Барбара Хоуэлл - Простая формальность
— Придется съездить в обеденный перерыв. Где этот магазин?
Синтия взяла журнал, который уже две недели держала на тумбочке у кровати, и продиктовала ему адрес на Мэдисон-авеню.
Клэй послушно повторил адрес.
— Договорились. Завтра съезжу. Сколько оно стоит?
— Боюсь, что ужасно дорого. Восемьсот долларов.
— Ничего. А оно подойдет, если купить без примерки?
— Да, там талия на резинке, с напуском. Я знаю — оно будет потрясающе на мне смотреться.
— Мам, можно мы начнем есть? — крикнула снизу Бет.
— Ох, милый, меня зовут девочки. Нужно идти. Я очень без тебя скучаю. Ужасно, что ты так далеко.
— Я люблю тебя. Я позвоню завтра еще. Когда ляжешь спать, думай обо мне.
— Обещаю. И я тебя люблю. — Синтия чмокнула губами, изображая поцелуй, и' повесила трубку. Ну и ну!
Восемьсот долларов за платье!
Ничего себе!
Но как легко и естественно это у нее прозвучало. Как спокойно она пропустила мимо ушей это «придется съездить в обеденный перерыв».
Синтия подошла к зеркалу, втянула щеки и стала думать о том, что сможет купить и другие модели Хэлстона; о том, как Клэй прикидывает, покупать или не покупать ему тысячу акций какой-то компании, и жалуется на огромный подоходный налог: о том, как в семьдесят первом году Джон Роджак сделал ей последний подарок — букетик полуувядших цветов; о том, какое спокойствие и уверенность излучают теплые объятия Клэя и его туго набитые карманы…
— Мама! — опять позвал кто-то из девочек.
Синтия вернулась на землю: обед, обязанности — .это настоящее. Принимайся за дело. Зато какое будущее! Послав поцелуй своему отражению в зеркале, Синтия прошлепала в одних чулках вниз, чувствуя пьянящий восторг, какой испытывает начинающий преступник после первого удачного дела. Но к восторгу примешивался страх. — В отличие от Клэя, Синтия знала, что не может лгать самой себе и верить в свою полную невинность.
Глава пятая
Сначала Джон Роджак, потом Эл Джадсон, а теперь еще этот контракт! Слышать больше ничего не хочу! — Отчаянно размахивая руками, миссис Мур промчалась через кухню Синтии и выбежала черным ходом. Спотыкаясь и что-то бормоча, она пробежала прямо по цветочным клумбам, игнорируя вымощенную каменными плитами дорожку.
Она замешкалась, доставая ключи от машины, уронила их, подняла и уронила уже сумочку. Садясь в машину, она нервно оглянулась: не видел ли кто на этой приличной улице, где Синтии посчастливилось купить дом, как миссис Мур бежит к машине, растрепанная и раскрасневшаяся от гнева, словно какая-нибудь торговка рыбой.
Синтии она не стеснялась. Абигайль Мур уже давно перестала сдерживаться в присутствии дочери, но она надеялась, что в Велфорде мало кто догадывается о том, какой взрывчатый южный темперамент вдруг прорезался у нее на старости лет оттого, что Синтия делает глупость за глупостью.
Она нечаянно нажала локтем на сигнал и от этого резкого звука вздрогнула всем телом, окостеневшим от злости, старческого артрита и всяких других болячек. Когда миссис Мур была в последний раз у врача, результаты обследования показали, что у нее прекрасное здоровье и жить она будет долго. Но ведь доктор Хаммер, вынося этот оптимистический прогноз, не знал, какие эмоциональные взрывы и стрессы возникают у нее из-за Синтии.
Глядя в окно, Синтия ужасно досадовала, что рассказала матери про брачный контракт. Ей совсем не нужно об этом знать. Недоверие Клэя — одно, а здоровье матери совсем другое. Ведь контракт — ее сугубо личное дело, пусть даже это удар по ее гордости. Но Синтия решила, что раз мать уже давно является почетным членом их маленькой, чисто женской компании, она должна все знать. Дочери и внучкам предстояло переехать в Нью-Йорк, начать там новую жизнь, а старая миссис Мур останется в Велфорде. Если у них будут трудности на этом новом пути, только она могла поддержать их и помочь советом. Короче, Синтия рассказала матери все, потому что хотела, чтобы та знала.
Синтия пригласила мать на обед сразу же после встречи с Элом Джадсоном. Когда Абигайль приехала, Синтия, надев передник поверх джинсов, готовила мясо по-бур-гундски, с мелким луком и красным бургундским вином. Абигайль сидела на кухне за столом, пока Синтия обжаривала мясо на плите.
Мать была одета в различные оттенки цвета беж. На ногах у нее были открытые босоножки из крокодиловой кожи, купленные еще тогда, когда на нее не было запрета. Как всегда, в жаркой и тесной кухне мать выглядела совершенно неуместно.
Хотя Абигайль давно поняла, что и Синтия, и другая ее дочь Памела нужны ей для моральной поддержки не меньше, чем она им, она продолжала вести себя как строгая наставница. В доме все должно быть не просто чисто, а выскоблено до блеска, одежда должна быть не просто добротной, но элегантной. Было время, Абигайль и самой приходилось несладко — когда дети были маленькими. В ее жизни тоже хватало и пеленок, и детского рева, и детских болячек.
От матери Синтию отделяло всего несколько метров и — непреодолимая разница взглядов. Синтия осторожно завела речь о Клэе и о свадьбе. Клэй не нравился Абигайль, и в июне, когда он только начал появляться в Велфорде, она решительно высказала свое мнение. Ей не нравилось, что ему столько лет, что он толстый, и его привычка сорить деньгами тоже ее раздражала. Она бы ужаснулась, узнав, что Синтии будет куплено платье от Хэл-стона.
Но как только Синтия объявила о том, что они с Клэем поженятся, мать сразу же перестала его критиковать, постаралась смириться и держалась в рамках приличий. В последнее время Абигайль начала видеть в нем и хорошее: его покладистый характер, его живые голубые глаза — уже не мало, в его-то возрасте.
Стоя спиной к матери и помешивая соус в кастрюле, куда она подлила бульона, Синтия глядела в окно и рассказывала о брачном контракте, о том, как преподнес ей это Клэй, и о том, как она его подписала. Сначала мать молчала. Сидела и слушала, как булькает соус в кастрюле. Потом началось.
— Как можно быть такой дурой? — презрительно бросила мать.
— У меня не было другого выхода.
— Всегда существует какой-то выход. А это никуда не годится! — Она с шумом отодвинула стул и хлопнула ладонью по столу. — И надо же, как раз сейчас, когда так хорошо идут дела в магазине!
— Приходится чем-то жертвовать, — сказала Синтия с вызовом.
Вот тогда-то ее мать и ринулась из кухни, прижав к бокам согнутые в локтях руки и бормоча невнятные ругательства.
Синтия снова взглянула в окно: мать сидела в своей старой машине «додж-дарт» семьдесят второго года — закрыв глаза, опершись локтем на руль, подперев голову рукой.
