Этель Гордон - Сбывшиеся мечты
— В чем дело? — резко спросила я.
Они смотрели друг на друга, как бы раздумывая, сказать мне или нет. Мария первая решилась и выпалила:
— Смотрите.
Она подошла к гардеробу и отворила дверцу. Я заколебалась, сразу испугавшись. Мои мысли крутились вокруг всяких ужасных вещей, которые я могла бы увидеть. Но я все же шагнула вперед и заглянула в гардероб. Сперва я увидела только кучу тряпок. И только мгновение спустя поняла, что эти тряпки — платья Марии. Кто-то порезал их бритвой.
Я лишилась дара речи. Обняла Марию, пытаясь утешить.
Взглянув поверх ее головы, я встретилась глазами с Эганом. Он сказал напряженным голосом:
— Это, скорее всего, Софи. Я поговорю с ней.
Он сделал движение, чтобы уйти, но Мария освободилась от моих объятий и кинулась к нему.
— Эган, пожалуйста! Ты ничего не добьешься. Она же сумасшедшая. Но я совсем не боюсь ее. Не раздражай ее.
Мы с Эганом снова переглянулись.
— Может быть, Мария права, — сказала я. — Софи еще больше разъярится, если вы вмешаетесь. Платья — это не так уж страшно. Мария — вот что важно.
Я оставила их. Впервые я испугалась за Марию: Но на следующий день появился повод для еще большего беспокойства. Скажу без преувеличения: мне стало по-настоящему страшно за нее.
Утро выдалось дождливое, я была у себя в комнате и рисовала то, что видела из окна: старые каменные стены, заросшую плющом террасу, ржавую садовую утварь, поникшие под дождем головки цветов. Дверь была открыта, чтобы Камилла могла войти и убрать комнату.
Заглянул Эган.
— Снова за работой? Можете прерваться на минутку?
— Входите.
Я продолжала работать, а он стоял за моей спиной и смотрел на рисунок.
— Керри, вы беспокоитесь за Марию?
— Как же иначе?
— Я не допущу, чтобы даже малейшая неприятность произошла с Марией, — заявил он. — Вы можете быть уверены в этом.
— Но вы не всегда можете защитить ее.
— Софи не потревожит ее. Пусть себе выкидывает свои безумные штучки, как вчера. Она может выкинуть такую штуку — порезать платья. Но что-нибудь посерьезнее ей и в голову не придет.
— А может быть, это сделал кто-нибудь еще? А вовсе не Софи?
— Не беспокойтесь, Керри. Я обещаю вам, что, пока я здесь, она будет в полной безопасности.
Что я могла ответить?
— Послушайте, — продолжал он, явно стараясь разрядить обстановку. — Мария едет со мной в Белан. Как насчет того, чтобы поехать с нами? Арман просил меня вставить его картину в рамку. В городке есть чудесный столяр.
Я была готова выкинуть из головы вчерашний инцидент и поэтому отложила в сторону мои рисунки. Мария уже ждала нас в прихожей, где висели плащи. Ярко-желтого плаща Конора не было на месте — видимо, он работал снаружи, несмотря на непогоду. Эган взял свое пальто, и мы побежали к машине.
Вести машину было трудно. Дорога превратилась в такую же реку грязи, как и тогда, когда мы впервые приехали сюда. А при дневном свете смотреть на бездонную пропасть у края дороги было еще страшнее. Однако — возможно, это была реакция на испорченное прошлым вечером настроение — мы ощущали душевный подъем. Мы весело смеялись, когда машину заносило, не чувствуя опасности, и тем не менее доехали до Белана без происшествий. Пока Эган парковал машину, Мария перебежала через улицу к булочной. Ей очень понравились маленькие булочки, и Эган купил нам по одной. Мы под дождем поспешили в мастерскую столяра.
Здесь стоял запах свежего дерева и древесных опилок и раздавалось знакомое, режущее слух завывание электрической пилы. Старик столяр сам принес нам посмотреть несколько рам. Они были массивные, с резьбой. Оставалось только нанести позолоту. Я взяла одну из рам в руки, и она показалась мне неожиданно легкой.
— Дешевле пересылать, — сказал Эган. — Нравятся?
— Очень красивые. Мне кажется, эти рамы сделают картину более значительной, чем она есть на самом деле.
Я заказала две такие же рамы, они оказались как раз нужного размера и хорошо подходили к моим холстам.
К моменту, когда мы добрались до «Фермы», дождь уже кончился. Настроение у нас поднялось, и все эти порезанные платья отодвинулись куда-то в дальний уголок нашего сознания.
Мария воспользовалась тем, что постояльцев нет, и решила занять ванную. Я видела, как она прошла туда с банкой ароматической соли для купания, большим куском туалетного мыла, которое мы купили вместо тех тоненьких пластинок, которыми нас снабжала мадемуазель Софи.
— Вы уверены, что вам не нужна сейчас ванная? — спросила она меня.
— Нет, я пойду туда прямо перед обедом.
И я снова вернулась к своим полотнам. Ходить по склонам гор после такого дождя было нельзя. И я увлеклась композицией, которую начала перед тем, как поехать за рамами. Не знаю, сколько прошло времени… Вдруг я услышала пронзительный крик.
Целую секунду, объятая ужасом, я не могла двинуться с места. Потом бросила свои кисти и кинулась к двери. Эган уже бежал из кухни. Он подбежал к дверям ванной, как только я начала исступленно крутить ручку двери.
— Мария!
Она сама открыла дверь. У нее на шее висело банное полотенце, конец его был в крови.
— Я в порядке, — прошептала она. — Вот только рука.
Я быстро закутала ее в другое полотенце, и мы отвели Марию в комнату. Эган схватил ее за запястье. Ее ладонь была глубоко разрезана. Он забинтовал ей руку льняным полотенцем, висевшим около раковины в ее комнате, а я пошла к себе за йодом и марлей — врач мисс Уолдрон снабдил нас набором лекарств.
Когда мы закончили перевязку, румянец возвратился на лицо Марии. Я нашла ее халат, помогла надеть его и обернула полотенцем ее мокрые волосы.
— Не понимаю, что случилось, — сказала Мария. — Я только включила воду и начала намыливаться, как почувствовала под пальцами что-то острое. Я даже не успела сильно пораниться. Я закричала, когда увидела эту кровь…
Я оставила с ней Эгана и вернулась в ванную комнату. Вода в ванне была розовой от крови. Борясь с подступающей тошнотой, я сунула руку в эту воду, сама не зная, что там обнаружу. Я осторожно нащупала мыло, а в нем что-то острое. В розовое мыло было вставлено тонкое как волос лезвие бритвы.
Боковым зрением я увидела, как кто-то в темном остановился возле меня, и почувствовала слабый запах фиалок. В дверях ванной появилась мадемуазель Софи. Она смотрела на ванну и яркие пятна крови на коврике. Ее глаза сузились, и она, ничего не сказав, двинулась по коридору с тем удивительным проворством, которое она демонстрировала, когда хотела.
Я выскочила в коридор и окликнула ее:
— Мадемуазель Софи!