Сандра Мертон - Остров Пантеры
— Благодарю, но я не нуждаюсь в компании, — недовольным голосом заявила она.
— Как вы себя чувствуете? — пропустив колкость мимо ушей, спросил Рорк.
— Об этом вы уже знаете. Вы ведь получили полный отчет о моем состоянии от Мендосы и Констанции, а возможно, и ото всех других лакеев в вашем…
Она вскрикнула — настолько резко он схватил ее за плечи и повернул к себе.
— Отвечайте на вопрос. — В его лице была твердость и непреклонность. — Как вы себя чувствуете?
— Я же сказала вам…
— Повторите снова.
Виктория перевела дыхание.
— Я себя чувствую прекрасно.
— Мендоса говорит, что у вас еще бывают головные боли.
— Временами.
— И все еще двоится в глазах?
Она отстранилась от него.
— Нет. Можете больше не беспокоиться. Мое выздоровление протекает нормально.
Легкая усмешка пробежала по его губам.
— Вы точно цитируете Мендосу.
— Так и есть. Он осматривает меня дважды в день. — Виктория ускорила шаг, но Рорк не отставал от нее. — Он постоянно живет на острове?
— Да. У него дом на той стороне. — Рорк наклонился и подобрал морскую ракушку. — Он вполне компетентен относительно того, что вас беспокоит.
— Мне никогда не приходило в голову, что он недостаточно компетентен, — сказала она, пожав плечами. — Я только удивлена, что вы с ним делите ваш маленький рай.
Рорк отвел руку назад и зашвырнул раковину в море.
— Это устраивает нас обоих. Мендоса — из Нью-Йорка. Мы встретились несколько лет тому назад. Его жена была больна, и он привез ее на остров поправляться. Ему хотелось жить там, где тепло, не бросая в то же время врачебной практики.
— И вы предложили ему стать вашим личным врачом?
Рорк утвердительно кивнул головой.
— Я дал ему возможность основать здесь маленькую клинику. Я только что купил этот остров, и необходимо было решать, что делать дальше с ним.
— Что вы имеете в виду?
— Вы видели, как много народу работает здесь?
— Наверное, их ровно столько, сколько нужно, чтобы этот огромный дом был всегда к услугам их господина и повелителя, вы это имеете в виду?
— Не хотел бы вас разочаровывать, Виктория, но большинство этих людей жило здесь и раньше. И у меня не было намерения избавляться от них. Кроме того, они занимаются нужными вещами. Мы разводим коз и кур, выращиваем овощи, имеется даже пара рыбачьих судов, которые стоят в бухте. — Он пожал плечами. — Имеет смысл устроить приличное медицинское обслуживание для меня и моих людей.
Это было совсем не то, что Виктория себе представляла, но из упрямства она не хотела уступать.
— Все это, — сказала она немного насмешливо, — нужно все-таки вам. Ведь только так вы можете не терзать свой взгляд видом захудалых улочек Сан-Хуана.
— Все это, — сказал он спокойно, — нужно для того, чтобы уйти на время от того сумасшедшего мира, где я зарабатываю себе на хлеб, и пожить спокойной жизнью. Но, я думаю, вам это неинтересно.
— Почему вы так решили?
— Констанция говорит, что вы живая и беспокойная по натуре. Она говорит, что вы здесь откровенно скучаете. Она говорит…
— А вам не приходило в голову, что лучше было бы обратиться ко мне самой с подобными вопросами? — Виктория остановилась и обернулась, желая взглянуть Рорку в лицо.
Он поднял брови.
— Я пробовал, помните? Но вы твердили, что у вас все в порядке.
— Да. Я имела в виду, что выздоравливаю после несчастного случая. — Она глубоко вздохнула. — Но я устала до смерти.
— Я так и думал. Остров без телевидения, без радио, без клубов, ресторанов и театров должен быть чертовски скучен для…
— Нет ничего скучного в покое и безмятежности, Рорк.
Его глаза остановились на ней.
— В самом деле?
Виктория откинула влажные волосы с лица.
— В самом деле. Я просто устала от безделья. Никто не дает мне ничего делать.
— Но я оставил распоряжения, чтобы…
— Я знаю. И этим усложнили мне жизнь. Я схожу с ума оттого, что совсем ничего не делаю с утра до вечера.
Рорк скрестил руки.
— А что бы вы хотели делать? — Усмешка скользнула по его губам. — Ваять? Рисовать? Учить суахили?
— А как насчет того, чтобы самой стелить себе постель для начала? Или самой делать тосты к завтраку? Или самой погладить свою собственную ночную рубашку?
— О, это никуда не годится, — протянул он, улыбаясь еще шире. — Леди, оказывается, носит ночные рубашки, а я воображал ее в своих рубашках все это время.
— Проблема в том, — сказала Виктория сухо, — что мне здесь не дают делать что-нибудь полезное.
— Да, — сказал Рорк, и его улыбка погасла. — Я уверен, что вы можете делать многое. Но мне не нужна кухарка или горничная, я не нуждаюсь в экономке…
— Тогда вы, возможно, нуждаетесь в том, чтобы кто-нибудь занимался с вашей дочерью?
У нее самой глаза расширились, когда она поняла, что сказала. Это выскочило так неожиданно, но, лишь только эти слова слетели у нее с языка, Виктория тут же поняла, что подсознательно хотела этого. Здесь была она, Виктория, переживавшая за своего ребенка, которого никогда не видела, а там была маленькая девочка, дочь Рорка, без сомнения ни в чем не нуждающаяся, но не получавшая материнской любви.
Рорк посмотрел на нее так, словно она предложила осушить море или убедить море в том, что оно не должно больше биться о берег.
— И что именно вы имеете в виду? — холодно спросил он.
Виктория с трудом справилась с неожиданно вставшим в горле комком.
— Я видела ее воспитательницу…
— Эмилию.
— Да, кажется, так ее зовут. Я уверена, что у нее есть данные для этой работы. Но она ничем не занималась с вашим ребенком последние два дня. Она даже не выводила девочку из дому… — Виктория остановилась и набрала в легкие побольше воздуха. — Что вы на меня так смотрите?
Рорк помрачнел.
— Для женщины, которая убеждена, что знает обо мне все, — сказал он спокойно, — вы знаете крайне мало.
— Но, послушайте, я вовсе не критикую вас.
— Не критикуете? — Его тон был мягким и вкрадчивым.
— Я просто подумала, что пока я буду здесь еще пару дней…
— Вы просто подумали, что злой тиран заключил своего ребенка в темницу, а вы должны освободить его.
Виктория вспыхнула.
— Ваша самонадеянность просто возмутительна, Виктория. Я ужасный царь Мидас. А вы… — Он подошел и стиснул ее запястье. — Вы… — продолжал он, притягивая ее к себе, — леди Великодушие, уставшая от жизни и развлекающая себя игрой в куклы.
— Нет, это совсем не так. Я… я люблю детей. — Губы Виктории дрожали. — И мне… мне больно думать, что ребенок одинок, без любви и внимания или… или…
— Папочка!
Рорк встрепенулся и отпустил ее. Лицо его мгновенно изменилось, осветившись ослепительной улыбкой, совершенно преобразившей его.
