Сара Джио - Утреннее сияние
– Джин Клайд. Очень приятно с вами познакомиться.
– Пойдем присядем, папа, – сказал Джим.
В гостиной Джин поинтересовался, какие книги я читаю, и я сообщила ему, что купила какой-то роман в аэропорту, но, к сожалению, не могла припомнить название.
– Отец раньше преподавал английскую литературу, – пояснил Джим, подмигивая мне.
– А теперь скажи мне, Пенни, – продолжил старик, – начала ли ты читать роман, который я оставил вчера на твоем пороге?
– Папа, – сказал Джим в удивлении. – Это же Ада.
– Ничего страшного, – сказала я в надежде, что Джин не расстроился из-за того, что мог обидеть меня. Интересно, каково это – жить с деменцией? И кто такая эта Пенни?
– Джим, дорогой!
За моей спиной стояла мать Джима. На ней был синий бархатный домашний костюм. Нежная кожа покрыта морщинами и слегка обвисла на высоких скулах. Судя по тому как она на меня смотрела, я могла поспорить, что, несмотря на внешние признаки старения, она не потеряла остроту ума.
– Кто эта юная леди? – спросила она и, слегка прихрамывая, подошла к нам.
Я вспомнила, что она недавно сломала бедро, и была удивлена, что она уже на ногах.
– Мама, – недовольно произнес Джим. – Разве тебе уже можно ходить?
Она наклонилась к Джиму и поцеловала его в щеку. Седые пряди, уложенные в элегантное каре, упали ей на лицо.
– Я в полном порядке, милый, – сказала она и перешла на шепот. – А у твоего отца, наоборот, не очень хороший день.
Джим понимающе кивнул.
– Я в курсе.
– Кто эта красавица? – спросила она, разглядывая меня. – Представьтесь, пожалуйста, мисс?…
– Санторини, – сказала я.
– О, так вы итальянка? Что-то не очень похоже. – Она вела себя прямолинейно и даже резко, и я непременно обиделась бы, если бы этой женщине было лет тридцать пять, а не около восьмидесяти.
– Вы угадали, – ответила я. – Я была замужем за итальянцем.
– А-а, так вы разведены, – сказала она, – как, впрочем, очень многие сейчас.
– Нет, – сказала я более вызывающим тоном, чем намеревалась. – Мой муж погиб.
– Простите, дорогая, – проговорила она, покачивая головой. – Примите мои соболезнования. – Она протянула мне руку. – Меня зовут Наоми.
– Приятно познакомиться. У вас чудесный дом. – Сама не знаю, зачем я это сказала. На самом деле дом производил гнетущее впечатление. В комнатах было темно, в воздухе витал запах лекарств и непреходящей печали. Впрочем, я всегда имею обыкновение говорить лишнее, когда нервничаю, а сейчас я точно была сама не своя.
– Вы напряжены, – сказала Наоми. – Сядьте рядом со мной.
– Мама целых сорок лет проработала психоаналитиком, – извиняющимся тоном пояснил Джим. – Она привыкла вести душеспасительные беседы.
– Поверьте, со мной все в порядке, – сказала я с натянутой улыбкой.
– Нет, это вовсе не так, дорогая, – сказала Наоми. – Откуда ваша печаль? Все скорбите о муже?
Своей манерой разговаривать она напоминала доктора Эвинсона. Она расковыривала раны, которые я предпочитала прятать, но которые даже через два года все еще кровоточили. Моя боль не укрылась от нее, и мне почему-то казалось, что ее любопытство вовсе не вызвано желанием помочь мне исцелиться.
Я бросила взгляд на часы.
– Было приятно с вами познакомиться, – поспешно произнесла я, – но сейчас мне действительно пора идти.
Наоми одарила меня странной улыбкой и проводила взглядом до самой двери.
У Джима было такое лицо, словно ему хотелось передо мной извиниться, и я ободряюще кивнула ему, бросив взгляд на диванчик, где уснул его отец.
* * *Сколько бы времени ни прошло, я, наверное, никогда не отделаюсь от привычки готовить из расчета на двоих взрослых и одного ребенка. Вот и сейчас, разогревая чугунную сковородку и наливая в нее оливковое масло, я словно чувствовала, как Джеймс обнимает меня за талию, прикасается губами к моей шее. Сколько раз я отстранялась от него, потому что была слишком увлечена работой? Сколько раз я говорила ему: «Только не сегодня»? Я бросила куриные грудки на сковородку, и они яростно зашипели. Теперь я бы все отдала, чтобы он был здесь! Как бы я хотела вернуть эти мгновения. Все без исключения.
Я порезала хлеб, смешала уксус, растительное масло и специи для того, чтобы полить листья салата, а затем выдавила на куриные грудки лимонный сок и посыпала их мелко нарезанным чесноком, как всегда делал Джеймс. Наконец, я открыла бутылку вина и плеснула немного в сковородку, вдыхая умопомрачительный аромат.
– Привет, моя любовь. – Я словно слышу слова Джеймса. До него никто меня никогда так не называл. Он был галантен, как истинный итальянец. Неисправимый романтик, мой Ромео.
– Я скучаю по тебе, – произнесла я вслух. Слова эхом отдались в полупустой кухне.
– Хочу, чтобы ты была счастлива.
– Но я не могу, – возразила я ему. – Нет счастья без тебя.
Он покачал головой.
– Ты должна попытаться.
– Не думаю, что получится.
– Сделай это ради меня…
Я смахнула слезу и отнесла тарелку с цыпленком, салатом и хрустящим хлебом на палубу. Был уже седьмой час, и, несмотря на то что ветер был совсем слабым, по поверхности озера скользили несколько яхт с надутыми парусами. Не успела я приняться за еду, как заметила, что к соседнему причалу в зеленом каяке приближается Алекс.
– Привет, – сказал он, вылезая на палубу. Мы посмотрели друг на друга. На сей раз он был одет в джинсы, синюю майку и серую бейсболку.
– Привет, – ответила я.
– Вижу, что сейчас вам не удалось спалить этот домик, – сказал он с лукавой улыбкой.
Я подняла тарелку с едой и улыбнулась в ответ.
– Видите? Я исправляюсь.
Он кивнул.
– Что бы это ни было, пахнет просто изумительно.
Я пожала плечами.
– Ничего особенного. Просто жареная курица.
– Все лучше, чем еда из тайского ресторана навынос.
Я вспомнила о лишней порции куриной грудки на сковороде, хлебе на доске и целой миске салата, с которыми мне одной явно не справиться.
– Не хотите ли присоединиться? – внезапно сказала я, с трудом узнавая собственный голос.
Он положил весло в каяк и улыбнулся еще шире.
– Вы не шутите?
– Нет, конечно. Но предупреждаю сразу – это не какое-нибудь изысканное блюдо для кулинарных книг.
– Вот это-то мне и нравится больше всего. Захвачу-ка я, пожалуй, фотоаппарат.
Вскоре он вернулся с камерой через плечо, снял бейсболку, прижал ее к груди и церемонно поклонился.
– Примите мою благодарность.
Я не могла не рассмеяться при виде его драматического жеста.
– За что?
– За то, что спасли меня от тайского ужина.
– Правда? А я обожаю тайскую еду.
– Не поверите, но я тоже, – сказал он. – Однако хотел бы я знать, что бы вы сказали после пятидесяти шести дней поедания зеленого карри с весенними роллами.
