Каринэ Фолиянц - А я люблю женатого
Тут не выдержала и Нина:
– Не смей трогать его своими грязными лапами!
Эрик бросил портрет на пол:
– На, забирай своего фраера и катись отсюда! Чтоб я тебя здесь больше никогда не видел до самой моей смерти. Не подходи к этому заведению!
Подняв с пола портрет, Нина молча надела пальто и пошла к выходу.
Сердобольная Эля нагнала ее:
– Нин, ну куда ты пойдешь? Ты б прощения у него попросила. Эрик не злой, поорет, а потом простит!
– Не буду я просить прощения! – Нина обмотала большой шарф вокруг шеи, шапки у нее не было, и выскочила на улицу.
Она побрела по скользкой тропинке к шоссе, где горели огни.
Идти ей и впрямь было некуда…
А Гена, тем временем, вез Иру домой.
– С вами очень легко, Гена! – вдруг улыбнулась она.
– Но раньше вы меня почему-то просто не замечали. Спасибо вам за этот вечер.
Она снова улыбнулась:
– Это я вас должна благодарить. Я выйду здесь. Не провожайте. Увидимся. – И вышла из машины.
Гена смотрел, как она идет к подъезду дома. Он загадал – если обернется, значит…
Ира, открывая дверь подъезда, обернулась и помахала ему рукой.
Замерзшая Нина остановилась, погрела руки собственным дыханием, плотнее запахнула демисезонное пальто. Ох уж этот холод!
Она заметила неподалеку ларек, подняла с земли свою сумку и направилась к ларьку.
Ларек был закрыт, но продавец оказался на месте. Он читал газету. Нина забарабанила в окошко. Окошко открылось, показалось лицо Гриши.
– Вам чего?
– Парень, ты пиво продаешь?
– Продаю! – гордо ответил Гриша.
Нина высыпала в его ладонь кучу мелочи:
– Хватит?
Гриша разозлился – монеты были такие мелкие, какие в магазинах норовят не принимать.
– Женщина, вы мне столько мелочи навалили! Я же до утра считать буду!
– Считай. Я не тороплюсь, – весело откликнулась Нина.
– И откуда вы такие беретесь? – злобно огрызнулся парень.
– Я артистка, – гордо сообщила Нина.
– Из погорелого театра?
– Нет. Из ночного кабака.
– Значит, точно из погорелого!
– А что, я тебе так не нравлюсь? Слушай, у меня завтра день рождения, – вдруг сказала она молодому продавцу, – пусти погреться!
– Еще чего! Не положено!
– Я южная. Сдохну сейчас. Тебе труп у ларька нужен? – пригрозила Нина.
И он вдруг сдался. Сдался, хотя Леша Воронков и сам хозяин палатки строго-настрого запретили ему открывать дверь ларька посторонним.
Он не просто пустил ее погреться. Он напоил ее чаем, видя, что она совсем замерзла.
– Ну и зачем же вы сюда приехали, если зиму не выносите?
– За тем же, за чем и ты. За счастьем! За деньгами! Что ты, тупой?! Зачем люди в Москву едут? В театры ходить? У нас тоже отличные театры. И море есть!
– Вот и купалась бы!
Нина только открыла рот, чтоб в ответ нахамить, как вдруг из приемника, послышалась песня. Это была ее любимая «Амапола».
– Сделай погромче!
Впрочем, она сама кинулась к приемнику. И запела вместе с тенором эту чудную мелодичную песню.
Парень онемел. Он никогда не слышал, чтоб вот так кто-то пел, и смотрел теперь на эту незнакомую продрогшую женщину как завороженный.
Нина всхлипнула:
– Амапола – это мак значит. Я ее часто пою. Пока не могу перевести, я испанский не знаю. Но меня мой любимый научит. Он переводчик с испанского. Всегда слушал, как я пела, там, дома… С ума сходил! У нас с ним роман! Такой роман, каких теперь не бывает.
– Он тоже в Москву приехал? – подозрительно спросил Гриша.
– Нет, зачем. Он там… У него дети и жена. А я приехала деньги заработать. На квартиру. Вот куплю квартиру и нам с ним будет где вместе жить! Сам понимаешь, пока крыши над головой нет, кому я нужна? Так что я деньги коплю. Даже день рождения с друзьями не отмечаю… Я очень его люблю, понимаешь? Вот так! Слушай, давай чипсы поедим, а?
Гриша оторопел от ее наглости:
– Может, на вас еще жениться! Пива, потом тепла, теперь жратвы!
– Момент! За пиво уплачено! Хочешь, уйду!
Она стала повязывать свой большой шарф.
– Да ладно, сидите! – Гриша махнул рукой, достал чипсов, а заодно бутылочку красного вина.
Через полчаса они уже были на «ты».
– Душевно ты поешь, могла б в переходе зарабатывать.
Нина возмутилась:
– Да ты что! Я пою в шикарном баре! Хозяин во мне души не чает, ценит. Я планирую записать пару дисков, потом у меня будет выступление на радио. Ну и по телевизору тоже. Пока у меня нет приличного платья. Вот пошью и обязательно пойду.
Разомлевший Гриша улыбнулся:
– Да ладно, это тоже сойдет!
– Нет, ну это немодное. Я люблю, чтоб все было шикарно. Со вкусом. У меня очень большие потребности! Да. Я знаешь кто? Я это… как это… мак-си-ма-лист-ка! Вот! Мне надо все – или ничего. Но лучше, конечно, все!
И они оба захохотали.
– Я вообще-то ужасно невезучий! – вдруг почему-то Гриша стал рассказывать незнакомке всю свою жизнь. – В первый день, когда я приехал в Москву, в подземном переходе у вокзала смотрю играют музыканты-латины. Не то чилийцы, не то аргентинцы – кто их там разберет? Смешные такие, в полосатых пончах. Ага… Я таких раньше только на картинках видел. А эти настоящие! Я стоял с чемоданом среди толпы, все слушали, а эти самые музыканты так пели, так по струнам били, так танцевали! Я сам не пою, мне медведь на ухо наступил, но когда слышу, что люди хорошо поют – я просто не я становлюсь, а какой-то другой человек! Подумал, какая веселая жизнь меня ждет, какая Москва большая и праздничная! И в это время у меня сперли кошелек с деньгами из заднего кармана штанов. Представляешь? Там – все мои накопления! Да…
– У тебя, что, совсем денег не осталось? – Нина горестно вздохнула.
Гриша достал из кармана старинную монету:
– Нет, вот осталась. На счастье. Это еще дедушкина. Очень старая!
Нина попробовала ее на зуб:
– Вещь! Настоящая! Держи на черный день.
– Мать тоже так сказала. А еще она сказала: я, говорит, Москвы в глаза не видала, а ты поезжай. Заводы позакрывались у нас, в институт не поступишь, ты тупой. В Москве все денежки вертятся, те, что нам не додали. Что с книжек в прошлые годы поулетали, все там. Ты их полови малость. Может, что и выйдет! Вот я их и половил… – Гриша вздохнул.
Нина засмеялась:
– Ничего, прорвемся. Запомни слова Марлен Дитрих: в конце концов, счастье всегда приходит к упорным.
– Хорошо сказал. А кто это такой?
– Такая! – поправила Нина. – Великая артистка и певица. Слушай, давай еще консервов откроем!
– Давай! – И Гриша кинулся за тушенкой.
Через полчаса, когда они выпили еще бутылку красного, стало совсем весело, так, будто они знают друг друга всю жизнь! Нина радостно хохотала над каждой его шуткой. Гриша просто не умолкал.
