Джудит Крэнц - Пока мы не встретимся вновь
— Дорогая, ты ведь видела монумент в центре Эпернея? — спросила Ева.
— Да, но какое это имеет отношение к моим словам?
— Это — дань памяти погибшим солдатам, Фредди. На нем выбиты имена двухсот восьми мужчин и женщин — участников Сопротивления, погибших в этом маленьком районе от рук гестапо или в концлагерях. Некоторые из них работали в Вальмоне. Полиция поняла, что смерть Бруно связана с гибелью этих людей. Он сотрудничал с фашистами.
— Ты знала об этом? — Дельфина повернулась к матери, в изумлении прикрыв рот рукой.
— Об этом рассказал мне ваш отец, но только мне. Он понимал, что сын обесчестил его имя, но скрывал это от всех, даже от вас. Однако мы оба понимали, что нам известно немногое. Кто может сказать, что этот дьявол Бруно делал во время оккупации? Три мрачных года после смерти деда он жил один в Вальмоне. У многих людей были причины воздать ему по справедливости.
— Но ведь война закончилась шесть лет назад, — возразила Фредди.
— Сразу видно, что ты не жила в оккупированной стране, Фредди, — сказал Арман. — Шесть лет — это ничто. Даже если бы Бруно вернулся через десять или двадцать лет, те, кто привел приговор в исполнение — кто бы они ни были, — все равно ждали бы его. Это могли быть даже сами полицейские или люди, которых они знают, их родственники или друзья. У полиции есть свои причины не расследовать это убийство.
— Ты тоже о чем-то подозревала, Дельфина? — спросила Фредди. — Ведь тебе приходилось встречаться с Бруно во время войны. У тебя нет предположений о том, что могло произойти?
— Нет, никаких. Бруно был всегда… корректен… со мной, — безмятежно ответила Дельфина, держа Армана за руку. Те события канули в прошлое, их лучше похоронить. А обеда у генерала фон Штерна, казалось, и вовсе не было. Она никогда не соглашалась надеть на себя бриллианты, чтобы снискать расположение в генеральском доме на улице Лилль. За что бы ни убили Бруно, Дельфина была убеждена, что он заслужил это. Никто из них — ни Фредди, ни мать, ни даже Арман — не могут до конца представить себе, что значит жить при оккупации. Тем, кто уцелел, лучше забыть обо всем. Слава Богу, что французская полиция так разумно отнеслась к этому.
— Теперь я больше не могу ждать и отправляюсь! — воскликнула Ева через день после того, как уехал нотариус. — Я хочу погреться под калифорнийским солнцем после всех этих юридических хитросплетений.
— Мама, а может, мы поедем морем? — предложила Фредди. — Я с самого детства не путешествовала по морю, да и погода пока хорошая. Как ты думаешь?
— Ничего хуже ты не могла придумать? Во-первых, вот уже несколько недель, как ты оставила Энни — слишком надолго, да я и сама до смерти соскучилась по этому прелестному ребенку. Во-вторых, ничто так не угнетает, как созерцание океана с утра до вечера в течение пяти дней в окружении чужих людей. Это так мучительно медленно, что можно сойти с ума, а этого я хотела бы меньше всего, Фредди.
— Я думала, так можно… ну, ты знаешь… расслабиться, отвлечься, это мирно и спокойно. Своего рода лечебный отдых.
— Это ужасно скучно, и все так много едят! Очень мило с твоей стороны позаботиться обо мне, но я предпочитаю лететь. Главное — скоро ли мы сможем отправиться. Вещи я почти упаковала, побеседовала с экономкой, садовниками, с ответственными по сбыту вина и управляющим винным погребом. Могу ехать хоть сегодня или завтра.
— Я позвоню в Париж и закажу билеты, — предложил Арман, направляясь к телефону.
— Превосходно, — пробормотала Фредди. — Он всегда такой отзывчивый, Дельфина?
— Мы должны вернуться в Париж. Надо ведь что-то предпринять. Трудно, конечно, заказать билеты в последний момент, но думаю, Арману удастся отправить вас завтра.
— Как только этого дождаться, — пробормотала Фредди. Может, если Ева сядет у иллюминатора, а она будет держать ее за руку, ей не будет так плохо? Но не держать же ее за руки до самого Лос-Анджелеса! Она положит голову на колени матери и будет лежать, закрыв глаза, до самой посадки! Она скажет, что страдает воздушной болезнью. Ей не удастся даже напиться до ступора, если мать будет рядом. Кажется, существуют какие-то таблетки, которые снимают разного рода тревогу. Что, если… — Дельфина, ты когда-нибудь слышала о «милтауне»? — спросила Фредди.
— «Милтаун»? Нет, никогда. А что это такое, Фредди?
— Одно американское изобретение. Ничего интересного.
— Я думала, вы будете позже, — воскликнула Хельга, когда Фредди и Ева выходили из такси.
— Помог попутный ветер, Хельга, — сказала Фредди. — Самолет прибыл рано.
— Мадам де Лансель, позвольте взять ваши чемоданы, — смущенно сказала Хельга, начав суетиться.
— Как хорошо вернуться, — сказала Ева. — Но я очень устала, пожалуй, поднимусь наверх и прилягу. Я даже не знаю, какой сегодня день, а о времени и представления не имею.
— Когда проснешься — позови меня, мама, в любой час. Может, я проснусь.
— Надеюсь, тебе это удастся, хотя ты всю дорогу проспала, укрывшись одеялом. Никогда не видела, чтобы так много спали. Увидимся позже, дорогая.
— Хельга, а где Энни? — спросила Фредди, поднимаясь по лестнице.
— Вы разминулись с ней, миссис Лонбридж. Она ненадолго уехала.
— Уехала? Куда? Когда вернется?
— Я уверена, что она вернется дотемна, через несколько часов, — сказала Хельга, робко двинувшись к кухне.
— Хельга, Энни уехала одна? — резко спросила Фредди. — И что означает это «дотемна»? Ты же знаешь, я не разрешаю ей бродить одной, мне необходимо знать, с кем она.
— Она не одна, миссис Лонбридж, — пробормотала Хельга. — Она с мистером Хемптоном.
— Он сказал, куда они пойдут?
— Точно не сказал.
— Хельга! Почему ты так смотришь на меня? Что за чертовщина здесь происходит?
— Ох! — запричитала Хельга. — Это должно было стать сюрпризом. Я обещала им ничего не говорить. Энни сказала, что вы будете очень гордиться, когда вернетесь домой. Она очень этого хотела, а мистер Хемптон уверяет, что Энни уже достаточно высокая и сильная, ох, миссис Лонбридж. Они уговорили меня, я не могла сказать «нет». Мистер Хемптон… он… учит Энни летать… Они занимаются почти каждый вечер с того дня, как вы уехали… Честно говоря, я думала, вы не будете против. Я слышала, как вы рассказывали Энни о том, как в юности учились летать… Мне, наверное, следовало остановить их, но мистер Хемптон такой опытный, и ведь он ее крестный отец! Энни так расстроилась, когда вы уехали, а она осталась одна, и бедный дедушка умер так рано, ох, миссис Лонбридж!
— Успокойся, все в порядке, все хорошо, Хельга, хватит объяснять, я поняла, что произошло… Перестань плакать и постарайся сообразить, куда они поехали?
