Ольга Егорова - Магический код
— Узнал, — усмехнулся Иван. — Ну и зачем ты это узнал? И что теперь с этим делать? И кому это вообще надо?
— Я думал, тебе надо.
— Мне надо? Да я просто так тебе рассказал… Просто к слову вспомнил. Ты про глаза начал говорить… Про то, что зрачки расширяются… Тьфу, черт, глупость какая! Да я уже и думать забыл про эту встречу… Два месяца прошло…
— Если думать забыл, — возразил Юрка, — и если тебе все это до такой степени не важно — чего ж ты тогда так кипятишься?
— Чего, чего… Сам не знаю чего.
Устав сопротивляться, Иван снова вернулся в кресло и залпом выпил несколько глотков «спрайта» из банки.
— Безалкогольный ты наш, — добродушно усмехнулся Юрка. — Ты уж прости меня, дорогой друг Иван, если я что неправильно понял… Только ведь ты и в самом деле в тот день… Во вторник… Когда про девчонку эту со мной разговаривал… Знаешь, ты совсем другой был…
— Это какой — другой?
— Ну, не знаю… Живой, что ли…
— Опаньки! — рассмеялся Иван. — Вот и договорились! Значит, по-твоему, все остальное время я мертвый? И ты столько лет уже пиво не со мной, а с моим бренным телом распиваешь? Струпом?
— Дурак.
— Это ты — дурак, а не я.
— Я ж фигурально… образно выразился.
— Ах, образно. Ах, фигурально. Поэт ты наш! Бросай на хрен свою стоматологию и кропай вирши! Эх, Юрка… Романтик ты неистребимый. — Иван все-таки улыбнулся, немного успокоившись. — Ну, может быть, ты и прав. Может, и в самом деле зацепила она меня, эта девчонка. Немножко. И как-то по-особенному. Хотя видел я ее всего два раза… То есть три, если считать стриптиз. И почти не разговаривал с ней. Но ты пойми другое. Не про меня все это. Не про меня и не для меня — такие вот девочки с косичками и сине-зелеными глазами… Я по-другому на жизнь смотрю. И если мне иногда баба нужна, то чтоб баба, а не видение бестелесное с ангельскими крылышками за спиной, понимаешь? Понимаешь, в чем разница? У меня жизнь переломанная, у меня душа извращенная и больная… Тебе ли не знать?
— А может, она как раз твою душу-то и вылечит, — не унимался Юрка.
— Душа — это не зуб! — снова вспылил Иван. — И хватит уже образных и фигуральных выражений! И потом… Ну даже если, допустим… Сам же сказал — муж. Муж, дочь семилетняя и еще эта… подружка, будь она неладна. С ума сойти, муж и семилетняя дочь… Ей с виду больше восемнадцати не дашь…
— Ей двадцать шесть.
— Вот ведь братец твой как постарался, — усмехнулся Иван. — Полное досье… Жаль, напрасно старался…
— Да, жаль, конечно… Я и сам удивился, когда он мне про мужа и про дочь… По твоим словам совсем молоденькую девочку представлял…
— Ну да бог с ней. Давай забудем. И накатим еще по банке. — Иван долил остатки «спрайта» в свой бокал, отсалютовал приятелю, сделал несколько глотков.
— Значит… Значит, не будешь ей звонить? И встречаться с ней — не будешь?
А зачем? Чтобы этот ее муж-баскетболист мне фасад расквасил? Или чтоб ее любовница мне его когтями своими расцарапала? Малоприятная перспектива, знаешь ли… К тому же, в любом случае, еще и ребенок. Это что ж мне, по-твоему, придется ее отвоевывать — сперва у мужа, потом у этой… мулатки, а потом… ребенок еще останется… В жизни не мечтал чужих детей воспитывать. А своих… Своих мне, как ты знаешь, Бог не дал.
— Может, даст еще.
— Слушай, а давай ты заткнешься, а?
— Дело твое. Не хочешь — я навязывать не стану.
— Не хочу.
— Значит, не будешь номер ее телефона записывать?
— Не буду.
— Упрямый ты.
— Упрямый.
— Ну смотри, дело твое. Если передумаешь — звони, я тебе номер продиктую. Или можно… На работу к ней… Ну, знаешь, как бы случайно. Она здесь недалеко, в детско-юношеской спортивной школе…
— В детско-юношеской спортивной школе?
— Ну да… И чего ты щеришься, не пойму? Тренером работает.
— По плаванию?
— Нет, по спортивной гимнастике. Здесь, на Чернышевской. Во Дворце спорта.
— Ну, ты все сказал?
— Все.
— Вот и замечательно. Вот и прекрасно. А теперь давай о чем-нибудь… О чем-нибудь более приятном поговорим.
— Это о чем же?
— Да хоть о пародонтозе.
— Мало приятного, скажу я тебе, в пародонтозе.
— Да? Ну вот и скажи, скажи… А я послушаю.
— Послушаешь? Ну, слушай…
В тот вечер Юрка ушел от него в половине одиннадцатого. Иван закрыл за ним дверь и впервые в жизни облегченно подумал: «Ну наконец-то!» Раньше он никогда не испытывал такого облегчения при расставании с другом.
Впрочем, и Юрка раньше тоже никогда не позволял себе два с лишним часа без перерыва рассуждать о зубных болезнях…
Вот гад-то какой, подумал Иван с усмешкой. Теперь ведь всю ночь зубы будут сниться. А зубы, говорят, снятся не к добру.
Может быть, когда-нибудь я смогу рассказать тебе это. Но не сейчас, только не сейчас, сейчас мне даже страшно думать об этом. Пройдет осень, за ней зима, потом снова весна — все просто, все как обычно. День за днем я буду смотреть на тебя и думать о том, как сильно я люблю тебя. Буду думать о том, что эта любовь — самое большое, самое настоящее счастье, которое только можно испытать в жизни.
Раньше я многого боялась. Я боялась, например, состариться. Боялась умереть. Боялась заболеть ангиной, потому что после ангины могут возникнуть осложнения на сердце. Боялась выходить из дому, когда темно, потому что в подъезде у нас часто шастали какие-то подозрительные личности. Глупая, правда?
Сейчас даже смешно об этом думать. Потому что я больше не верю ни в старость, ни в смерть, ни в ангину… Сейчас я боюсь только одного — потерять тебя.
Потерять тебя — это хуже, чем старость и смерть. Наверное, если бы у меня был выбор, я предпочла бы сто раз состариться и сто раз умереть — только бы ты осталась со мной. Только бы ты была рядом. Видеть тебя. Слышать твой голос. Прикасаться к тебе, целовать твои волосы, вдыхать их запах и, обнимая, чувствовать, как бьется совсем рядом твое сердце.
Я ужасно боюсь потерять тебя. Иногда я просыпаюсь ночами в холодном поту, с криком, застывшим на губах, — мне снится, что я тебя потеряла. Что ты больше не со мной. Я задыхаюсь от страха, я успеваю несколько раз умереть от этого страха и рождаюсь заново только в тот момент, когда вижу тебя. Ты рядом, все как обычно, не изменилось ничего — изменилась только я, потому что стала любить тебя еще сильнее. Оказывается, это возможно. Раньше, в той, прошлой своей жизни, когда тебя еще не было со мной, когда мы ничего друг про друга не знали и я боялась старости и ангины, я даже не могла себе представить, что можно любить так сильно. Я знаю — никто и никогда не любил так сильно, как я люблю тебя.
Я люблю тебя — и это самое главное. Это значит, что я никогда не состарюсь, не заболею ангиной и не умру. Я просто не могу позволить себе этих маленьких человеческих слабостей, потому что во мне живет любовь, и эта любовь, я знаю, сделает меня бессмертной. Я буду любить тебя до тех пор, пока ты будешь нуждаться в моей любви, я проживу на свете тысячи долгих лет, побив все рекорды — моя жизнь измеряется не годами, а моей любовью. Ничто не сможет помешать мне оставаться рядом с тобой до тех пор, пока ты тоже любишь меня.
