Дж. Редмирски - По дороге к любви
Догадываюсь, что он спрашивает про мою следующую станцию.
— Да, почти через семь часов.
Недовольно крутит головой. Похоже, ему тоже не нравится такой временной расклад.
Через десять минут автобус въезжает в Гарден-Сити и останавливается на станции. Народу здесь раза в три больше, чем на предыдущей, начинаю волноваться. Прохожу через терминал и занимаю первое попавшееся свободное место, потому что они заполняются очень быстро. Эндрю исчезает за углом, под вывеской торговых автоматов, и вскоре возвращается с банкой содовой и пачкой чипсов.
Он садится рядом и открывает жестянку с содовой.
— В чем дело? — спрашивает он, глядя на меня.
Я и не заметила, что с отвращением наблюдала, как он залпом прикончил почти всю банку.
— Ничего, — отвечаю я и отворачиваюсь. — Просто по думала, что это неприлично.
Он едва слышно смеется и с треском открывает пакет с чипсами.
— Что ни сделаешь, все у тебя неприлично.
Ставлю сумку на колени и снова гляжу на него:
— Когда ты в последний раз ел что-нибудь не такое… вредное для здоровья?
Грызет чипсы, глотает.
— Я ем то, что хочу… а ты, видно, из тех чокнутых вегетарианок, которые всюду кудахчут, что фастфуд влияет на всеобщее ожирение?
— Ничего подобного, — отвечаю я, — но думаю, что эти, как ты выражаешься, чокнутые вегетарианки в чем-то правы.
Он уминает еще горсть чипсов, запивает содовой, улыбается.
— Фастфуд здесь ни при чем, люди толстеют от собственной глупости, — говорит он, снова принимаясь вдумчиво жевать. — Их же никто не заставляет, сами выбирают. Американцы глупы, а владельцы ресторанов фастфуда этим пользуются. Хотите фастфуд? Пожалуйста!
— Выходит, и ты глупый американец?
— Выходит, да, — пожимает он плечами. — Но что делать, если выбирать больше нечего, кругом одни автоматы с чипсами и киоски с бургерами.
Я закатываю глаза к небу:
— Можно подумать, будь у тебя выбор, ты бы взял что-то получше… Вот я, например, вообще ничего такого не покупаю.
Мне кажется, я с ним освоилась и могу спорить на равных.
Он громко смеется:
— Черт возьми, да конечно взял бы! Вместо залежалого бургера бифштекс за пятьдесят долларов, а вместо этой дряни бутылочку пива.
Недоверчиво качаю головой и никак не могу избавиться от улыбки.
— А кстати, сама-то ты что ешь? Салатики и тофу?
— Фу, — отвечаю я, — тофу терпеть не могу, а салаты едят только те, кто озабочен сохранением фигуры. — Делаю паузу, улыбаюсь. — Сказать честно?
— Ну конечно, валяй.
Смотрит на меня так, будто перед ним весьма странный и ужасно интересный объект для изучения.
— Обожаю спагетти с мясными фрикадельками и суши.
— Как, сразу, в одной тарелке? — спрашивает он с отвращением.
Несколько секунд смотрю на него разинув рот, пока не доходит.
— Да нет, конечно… Это была бы гадость. — (С облегчением улыбается.) — Бифштексы я не очень люблю, — продолжаю я, — но сейчас бы не отказалась.
— А-а, так ты намекаешь, чтобы я пригласил тебя в ресторан? Типа, на свидание?
Кажется, шире улыбаться некуда, но губы его разъезжаются еще дальше. А у меня челюсть отвисла, глаза выпучены.
— Нет! — чуть не кричу я и чувствую, что краснею. — Просто хотела сказать, что…
Эндрю смеется и делает еще глоток.
— Знаю, знаю, — говорит он, — да не волнуйся ты так. Я и не думал приглашать тебя на свидание.
Я еще шире открываю рот, лицо заливает краска.
Он смеется еще громче.
— Да брось ты! — В голосе его еще слышны отзвуки смеха. — Я же знаю, что ты не такая, верно?
Я сердито хмурю брови.
Он тоже хмурится, но все равно улыбается.
— Послушай, что я скажу, — уже более серьезно говорит он, — если нам случайно повезет, мы найдем ресторан на одной из оставшихся стоянок, и нам смогут за пятнадцать минут, пока автобус не уехал, приготовить бифштекс, обязательно угощу тебя. Поедим прямо в автобусе, и ты сама решишь, свидание это у нас или не свидание.
— Я и сейчас могу сказать, что это будет никакое не свидание.
Он криво ухмыляется:
— Ну ладно, пускай не свидание. Переживу как-нибудь.
Я надеюсь, что тема исчерпана, но куда там.
— Но тогда что это будет, черт возьми, если не свидание?
— Что ты хочешь этим сказать? Это будет… дружеский ужин, я так думаю. Понимаешь, просто встреча двух людей, которые вместе ужинают… или обедают.
— А-а… — В глазах его вспыхивают искорки. — Так, значит, мы с тобой уже друзья?
Этот вопрос застигает меня врасплох. Опять поймал. Надо же, какой хитрый! Поджимаю губы и думаю, но недолго.
— Да, почему бы и нет? Что-то в этом роде, по крайней мере, до Вайоминга.
Он протягивает мне ладонь. Хоть и не с большой охотой, пожимаю. Он жмет мне руку осторожно, но крепко, улыбка добрая и искренняя.
— Тогда друзья неразлейвода до самого Вайоминга. — Он еще раз жмет руку и отпускает.
Сама не знаю, что только что произошло, но, кажется, ничего такого, о чем я потом могу пожалеть. Почему бы и не завести на время путешествия «друга», что тут плохого? На месте Эндрю могла оказаться сотня других, гораздо хуже. А он вроде вполне безобидный, и, если честно, общаться с ним интересно. Это не какая-нибудь старушка, которая стала бы рассказывать, какой она была в мои годы, или мужчина постарше, который все еще считает себя семнадцатилетним юношей и почему-то думает, что и я должна в нем видеть ровесника. Нет, Эндрю как раз то, что надо. Конечно, было бы лучше по многим причинам, если бы вместо него оказалась девушка, но мы с ним хотя бы почти одного возраста, и то слава богу, да и не урод тоже. А что Эндрю Пэрриш далеко не урод, это всякий скажет.
Вот именно, мало того что не урод, он еще и ужасно сексуальный, и как раз это меня больше всего беспокоит.
Черт возьми, Кэм, ты прекрасно знаешь: неважно, что там у тебя стряслось, что ты кого-то потеряла, ненавидишь весь мир и считаешь, что недостойно чувствовать влечение к другому, пока ты еще не оправилась от потрясения. Но ведь человек всегда остается человеком и, если видит кого-то по-настоящему достойного внимания, не может не заметить этого. Такова человеческая природа, ничего не попишешь.
Другое дело — как вести себя при этом, и вот здесь я должна четко установить границы.
В общем, надо держать ухо востро, что бы там ни было.
Но, черт возьми, какой же он все-таки классный! Придется очень постараться, чтобы все, что я буду говорить или делать, не выдало моего интереса к нему. Красавчик всегда знает, что он красавчик. Просто знает, и все, даже скромняга, который не щеголяет этим направо и налево. Это тоже человеческая природа, красивый парень интуитивно понимает, что самая невинная улыбка, разговор, который минимум три минуты нужно поддерживать без неловких пауз, — все это тоже работает на него.
