Потом забегает мама. Приносит еды, радуется, что я ожила. После ее ухода созваниваюсь с папой. Мы долго разговариваем. Он рассматривает меня. Подмечает как я похудела.

— Эта болезнь здорово тебя потрепала, — выдает заключение.

— Да уж. Знаешь, ощущения то примерно такие же, как и мой видок, — с улыбкой отвечаю.

Потом я долго копаюсь в телефоне от нечего делать. Уснуть бы, да не спится. Кажется, я выспалась на сто лет вперед. Мое безделье прерывает стук в дверь. Кого там принесло в такое время? Посмотрела на часы, через полчаса закончится время посещений.

— Входите, — произношу, потому что постучать постучали, а войти не торопятся. А может меня приглючило уже?

— Привет, — дверь открывается и на пороге появляется Ермолаев.

Я тут же подхватываю одеяло и натягиваю его до носа.

— Привет, — говорю настороженно. — Зачем пришел?

— Я пришел узнать, как у тебя дела, — осторожно улыбается и подходит к стулу, садится. — Твоя мама сказала, что ты пришла в себя и идешь на поправку.

Так, мама все слила вот этому? С каких пор она стала такой болтливой?

— Да, стало гораздо лучше, — отвечаю, а сама даже смотреть на него боюсь.

— В субботу…

— Давай не будем говорить о субботе? — прошу его.

— Нет. Я должен сказать. Это было жестоко то, что придумали ребята. Серега по глупости повелся на поводу у Катьки. В общем никто и слова не скажет.

— Спасибо. Не стоило. Лучше расскажи, как там Федор Иванович, — перевожу тему.

Мне действительно интересно как он там. И справляется ли Лев.

— Все нормально, — пожимает плечами. — Во вторник все ему закупил. Зажигалку новую ему купил, а то он спичками колдует всякий раз, когда нужно зажечь конфорку. Вчера передвигали диван. Дед завелся, — усмехается. — Нужно будет со шторами разобраться. Показал ему приложение одно. Он там шторы заказал. Без тебя не справимся. Я честно, запутался в этой ткани.

— Здорово, — оживаю. И будто стеснение куда-то пропадает. Ведь может он быть нормальным. Но все равно, отголоски той ужасной субботы я все еще ощущаю. Кажется, что этот позор я никогда не смогу забыть.

В понедельник с самого утра меня выписывают. Сергей на работе, поэтому он забрать меня не может. Мама отзвонилась, сказала, что они с Тимохой едут на такси. Скоро будут. Вот я и сижу в коридоре с сумкой.

— Ну и чего раньше времени с палаты убежала? — напротив меня останавливается врач.

Петр Сергеевич.

Поднимаю взгляд, оторвавшись от экрана телефона.

— Чтобы место не занимать, — пожимаю плечами, смотря в улыбчивое лицо доктора.

— Глупости, — отмахивается. — Ты давай, береги себя. И чтобы больше у нас тебя не видел, — подмигивает и направляется к сестринскому посту.

Мне и самой сюда больше не хочется. Да и не хотелось.

Мужчине лет сорок, не больше. И его очень любит женский коллектив. Это заметно.

В руке оживает телефон. Взглядом цепляюсь за уведомление из вк. Открываю приложение, захожу в сообщения. Ермолаев.

Эти несколько дней мы переписывались с ним в соц.сети. Он пишет мне как известной ему Тихоне. А мне начинает нравится это общение. Мне проще оставаться для него не Тихоновой, которую он знает, как новенькую. А именно Тихоней. Тут я могу быть самой собой и не стеснятся. А в его обществе мне неуютно.

“Привет”.

“Привет” — отвечаю.

За эти несколько дней мы разговаривали на разные темы. Не знаю, что толкнуло его писать мне. Он спрашивал, как меня зовут. Но я так и не призналась. Он порассказывал про своего пса Ричи. О том, что любит скейт, да и вообще спорт. Не любит школу. На это я лишь хмыкнула. А еще он оказывается мечтает стать врачом. Но отец его настаивает на юридическом. Поэтому ему приходится поднажать именно на историю с обществом, вместо биологии, которую он любит.