Кэтрин Лэниган - Волшебное очарование Монтаны
— Да, и он всерьез распалил тебя.
— Ничего подобного. Он лишь посоветовал мне, как с выгодой продать скот. Вот и все, — солгала она, глядя прямо в глаза доктору.
— Можешь дурачить других, Моника, но я знаю тебя как облупленную.
Моника издала раздраженный вздох.
— Это все, что вы хотели сказать?
— Нет, но об остальном я предпочел бы побеседовать у себя.
— Нет ничего такого, что мы не можем обсудить прямо здесь и сейчас.
— Есть, Моника. — Он подошел к ней вплотную и шепнул:
— Аделаида говорила с тобой когда-нибудь о контрацепции?
— По-моему, это не проблема, — смутилась Моника.
— Надеюсь, что так, — откликнулся доктор и прошествовал к прилавку выбить чек.
Ошеломленная и смущенная разом, Моника схватила банку овсянки и, повернувшись кругом, уткнулась в Трэйс.
— Трэйс, я не заметила тебя!
Моника увидела, как зло блеснули глаза Трэйс. Та всегда цеплялась к Монике по мелочам. Бабушка говорила, что она завидует Монике. Но у Трэйс не было причин для зависти…
Два дня Остин работал не покладая рук в надежде излечиться от всяких дум о Монике. Старая крыша была заново обшита гонтом, двое плотников заканчивали сборку нового изысканного гарнитура. На кухне Остин отштукатурил и тщательно измерил рулеткой перегородку из гипса и с помощью одного из плотников установил вдоль нее кухонные шкафчики и навесил двери. Ночью, когда рабочие ушли, Остин покрасил в гостиной стены, вмонтировал в потолок подсветку и провел электропровода. Лишь на рассвете он позволил себе часок вздремнуть до прихода рабочих.
В полудреме он заново пережил поцелуи Моники. Как будто она пришла к нему вновь, появившись в дверях словно призрак, только в ее прикосновениях не было ничего призрачного. На этот раз он не прервал поцелуй, и она не отстранилась, а стала медленно снимать с него одежду, касаясь кончиками пальцев и губами его обнаженного тела. Он едва сдерживал себя.
— Моника! — жадно выкрикнул он ее имя и проснулся. Он был в испарине. Взъерошил волосы и сказал со стоном:
— Я обуздаю свои желания. — Он пружинисто выпрыгнул из кровати и протопал на кухню сварить кофе. — Зрелые мужчины не сходят с ума из-за женщин. Во всяком случае, не я!..
Полдюжины грузовиков съехалось к дому Остина. Звон инструментов, гудение аэрокомпрессоров, свист краскораспылителей звучали для Остина как торжественная симфония. Он гордился домом, который воздвигал, а еще больше тем, что лично участвовал в этом. Изо дня в день он убеждался, что не только наделен талантом строителя, но и получает от этой работы наслаждение.
— Сегодня я бы поработал на крыше, — сказал Остин бригадиру рабочих Джессу Течнеру.
— Хозяин — барин, и если упадете, то по собственному произволу, безразлично пожал плечами Джесс. — Только не забывайте, что я не застраховал вас от несчастного случая.
— Думаю, это я переживу, — рассмеялся Остин и взял у Джесса строительный пистолет.
Получив наставления от Джесса, Остин уверенно влез на крышу. Под безоблачным небом в ярких лучах солнца работа у него спорилась. Час спустя Остин услышал громовой грохот, идущий откуда-то сверху. Звук рос, подобно реву горной лавины, когда она набирает силу и мощь.
— Что это? — спросил Остин Джесса, который быстро взобрался на самый верх крыши.
Тот указал с широкой улыбкой на дальние отлоги косогора.
— В этом звуке вся Монтана, — объявил он Остину, вставшему рядом.
— Крупный рогатый скот… — промолвил Остин с чувством благоговения.
Услышав свист и резкий хлопок кнута из сыромятной кожи, рассекшего воздух, Остин ощутил холодок в затылке. Моника. Хотя он не мог ее видеть, но чувствовал ее присутствие. Защитив ладонью от солнца глаза, стал всматриваться в даль, выискивая фигуру Моники. В резком блеске солнечных лучей он заметил ее верхом на великолепном гнедом жеребце. Ее светлые волосы были небрежно стянуты в хвост и ниспадали за спину. Посадка в седле была как у опытного наездника. Она покрикивала на скот, размахивая над головой кнутом.
Остин никогда не видел более впечатляющего зрелища. Моника с гордой осанкой правила конем и держала в подчинении стадо. Остин желал ее больше, чем раньше. Не только ее тело, а все, что с ней было связано.
— Суперженщина, — сказал в восхищении Джесс.
— Это точно, — согласился Остин, будучи не в силах отвести от нее глаза.
— И явно чокнутая, как о ней говорят.
— Это еще почему?
— Взгляните туда. Она правит стадом в одиночку. Только она да ее собака. Насколько мне известно, она никогда не нанимает помощников.
— Что в этом такого?
— Просто это не по-соседски. В городе многим нужна работа. Кормить семьи. Платить по счетам. Возьмите, например, себя: едва появившись здесь, вы первым делом наняли на работу… мою бригаду.
В городе видят в вас героя.
Остин наблюдал, как Моника уводит скот вниз по долине туда, где за чертой города находились загоны Джейка.
— Я бы охотно сделал всю работу сам, но вряд ли это мне по плечу, — сказал он, думая о дедушке Моники, который построил жилище рода Скай без посторонней помощи, что вызывало восхищение у его внучки.
— И слава богу, — засмеялся Джесс. — Вы первый, кто вложил живые деньги в эту долину с тех пор… он перевел взгляд в сторону Моники, — с тех пор как Фостер Скай в двадцать восьмом нанял на работу весь город.
Остин вытянул шею и в недоумении уставился на Джесса.
— Я был уверен, что Фостер построил хижину сам.
— Это она вам сказала?
— Да.
— Фигурально это правда. Равно как и вы отстраиваете дом сами. На свои деньги.
— Ноя…
— Послушайте, возможно, Моника сама верит теперь в эту историю, она рассказывала ее множество раз. Никому не известно, зачем она так часто врет.
Остин вернулся глазами к едва уже заметной вдали фигурке Моники…
Работы на крыше были закончены к полудню. Остину позвонили из универсама и сообщили, что на склад завезли крепления для кухонных шкафчиков, которые он заказывал.
— Я подъеду через час и заберу их, — пообещал он.
В городе Остин невольно оказался в курсе городских толков о продаже Моникой скота. Дважды он слышал, как было помянуто и его имя. В магазине его не узнали, хотя он стоял возле кассы у всех на виду. О нем говорили так, словно он был героем. Поначалу он хотел возражать: дескать, он не герой, а брокер и всего лишь провел профессиональную оценку состояния рынка.
Однако больше всего его задевало не это, а то, что каждый раз при упоминании в разговоре имени Моники на него накатывала волна возбуждения и он вытягивал шею, чтобы услышать как можно больше. Беседа была изрядно приправлена упреками в адрес Моники, правда, все они затрагивали ее прошлое и именно поэтому растравляли в Остине жгучий интерес. Он подумал, что ему следует потихоньку уйти из магазина, но не мог.
