Рут Харрис - Десятилетия. Богатая и красивая
Вечером, когда они легли спать, Дик обнял Барбару.
– Я люблю тебя, ты это знаешь. Я люблю тебя больше всего на свете, – сказал он.
– Я знаю, – ответила Барбара. Линии их жизни все больше расходились, помимо их воли. Волна любви и нежности к Дику переполнила Барбару. Он уже много лет ее муж, и он был хорошим мужем, верным и преданным. Его ценят на работе. И он сделает для нее все, что в его власти. Беда в том, что сама его власть, как и всякая другая, весьма ограничена. Тронутая захлестнувшей ее тоской по всему, что, она знала, было обречено. Барбара взяла инициативу в свои руки и предалась любви.
В служебной переписке между отделами компании появилась, как говорила Барбара, «Высочайшая повестка». Семнадцатого ноября Леон Крэват приглашал ее составить ему компанию во время обеда. В час дня. «Итальянский павильон».
Барбара сделала вид, что она нисколько не взволнована, позвонила своему приятелю в «Лайф» и попросила сделать для нее ксерокопию их досье на Леона Крэвата. На следующее утро посыльный доставил документ «Кто есть кто в американском бизнесе», из которого Барбара почерпнула сведения о профессиональном пути Леона, а также узнала что Леон Крэват женат, имеет двоих детей и живет в Ойстер-Бей на Лонг-Айленде. У него нет хобби и каких-либо посторонних увлечений.
Краткость приглашения Леона Крэвата насторожила Барбару, и она лишь усилием воли заставила себя опоздать к обеду на десять минут. К чему этот обед?
Леон Крэват уже сидел за столиком в углу, перед ним стояла откупоренная бутылка воды. Пока официант усаживал Барбару, Леон Крэват взглянул на часы. От Барбары это не ускользнуло, но она заставка себя не оправдываться и не ссылаться на транспортные пробки.
Пока что ничья.
Не отвлекаясь на обычную в таких случаях обеденно-деловую болтовню, они сделали заказ: омлет «моцарелла» для Леона Крэвата и запеченный окунь для Барбары. Она ждала, когда он сделает первый шаг. И он его сделал, но с неожиданной стороны:
– Как вы думаете, сколько мы платим в год Неду Джареду?
– Не знаю. – Его прямота ошарашила ее. Именно этого он и добивался.
– Тридцать пять тысяч долларов, – сказал Леон Крэват. – А он их вовсе не заслуживает. – Он помолчал и начал есть. – Все дело в том, что его работу фактически делаете вы.
Барбара лишилась дара речи. Откуда это известно Леону Крэвату? Ведь он сидел в своем кабинете на другом этаже в совершенной изоляции от других. Ведь не ясновидец же он, такого не бывает.
– Ведь это так, не правда ли?
– Да, – сказала Барбара. Лгать было бы глупо, но от собственного предательства ей стало нехорошо. Она посмотрела на свою тарелку, где лежал труп рыбы, и отодвинула ее.
– Как вы думаете, вы лично стоите тридцати пяти тысяч в год? – Леон Крэват окинул ее оценивающим взглядом.
– Вы хотите предложить мне место Неда Джареда? – спросила она. Если он позволяет себе грубить, то она тоже церемониться не будет.
– Нет, – ответил Леон Крэват.
– Тогда зачем же вы пригласили меня на обед?
– Хотел с вами познакомиться.
– Следовательно, получили возможность выяснить, стою ли я тридцати пяти тысяч в год? – Барбара решила, что лучше выложить карты на стол. Это было оружие, изобретенное самим Леоном Крэватом, и оно будет эффективнее всего против него самого.
– Вы хорошо владеете собой, – сказал он.
– Благодарю, – ответила Барбара. Было ясно, что Леон Крэват не намерен давать ей окончательный ответ. И лучше на него не давить.
Так, как будто предыдущего разговора и не было, Леон Крэват поинтересовался ее мнением, не стоит ли фирме распустить свое рекламное агентство и переменить рекламную политику.
– Если вы хотите изменить имидж компании, то это лучший вариант, – ответила она. – Если же нет – то не стоит.
Леон Крэват не ответил на ее замечание и подозвал официанта. Барбара молча смотрела, как он подписывает чек своей шикарной золотой авторучкой. Для мужчины у него были слишком маленькие руки, даже меньше, чем у нее, и к тому же обработанные профессиональной маникюршей. Однако маникюр не скрывал того обстоятельства, что Леон Крэват грызет ногти. На какое-то мгновение Барбара попыталась представить себя с ним в постели, но ее воображение не пошло дальше вида этих маленьких ручек с искусанными ногтями у нее на груди. Это было одновременно и волнующее и отталкивающее зрелище.
Леон Крэват проводил ее из ресторана, подозвал такси и помог ей сесть. Захлопнув за ней дверцу, он зашагал в противоположном направлении.
У Барбары было такое чувство, будто она сдала экзамен. Но она не могла понять, по какому предмету, и не знала, сдала ли она его успешно. Она не сомневалась только в одном: ей есть чему поучиться у такого человека, как Леон Крэват.
На Рождество Барбара повезла детей в Пенсаколу. Аннетт была так возбуждена предстоящей встречей с отцом, что в самолете ее дважды стошнило. Кристиан вел себя очень хладнокровно, и казалось, его больше волнует конструкция «Боинга», нежели перспектива повидаться с отцом. Барбара хлопотала вокруг Аннетт, и у нее даже не было времени задуматься, каково это будет – снова увидеться с Диком, да еще на чужой территории.
Когда они сходили с самолета. Дик уже стоял внизу, на солнцепеке. Выглядел он усталым, и Барбара заметила, что он слегка растолстел, над поясом у него появился круглый мягкий животик. Дети побежали и повисли на отце. Дик сдержанно заулыбался, подхватил Аннетт и стукнул Кристиана по плечу. Барбару всегда очень трогало, что с детьми природная сдержанность Дика как бы тает. С ними он вел себя прекрасно, им было очень хорошо с отцом.
– Привет, дорогой, – сказала она, целуя его в щеку.
Дик улыбнулся в ответ, немного щурясь на солнце:
– Машина вон там.
Аннетт рассказывала о школе, а Кристиан – об успехах спортклуба «Никс». Барбара смотрела в окно и думала о том, как она переживет эти две недели в Пенсаколе. На каждом углу был банк и заправка. Американцы везде одинаковы, подумала Барбара: деньги и машины.
Дик подрулил к оцинкованным железным воротам и показал пластиковое удостоверение вооруженному часовому, который проверил его на испускающей голубое сияние фантастической машине и помахал, чтобы они проезжали. Черная асфальтовая дорога вела через лабиринт одинаковых оштукатуренных строений. В неком заранее определенном порядке они были выкрашены в желтый, розовый и голубой цвета. Травы нигде не было: на песчаной почве ничто не растет. Лишь там и здесь торчали одинокие тощие пальмы.
– Мы почти дома, – сказал Дик.
